Станислав Гагарин - Вторжение

— Так оно и есть, понимаешь, на самом деле! У вас математика творит мир, реализует созидательные возможности карандашом на бумаге. Но поскольку сама Природа математична, ее можно вычислить, уловив закономерности, которым она подчиняется. Но кажется мы подъезжаем к населенному пункту?

— Это город Одинцово, — пояснил сочинитель.

— Да-да, — встрепенулся Сталин, — это я помню… Тут неподалеку находилась моя рублевская дача. Дальняя…

— К даче необходимо свернуть налево… Хотите заехать?

— Как-нибудь в другой раз.

Он склонился к уху писателя и, дыша запахом табака, спросил:

— Вам дорог этот человек?

Сталин повел глазами в спину Вадима Казакова, молча припавшему к рулю.

— В каком смысле?

— Через двадцать минут он умрет.

— Как?! — вскричал писатель. — Тогда едем назад…

— Бесполезно, — покачал головой вождь. — Ваш приятель обречен… Но есть, понимаешь, выход. В конце концов, а ля гер ком а ля гер. Это я по-французски. На войне, мол, как на войне. Откуда его удобнее отправить домой?

Автомобиль по прозвищу Машка уже добрался до госпиталя ракетных стратегических войск и свернул направо.

— Вадим, — обратился к водителю Станислав Гагарин, — останови, пожалуйста, у автобусной остановки.

«Его собираются убить? — подумал писатель. — Кому помешал этот как будто бы порядочный человек, честный работник и безобидный философ?»

Он вспомнил, как после завтрака и угрожающего звонка сразу подумал о Казакове, едва Сталин сказал: нам необходимо срочно выехать в Москву. Хорошо было бы подключить к этому и Николая Юсова, мужа Елены, но вечером молодые предупредили: уйдем в гости к Ирине и Саше Котовым. Конечно, они пока дома, рано ведь, десяти часов нету, а все-таки не стоит их будоражить. Если он заберет Колю в Москву, Ленка снова не будет разговаривать с мужем неделю. Так уже было, когда Николай несколько суббот и воскресений подряд помогал тестю, кандидату в народные депутаты России, в предвыборной заварухе.

«Да и опасность не исключена, — подумал Станислав Гагарин. — Судя по решительности вождя, дело с ломехузами пахнет керосином. Несправедливо будет, если Лена осиротеет. Мне-то хрен с ними, опасностью и риском».

Писатель не лукавил перед собой. Он и в самом деле не боялся ни Бога, ни черта, хотя и не был безрассуден, не лез на рожон. Но вовсе не потому, что кого-либо или чего-нибудь остерегался. Станислав Гагарин принципиально противился любому экстремизму, старался быть честным и справедливым к людям, не морщился ни при запахе серы, ни ладанном аромате, и вообще опирался в житье-бытье на категорический императив Канта и бессмертные слова Гете: Werde oler du Bist — Будь самим собой.

— У вас не найдется лишней одежды? — спросил тогда Иосиф Виссарионович. — Не хотелось бы… Ну вы понимаете.

— Да, вас немедленно узнают. Но вот размер… Мои вещи будут великоваты.

И Станислав Гагарин снова вспомнил о Вадиме Казакове, фигурой и ростом тот как раз походил на вождя.

И еще одно ценное качество имелось у Вадима. Порой он любил поговорить на философские и, в последнее время особенно, на экономические темы. Но когда дело касалось чьих-то секретов, то здесь Вадим Казаков расспрашивать не будет… Появился у Станислава Семеновича Вождь всех времен и народов в квартире — значит, так надо. Объяснит хозяин — хорошо. Не станет — время не приспело. И, по-видимому, есть у писателя некие соображения, он лучше знает, когда посвятить соратника и сослуживца в необыкновенную тайну.

«А во что посвящать? — усмехнулся Станислав Гагарин. — Кроме легенды о Звезде Барнарда мне ничего неизвестно. Может быть, это глобальный розыгрыш. И никакой у меня в гостях не пришелец, а просто загримированный чудак, скорее всего, от компании ломехузов, у которых, правда, нет пока никаких формальных зацепок числить меня в числе недругов».

— Вадим, — сказал он в трубку, набрав четыре цифры внутренней связи, — как Машуня поживает? Есть срочное дело.

— Автомобиль в порядке, — невозмутимо ответил Казаков. Писатель и ценил его за эту невозмутимость тоже. Надежный, истинно, флотский кореш Вадим Георгиевич! — Правда, обувку этот козел обещалкин, Чибисов, то есть, так и не выделил пока. Так что…

— Позвоню Виктору Петровичу в понедельник, — нетерпеливо вклинился сочинитель. — А пока иди к машине, мы сейчас подойдем.

Он вспомнил, что шляпа Вадима может оказаться тесной для гостя, пусть наденет его, Станислава Гагарина, куртку с капюшоном. Нет, шляпу тоже примерит, пусть даже будет просторнее. Нынче мешковатая одежда меньше бросается в глаза, нежели шмутка в обтяжку.

Сгодилась и куртка, и старая писательская шляпа серого цвета. Сталин облачился во все это с полным равнодушием к собственной внешности, и Станислав Гагарин подумал, что несмотря на сверхзнание, которое вождь получил от Зодчих Мира, и его приобщение, сие уже чувствовалось, к диалектике, в житейских привычках Иосиф Виссарионович остался верен тому аналогу, который родился на Земле почти сто одиннадцать лет назад.

«Да, — подумал писатель, — вовсе не случайно меня, пятидесятилетнего, вождь зовет молодым человеком. Впрочем, не пей он водки едва ли не каждый день, не запивай ее, водяру, вином и не балуйся табачищем, мог прожить до нынешнего дня. Интересно, завязал ли он с Жидким Дьяволом?»

— Завязал, — коротко бросил Сталин, мельком взглянув на себя в зеркало между двух настенных ламп и надвигая шляпу на глаза. — Я готов, товарищ. Как вы считаете, меня не узнают?

…Теперь, когда Вадим приткнулся к обочине напротив автобусной остановки «Госпиталь», и писатель вышел из машины, а Сталин последовал за ним, оба они пожали Казакову руку.

— Вернись к Римме Прокофьевне, Вадюша, — сказал Станислав Гагарин. — Спасибо, но с Машкой мы управимся сами.

Сочинитель не умел водить машину, и насколько ему было известно, Сталин не обладал этим искусством тоже. Но его странным образом не озадачило сие обстоятельство, и Станислав Гагарин, как должное воспринял согласный кивок Вадима, который тут же, не мешкая, перебежал дорогу: показался автобус на Власиху.

День был пасмурным, холодным и вселенски мерзким.

Над головами и уже хорошо видными отсюда домами улицы Северной беспорядочно ворочались свинцово-грязные тучи, из которых можно было ожидать и снега, и неприятно стылого дождя.

Станислав Гагарин посмотрел, как подвалил к остановке власихинский автобус, как засуетились его земляки, норовя побыстрее войти в теплое чрево бело-синего пузана, за лобовым стеклом которого сидел равнодушный ко всему на свете пожилой водитель.