Цепи Эймерика - Валерио Эванджелисти

давно служил инквизиции и насмотрелся всевозможных ужасов, но тут почувствовал, как внутри все похолодело. И принялся лихорадочно чертить пальцем крест на поле́ плаща. Это помогло ему хотя бы немного прийти в себя.

Опомнившись, инквизитор кинулся к писцу. Тот, единственный на площади, не хохотал как сумасшедший. Оттолкнув крестьянина, Эймерик наклонился к Бернье.

– Это что еще за уродец? – прошептал он.

– О, таких тут полно. Приходит сюда почти каждый день. Местная легенда.

Не обращая внимания на ругань крестьянина, упавшего на свой мешок, инквизитор стал протискиваться между собравшимися, надеясь подойти к человеку с ослиной головой поближе. Однако того окружало плотное кольцо хихикающих мальчишек. Уродец морщился, покачивал мордой из стороны в сторону и закатывал выпученные глаза, никак не реагируя на насмешки. Вдруг по толпе пробежал ропот; крики и хохот стихли. «Сеньор Семурел», – с большим уважением сказал хорошо одетый купец, стоявший рядом с инквизитором.

В дальнем конце площади появилась четверка солдат со знаменами Шалланов. Следом за ними ехал всадник, полностью одетый в черное.

Раздавая направо и налево удары плоской стороной мечей – кому по спине, а кому и по голове, – солдаты быстро разогнали мальчишек и слишком любопытных взрослых, потешавшихся над чудовищем. Потом окружили его, взяли под руки и увели, свернув в переулок. Мужчина на лошади еще раз оглядел толпу предостерегающим взглядом и исчез вслед за ними. Постепенно все успокоилось, люди и животные вернулись к своим делам.

Под впечатлением от увиденного, Эймерик снова хотел подойти к Бернье, но передумал, вспомнив о косматом мужике с мешком. Решил просто побродить по площади и послушать – вдруг какая-нибудь мелочь окажется полезной. Походка инквизитора выдавала сильное волнение.

Когда церковный колокол пробил Шестой час, Эймерик отправился к замку Уссель, ведя коня под уздцы. Он полагал, что Эбайл уже предупредил кастеляна и тот приготовил комнату, где можно будет отдохнуть в тишине от назойливых мыслей.

Церквушка Сен-Клер, о которой говорил Бернье, стояла на другом берегу реки, на небольшом возвышении; дальше дорога забирала вверх и вела к замку. Эймерик толкнул скрипучую дверь. В церкви не было украшений и ни одного распятия на стенах из пористого камня. Алтарь, даже без табернакля, представлял собой простую гранитную плиту с природными вкраплениями селитры. Перед ним стояла единственная скамеечка для коленопреклонения, на которую через окно без стекол падал свет. Вот и все убранство.

Сложно представить, что здесь каждую ночь проводилась служба. Стараясь не скрипеть дверью, Эймерик вышел из церквушки и, пройдя по деревянному мостику, начал подниматься на холм; конь шел следом.

Погода стояла прекрасная. Белоснежные вершины далеких гор, окружавших Шатийон, ярко искрились на солнце. С каждым шагом все шире открывалась панорама деревни среди пятен мрачной зелени лесов и заросших кустарником просторов. Эймерик разглядел ощетинившийся знаменами строй всадников, которые спускались от замка Шалланов и устремлялись на другой берег сверкающей ленты реки – очевидно, Эбайл в сопровождении многочисленной свиты отправился в Фенис.

Как бы прекрасна ни была природа в своей безмятежности, Эймерика она не трогала – на его мрачном лице лежала печать холодной решимости. Теперь он знал, что ересь прочно укоренилась в Шатийоне. Необходимо лишь выяснить, многие ли заражены ею, и действовать в соответствии с этим. Очень бы не хотелось, но, видимо, придется применять жесткие – даже жестокие – меры. Поэтому инквизитор заранее пытался свыкнуться с ролью, которую вынужден будет играть, чтобы ни сомнения, ни слабость не помешали ему исполнить свой долг.

Тем временем он добрался до подножия скалы. В отличие от замка Шалланов, построенного скорее для жизни, чем для обороны, Уссель выглядел как мрачное орудие войны. Он напоминал каменную коробку с редкими маленькими окошками-бойницами и несколькими сторожевыми башенками – круглыми и четырехугольными. Ни один орнамент не украшал стены этого массивного строения, которое словно вросло в скалу, выдерживая постоянную ярость ветра.

Кастелян лично вышел поприветствовать гостя. Инквизитор без труда узнал в нем того самого Семурела, который двумя часами ранее спас от хохочущей толпы уродца с ослиной головой. Семурел был крепко сложен, но довольно строен, а его лицо с аристократическими чертами выражало сердечность. На облегающем черном камзоле был вышит простой и довольно незатейливый герб.

– У меня очень мало прислуги, – сразу извинился перед инквизитором кастелян. – Всего лишь несколько солдат. Эбайл де Шаллан предупредил меня о вашем прибытии, и я сделал все возможное, чтобы вы разместились здесь с удобством.

– К этому я не слишком требователен, – ответил Эймерик. – Но вам придется подготовить комнаты для моих людей, которых я жду завтра.

– Сколько их будет?

– Восемнадцать. Десять солдат с капитаном, нотариус, трое доминиканских монахов и трое… – Эймерик постарался подобрать слова… – служителей правосудия, двое из которых совсем юнцы.

– Хорошо, – кивнул Семурел. – Я переведу большую часть караула в замок Шаллана, тогда здесь освободятся жилые комнаты для всех.

– Весьма вам обязан.

Передав лошадь конюху, стояшему с совершенно тупым выражением лица, и зайдя в ворота, Семурел повел инквизитора по темному коридору, расписанному на редкость уродливыми фресками. Несколько солдат, которые сидели на корточках у сырых стен, громыхая доспехами, поднялись на ноги.

Кастелян остановился перед винтовой лестницей, довольно ветхой на вид.

– Наверняка, отец, вы рассчитывали на лучшее.

– Нет, нет. Все в порядке.

Эймерик не кривил душой – он действительно привык довольствоваться только самым необходимым. И голые стены просто обставленных комнат предпочитал роскоши Папского дворца, которая вызывала у него болезненное ощущение.

К счастью, приготовленная для инквизитора комната на третьем – и последнем – этаже полностью соответствовала его вкусу. Матрас из конского волоса лежал на небольшом возвышении, балдахина не было; вдоль стен – несколько сундуков и табуретов; у большого двустворчатого окна – сундук и письменный стол. Более чем достаточно.

– Вы окажете мне честь, если поужинаете со мной, – сказал Семурел, когда пожилой слуга положил возле кровати увесистый мешок с книгами.

– Это вы окажете мне честь, – Эймерик едва сдержался, чтобы прямо сейчас не расспросить кастеляна о человеке с ослиной головой. – Только прошу поужинать после вечерни. У меня еще есть кое-какие дела в деревне.

– Как вам будет удобно.

Семурел ушел, а Эймерик развязал мешок и углубился в изучение книг. Он все еще читал, когда вошедший слуга объявил, что его спрашивает молодой человек.

– Уже вечерня? – удивился инквизитор. – Сейчас спущусь.

Бернье ждал его у входной двери верхом на муле, таком же худосочном, как и его всадник. Приведя лошадь, Эймерик вместе с юношей стал спускаться с холма к реке и церквушке между двумя рядами высоких деревьев. Предзакатное солнце расцвечивало пышную растительность красноватыми бликами.