Дэниел Худ - Наследник волшебника

— Чего только о себе не узнаешь! — воскликнул Лайам. От матушки Джеф не укрылась ирония, прозвучавшая в словах посетителя.

— Не смейтесь, Ренфорд. Это всего лишь значит, что вы не похожи на обычного человека, — и потому я вам кое-что покажу.

Ведьма быстро засеменила ко второй двери, коснувшись по дороге руки гостя. Лайам последовал за ней. Замечание матушки Джеф заставило его призадуматься. В день их знакомства старуха едко заметила, что у него слишком невинное лицо для добропорядочного человека. Теперь же она утверждает, что от него пахнет как от чародея и что весь Саузварк его таковым и считает. Лайаму очень не нравился образ, угадывавшийся за словами старухи.

Комната, в которой они оказались, была просторнее первой. Дальнюю ее часть скрывал полумрак, но Лайаму хватило и того, что он увидел в свете, идущем из дверного проема и бокового окна.

Его взору предстал десяток столов с мраморными столешницами, опорой которым служили каменные тумбы. На трех из них недвижно лежали тела каких-то людей.

— Это и есть ваша мертвецкая? — спросил, скривившись, Лайам. Его покоробил не вид мертвых тел — он их повидал предостаточно, — а мысль о том, что матушка Джеф вынуждена проводить в таком соседстве чуть ли не все свое время.

«Это же все равно что жить на кладбище», — подумал он, но старуха весело рассмеялась.

— Все не так плохо, Ренфорд! Их не всегда бывает тут много, да и обычно их вскоре уносят. Редко какой пролежит здесь больше недели. А я должна находиться поблизости, чтобы поддерживать действие заклинаний.

— Заклинаний?

Лайам подошел к ближайшему трупу. Голый мужчина с распухшим лицом лежал на спине, покрытая татуировкой кожа его уже стала синеть. В мертвецкой было прохладно, но не настолько, чтобы предотвратить разложение безжизненной плоти; тепло камина все-таки просачивалось сквозь стену.

— Чтобы поддерживать их свеженькими — понимаете? Если позволить им гнить, они станут смердеть на всю городскую площадь.

Собственное замечание вызвало у матушки Джеф новый приступ веселья. Лайам заметил лежащий между ног покойника маленький узелок и указал на него. Ведьма кивнула.

— Да, это моя работа. Если постараться, я могу месяц удерживать покойника от разложения. Не каждая ведьма может такое. Но я привела вас сюда не за этим. Видите вон того шельмеца?

Старуха указала на самое дальнее тело — его отделяли от двух других мертвецов четыре пустых стола. Лайам подошел к покойнику. Это был мужчина, невысокий, худой и, если судить по тонким рукам и плохо развитым мышцам, не отличавшийся физической силой. На лице его застыло безмерное изумление, рот был распахнут в безмолвном вопле; щель в груди указывала, куда вошел нож.

— Как по-вашему, кто он?

Лайам вгляделся в лицо покойника, потом осмотрел руки. Затем, чтобы доказать себе, что атмосфера мертвецкой нисколько его не волнует, он потянулся и поскреб пальцем ладонь мертвеца.

— Мелкий чиновник.

Ведьма просияла.

— Почему вы так решили?

— Мозолей нет — только на подушечках пальцев, мускулатура не развита, шрамов нет. Ничего общего с тем моряком, — он указал на татуированный труп.

Матушка Джеф радостно закивала:

— Верно! Вы даже проницательнее, чем говорит Кессиас.

Лайам опустил голову. Похвала и обрадовала, и огорчила его.

— Но я хотела показать вам не это. Тут есть кое-что еще. Смотрите внимательно.

Ведьма закрыла дверь. Теперь единственным источником освещения осталось лишь окно с давно не мытыми стеклами, едва пропускавшими тусклый дневной свет. Прошелестев подолом широкой юбки, матушка Джеф вышла на середину комнаты и вскинула руку. На ее ладони, повернутой к потолку, вспыхнул синий светящийся круг, затем этот круг стал разрастаться в плоскости, параллельной плоскости потолка, отбрасывая свечение только вниз и постепенно заполняя им нижний объем помещения. Лайам был намного выше старухи, ему стало казаться, что он стоит по горло в синей прозрачной морской воде, заполненной фосфоресцирующими рачками. Матушка Джеф медленно опустила руку. Уровень свечения стал понижаться, пока не замер примерно в футе над мрамором прямоугольных столешниц.

— Смотрите на лица, — велела ведьма. Лайам зачарованно повернулся.

— Что вы хотите… — начал было он и тут увидел, что из уст мертвецов вырываются крохотные язычки пламени. Они то завивались колечками, то вытягивались в ровные струйки. Так дышат драконы, ошеломленно подумал Лайам. И вдруг сообразил, что не знает, умеет ли дышать огнем Фануил. И тут же загнал неуместную мысль в глубины сознания.

— Это души усопших, — сказала ведьма. Голос ее звучал приглушенно, почти что благоговейно. — До тех пор, пока эти тела не похоронят, не сожгут или еще каким-нибудь способом не переправят в серые земли, их души будут гореть в ожидании своей участи. А теперь смотрите сюда. Лайам повиновался и тут же заметил, что изо рта обособленно лежащего мертвеца никакого пламени не исходит.

— Видите?

— Пламени нет.

— Нет пламени — нет души. А это значит, что дух этого малого сейчас бродит по Саузварку.

Ведьма резким движением сжала кулак, и синее свечение мгновенно рассеялось. Лайам потер глаза. Перед глазами у него плавали синие искры.

— Дух, потерявший свое тело, не знает покоя, пока не отыщет пропажу. Труп этого бедолаги был найден в Щелке, — продолжала матушка Джеф, указав на окно, — буквально в нескольких ярдах отсюда, и я надеялась, что все утрясется, но…

Ведьма тяжело вздохнула.

— А часто такое происходит? — спросил Лайам, всматриваясь в лицо мертвеца.

— Довольно редко, но все же бывает. Наверняка его убили, чтобы ограбить. В Щелке и днем-то темно и опасно, а уж ночью… Там случается всякое, несмотря на все старания Кессиаса. Когда смерть внезапна, дух далеко отлетает от тела. Тут потеряться немудрено.

Лайам вздохнул, отошел от покойника и прислонился к пустому столу.

— Похоже, эта зима в Саузварке начинается с не очень веселых вещей. Тут тебе и две кражи, правда, одна неудачная, и комета, перепугавшая Кессиаса, и этот труп, лишенный души…

Ведьма покачала седой головой.

— Прибавьте сюда еще новоявленную богиню… — Ведьма хмыкнула и придвинулась ближе к Лайаму. — Я вам вот что скажу. Назревает что-то серьезное. Посерьезнее всех ваших краж, и этого всеми покинутого покойника, и хвостатой звезды.

Старуха прихватила свечу и набросила на плечи шаль. Она была столь любезна, что проводила гостя до выхода из здания, но, уже отворив дверь, внезапно преградила ему путь.

— Спасибо вам, матушка Джеф, — сказал Лайам. — После столь содержательной беседы я уже не могу с уверенностью сказать, что чародеи мне больше по нраву, чем ведьмы.