Башня Авалона - Майк Омер

него. Всё верно; помимо всего прочего, я конченая неудачница.

– Да, я поехала в отпуск одна. Хотя это не твое дело…

– Насколько я помню, ты уже давно в отпуске, – бормочет он.

– Так мне рассказывать или нет? – резко спрашиваю я.

Видимо, не стоит сообщать, что накрылся мой шикарный отдых, на который я копила пять лет, питаясь покупными хлопьями. Меня так и подмывает крикнуть Рафаэлю, что из-за того, что он похитил меня, пять лет пошли насмарку. Но я этого не делаю.

– Если хочешь знать, Рафаэль, я увидела этих полуфейри в окно ресторана. Пока догадалась, кто они, кто-то уже начал следить за нами. И я почувствовала себя соучастницей. Вокруг ходили патрули фейри. Беглецы выглядели такими испуганными, а я не выношу, когда люди испуганы… – В памяти всплывают вопли матери: якобы по ее коже ползают насекомые. Я откашливаюсь. – Поэтому я притворилась гидом, а они – моей группой. И привела их на причал.

– И это всё? Просто взяла и привела их ко мне?

– Это было не так-то просто, – огрызаюсь я. – Одна из нашей группы, Вена, запаниковала и убежала. Патрульные фейри окружили ее и перерезали горло. Вот почему я не хотела, чтобы ты бросил остальных. Фейри казнят прямо на улицах.

На лице Рафаэля не дрогнул ни один мускул:

– Когда они ушли из Броселианда, их было четырнадцать. К нам добрались одиннадцать плюс еще один незапланированный. Итого семьдесят восемь процентов. Показатель выше среднего. Это успех.

У меня перехватывает горло. Как-то бездушно говорить о Вене в процентах. Я совсем ее не знала, но где-то родные будут оплакивать ее смерть…

Светлые глаза Рафаэля прикованы к моему лицу.

– Я знаю, о чем ты думаешь, но идет война. На ней есть жертвы. Мы должны думать о живых. И сейчас мне нужно точно знать, что произошло. Может быть важна любая мелочь. Давай с самого начала. Где ты их увидела? Почему вообще с ними заговорила?

Я перебираю в памяти каждую деталь. Драгоценный камень. Женщина, высунувшаяся из двери дома. Два красных дракона, парящих над головами. Как мы спрятались за Завесой…

– Остановись. – Рафаэль взмахивает рукой. – Что значит «спрятались за Завесой»? Она несет смерть всем, у кого нет сферы, а таких в мире всего несколько.

Я пожимаю плечами:

– Эта часть Завесы не была смертоносной.

Он пристально смотрит на меня, его лицо превратилось в бесстрастную маску:

– Я в курсе, как работает магия, а ты – явно нет. Нет безопасных частей Завесы. Ни одной.

Я развожу руками:

– Ну раз я здесь, значит, они существуют.

Его глаза темнеют:

– Вся Завеса смертельно опасна.

Я противоречу Рафаэлю, и ему это не нравится.

– Ты просил рассказать, что произошло, и я рассказываю… Завеса окутала меня, словно проголодалась. Но когда я оказалась внутри, жужжания больше не было. Никакого покалывания на коже, как обычно бывает рядом с барьером.

Рафаэль напрягается:

– Никакого… жужжания. Ты слышишь рядом с Завесой жужжание?

– Да, потому что она жужжит. Потом ко мне внутри Завесы присоединились остальные, и с ними тоже ничего не случилось. И было тихо. Никакого жужжания.

Взгляд Рафаэля становится таким ледяным, что по мне бегут мурашки.

– А если я спрошу остальных, они подтвердят, что так и было?

– Я ничего не выдумываю, – с излишней горячностью уверяю я. По правде говоря, иногда я сама не понимаю, что реально, а что нет.

– Ладно… Погоди минуту. – Рафаэль встает, и я вдруг вспоминаю про его невероятный рост. Ему приходится наклонить голову, чтобы выйти из каюты.

Я остаюсь ждать и прокручиваю в голове его слова. Его снисходительность просто неподражаема.

Такая, как ты…

Я помню тебя… и твою мать.

Сколько презрения…

Встаю, держась за живот, и бросаюсь к двери. Боюсь, у моего праздничного торта вот-вот появится шанс опять оказаться снаружи. Распахиваю дверь. Облака потемнели и стали пурпурно-серыми. Беглецы сидят на палубе, я проталкиваюсь сквозь них к леерам.

Пронзительный испуганный голос громко отдается в голове. Мы умрем, мы умрем, спасения нет, они схватят тебя. МЫ УМРЕМ!

О черт, только не это… Опять. Вот почему мой врач советовал избегать стресса. Я не избежала, и теперь голоса возвращаются.

Оборачиваюсь, проверяя, правда ли рядом кричат. Но никто на палубе даже не шевелит губами.

В голове раздается истошный вопль. Уговариваю себя, что это не взаправду, но все равно становится страшно. Сердце сжимается.

МЫ УМРЕМ!

– Нет, мы не умрем, – бормочу я, зажимая уши руками и закрывая глаза. – Нет! Прошу, заткнись. Я не умру. – Тошнота и крики заполняют меня. – Прекрати орать у меня в голове!

Голос замолкает. Наступила полная тишина.

Я снова открываю глаза. Все уставились на меня. Рафаэль стоит рядом, сдвинув брови. За последние двадцать секунд я не выросла в его глазах, это уж точно.

Вивиан впивается в меня взглядом:

– Она что, под кайфом?

Ах, если б все было так просто…

Хочется спрятаться от их взглядов. Я возвращаюсь в каюту капитана и рывком открываю дверь, держась за живот. Конечно, это непременно должно было произойти. Прошло уже несколько недель с тех пор, как я в последний раз слышала голоса, – и начала надеяться, что теперь они действительно исчезли. Мне никогда не ставили диагноз, ничего такого. Потому что голоса – единственный симптом. Кроме них, у меня нет расстройства мышления. Мой врач считает, что десять процентов населения слышат голоса: это как-то связано с подсознанием и эволюцией человека. И это не обязательно плохо. Просто другие люди слышат лишь мягкий шепот, а мои звучат слишком громко.

Тишину в голове гарантирует только полное отсутствие стресса, когда я просто сижу в комнате и читаю. Поэтому книжный магазин для меня – идеальное место работы.

В каюте падаю в кресло и с ужасом жду возвращения Рафаэля. До этого я надеялась, что его следующей фразой будет что-то типа «прости, ты была совершенно права насчет Завесы, ты мыслишь абсолютно трезво». Теперь я не уверена, что он так скажет. Дверь со скрипом открывается, я оборачиваюсь, ожидая увидеть Рафаэля.

Вместо него в каюту неторопливо входит женщина в желтом платье. Медная кожа сияет в мягком свете, миловидное личико обрамляют темно-каштановые локоны. В руках у нее изящная фарфоровая чашка с блюдцем. Женщина обезоруживающе улыбается, и я улавливаю аромат бергамота. Мой желудок снова бунтует.

Она смотрит на меня из-за чашки с чаем. На ее шее красуется причудливая татуировка в виде виноградной лозы, спускаясь за ворот платья. Женщина прихлебывает чай:

– Добрый вечер.

По-прежнему пытаясь успокоить бешеное сердцебиение, я смотрю на нее, и тошнота