Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

это… взять сквозник, связаться с Грызи. Пояснить ей насчёт Птахи.

Только вот мы не можем. Потому что Грызи принесётся сама, а она…

Не одобрит, в общем.

Мы в тупике. Вонючем, как струя гарпии. И не из-за незнания, — что делать.

Тупик в том, что знаем.

Мы все знаем — и в этом загвоздка. Потому что нас же не трое на этом судебном заседании. И молчания четвёртого — того, который уткнулся в собственные пальцы так, будто собрался молиться — я не слышу.

У Морковки обычно по лицу можно прочитать все мысли за сутки. Так что я его неплохо чувствую и предугадываю. Только вот теперь Янист молчит с другим лицом — отрешённым и пустым. И вир знает, что скажет и сделает.

Пинаю Пухлика взглядом. Может, лучше просто услать малого отсюда? Чтобы не впутывать. Или чтобы не мешал.

Пухлик косится на Яниста и отвечает взглядом:

— Боженьки, да он же и не уйдёт. И непременно что-нибудь отчебучит в своей манере.

Не успеваю согласиться с Гроски. Даже взглядом. Янист медленно разжимает стиснутые пальцы. Поднимает глаза на меня.

– Я знаю, что делать.

Голос сиплый, но уверенный. И глядит малый спокойно.

– С девочкой. Я… знаю, где ей будет безопасно.

Понимание плещется. Звенит, как дальняя песня сирен. Пухлик, поймав взгляд Яниста, чуть расслабляется в кресле. Опускает подбородок.

– Лучший вариант. Вызову Фрезу, а ты помоги-ка девчушке собраться. Все личные вещи. Одежду. Понимаешь, да?

Мог бы не спрашивать. Его Светлость встаёт. Глядит он теперь на меня, и на лице у него то самое знание, а ещё колебание, предупреждение и куча всего, не пересмотришь. Пару мигов кажется, что он всё-таки заговорит, попросит…

Но он только кивает нам на прощание.

Эпилог

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

— С девочкой будет всё хорошо.

Лёгкая туманная дымка плывёт над Рубежной рекой. Широкой и ленивой в рассеянном предутреннем свете. Веет медвяной росой, и кажется — если откинуться и вслушаться, услышишь радостные вздохи растущих трав.

Учитель Найго набивает длинную трубку. Раскуривает, старательно заслоняясь от налетевшего ветерка. Поджигает он её, соединяя две тонкие палочки, которые тут же воспламеняются на конце. В Тихой Долине не работают поджигающие артефакты. Интересно, откуда это приспособление? Раньше я его не замечал.

Многого я не замечал раньше.

— Вы курите трубку по-моряцки.

— По-пиратски, без воды, — учитель затягивается. Откидывается назад, прижимаясь спиной к одряхлевшему дубу, который гордо высится на обрыве над берегом. — В молодости я провёл пару лет в Велейсе. Там и нахватался скверного. Всё собираюсь бросить, и в долине как-то получается, а за её пределами…

Мы смотрим на затянутую кисеей тумана реку внизу. На песчаном берегу слева высится сарай для лодок. Сторожка. А дальше причал. И точно такая же картина за широкой кромкой воды.

Возможность для торговцев вести дела с Алчнодолом на безопасном берегу. А для жителей Долины — выбираться за её пределы. Переправа через Рубежную, отделяющую Чистую долину от мира Камня. Мира… грязи.

Если сощуриться как следует — в дымке можно уловить прихотливую ленту дороги. Дорога идёт от пристани вверх, вихляет и скрывается в буковой роще. Колеистая, натруженная — она затем стекает вниз между холмами, ведёт мили три мимо сочных лугов и величественной дубравы. Покуда не приводит к озёрной долине с домами и огородами. У домов резные подоконники и украшения над дверями — потому что в общине трое опытных резчиков по дереву. И ещё есть храм…

Настывший камень в груди становится чуть теплее, когда я думаю, что в одном из этих домиков будет жить теперь маленькая Сапфи. Пение которой больше никому не будет угрожать.

— С ней будет всё хорошо, — покосившись на меня, повторяет учитель Найго. — За сирот у нас отвечают Эльма и Тиа, ты же помнишь.

Тётушка Эльма — громкоголосая, широкая как солнце, и всегда сыплет шутками, а из её горячих рук вечно сыплются то яблоки, то медовые соты. И Тиа из Ирмелея — лёгонькая, серьёзная, с запасами неистощимого терпения и неистощимыми же историями из книг — говорят, знатного рода… Обе пришли в общину Единого извилистыми путями, и я помню, как они возились с ребятами, которых доставил в Алчнодол я.

— Муж Эльмы, конечно, помогает с детьми тоже… но они не задерживаются в Гостинном доме. По домам разбегаются — Йезер не писал разве? Я напоминал ему.

— Писал.

Йезер Глазастик был старшим из тех, с кем мне пришлось пробиваться в Долину. «Пустой элемент», сирота, да ещё ослепший на один глаз — он в двенадцать лет был удивительно самостоятельным и рассудительным. Помнится, поразил тётушку Эльму при встрече хозяйственным баском: «Э, мать! Починить, мож, надо чего?»

— С уроков разве что сбегает, ну, это… скучно ему. Зато наши резчики говорят, и руки золотые. А вот Таша рванула в науках…

Учитель Найго попыхивает трубкой, рассказывая о Долине. О моих ребятах. Других ребятах. И новых жильцах. Я смотрю в его профиль — словно кованный из золота и серебра на фоне дымчатого утра — и слышу то, что за голосом.

Новые жильцы — новые хлопоты… много, много, и «пустых элементов», и беженцев, и тех, кто просто захотел покоя в Чистой Долине… кто готов согласиться с тем, что магия требует слишком большой платы. И уверовать, и успокоиться.

Успокоиться. Нужно успокоиться, говорит голос учителя. Выдохни и успокойся, пока я расскажу тебе о наших соседях-даарду, которые тоже сбежали в Алчнодол и строят свою общину. О Хаате и её рейдах за всё новыми сородичами, страдающими от Всесущего. Послушай, ученик, послушай, дай себе роздых — всё хорошо, слышишь, маленькой Сапфи здесь будет хорошо…

— Ты говорил, она петь любит?

Теперь она сможет петь. По-настоящему. Без опаски причинить боль. Кажется, она поняла это, хотя во время сборов и по пути я пытался объяснить ей слишком путано и сбивчиво.

К тому, что ей нельзя больше оставаться в поместье, девочка отнеслась с пониманием. Только с некоторым удивлением: «А тот, охотник — он меня не… Он разве передумал?» После помогала собрать вещи: «Вот там, на полке ещё… это из Даматы игрушка, это папа подарил». Боязливо кивнула Фрезе — та подмигнула, поднимая в воздух сундук и два объёмистых узла.

— Каталась под водой, малая? Сейчас проедемся.

Потом мы бежали по лестнице, и я твердил: «Не смотри, не смотри» — в коридоре и на