Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова

моей жизни его рядом не было! Я почти полностью утратил в него веру. Только вот ваши слова снова напомнили мне о нем, да и то смутно.

– Пути единорогов неизвестны нам, но все же не теряй веры. Ты хочешь еще что-то у меня спросить?

Артур задумался. Перед ним стоял старый летописец, Арио Клинч, автор могущественного Последнего слова, тот, кто противостоял однажды Сури и тот, кто подставил его семью, обрекая Иоанту на гибель. Лжец и вместе с тем правдолюб, жестокий и вместе с тем милосердный: кем же он являлся в действительности? Весьма неоднозначная личность, но есть ли вообще в этом мире хоть что-то однозначное? Артур все же полагал, что есть.

– Вы боитесь Теней? – спросил вдруг он. Арио Клинч отвел глаза и посмотрел на склеп, загадочно поблескивающий в свете утреннего солнца.

– Их я не боюсь, но страшусь своего сердца, ибо оттуда вся тьма и проистекает, – отозвался, наконец, Арио Клинч, а затем сказал:

– Мы задержались в мире мертвых, а между тем нас ждут живые. Никогда не трать на ушедших более времени, чем на тех, кто рядом, ибо с первыми ты однажды встретишься, а вот последних вполне можешь потерять. Иди прямо по склону к родовой башне: ты отсюда увидишь ее, она самая высокая. Отыщи друзей. Мы накормим вас у очага предков, дадим последнее назидание и отправим на спинах ирбисов туда, куда вы им прикажете. А я с тобой расстаюсь; вряд ли мы еще свидимся.

С этими словами Арио Клинч вежливо кивнул Артуру в знак прощания и вновь взяв в руки метелку, принялся невозмутимо обмахивать улицы, словно и не состоялся минуту назад столь важный для них обоих разговор.

Глава 22 Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали

Про них на какое-то время забыли. Они с Тином лежали в запыленной, пропахшей смолой комнате, связанные и беспомощные. Впрочем, Даниел вовсе не огорчился подобной невнимательности со стороны захватчиков. В глубине души он все же лелеял мечту, что друзья вот-вот придут им на выручку, освободят, спасут. То, что Тин выразил словами, – немного наивными, но удивительно ободряющими, Даниел держал у самого сердца, и надежда согревала его изнутри. Он отчаянно старался не думать о плохом. Однако, когда в воздухе появился запах удушливой гари, а глаза начали слезиться от дыма, ибо Таровилль горел в огне, Даниел с отчетливой ясностью понял: все кончено. Город будет уничтожен; но за что полидексяне так зверствовали? Да, пусть Таровилль не самое прекрасное место для жизни, да, он являлся средоточием обманщиков и пороков, да, путникам лучше было сюда не забредать, но все же он не заслуживал столь печальной участи. Сыну академиков было искренне жаль людей, а более всего – Ранди, ибо ее он успел худо-бедно узнать.

Себя с Тином он тоже истово жалел, ибо понимал, раз города не станет, то полидексяне отправятся в путь и заберут их с собой. Где же тогда найдет их Артур? Панический страх одолевал юношу, боявшегося всего на свете, а когда про их с Тином существование все-таки вспомнили и с грубыми понуканиями погнали на улицу к телеге, Дана стали одолевать тревоги иного толка. Он вдруг серьезно задумался над целью пленения: наверняка их хотят в будущем использовать как заложников, либо информаторов. Полидексяне могли считать, что они, как коренные беруанцы, знают, где расположен секретный ход на дерево. Вероятно, они также рассчитывали на точную информацию о месторасположении Троссард-Холла. Короче говоря, ребят ждала весьма незавидная участь: как следовало себя вести? Даниел никогда не считал себя героем; в детстве он любил читать исторические хроники, где авторами воспевались храбрецы, обладающие стальной волей и безупречной выдержкой. Такие могли запросто скалиться врагам, изящно огрызаться, горделиво идти на смерть, претерпевать боль сквозь стиснутые до хруста зубы, и до самого последнего вздоха отстаивать свои принципы. Обычно Даниел даже боялся представить себя на месте этих железных смельчаков, одна только мысль о них заставляла его внутренне содрогаться. И вот теперь он сам оказался в подобной ситуации, да еще и не один, а с лучшим другом. Не даст ли он слабину?

Когда они сидели в телеге, ждали всеобщего отправления и с тоской наблюдали, как безжалостный красный змей пожирает шатры, палатки и вообще все живое, Тин вдруг обратился к нему, прервав тяжкие думы.

– Ты настоящий герой, Дан, – с сильным чувством произнес он, а Даниел вздрогнул всем телом, ибо эта фраза весьма перекликалась с его теперешними малодушными мыслями и тревогами.

– С чего ты взял? – трусливо прошептал сын академиков, ощутив в сердце страстное желание начать оправдываться, говорить, что не хочет быть никаким героем и вообще желает, чтобы все его оставили в покое и не требовали чего-то невозможного.

– Нет-нет, правда. Мне иногда кажется, ты совсем ничего не боишься, – продолжил гнуть свою линию непонятливый Тин, повергая Даниела в еще большее смущение.

– Ничего не боятся только те, у кого слишком маленький жизненный опыт. Либо отсутствует мозг, – грубо вымолвил Дан.

– Нам помогут, вот увидишь, – спокойно заметил Тин. Круглое простодушное лицо его не выдавало тревоги, очевидно, Тин не предавался тем же размышлениям, что его «героический» товарищ по несчастью. – Собираются… Жестокие твари, – добавил он с искренним негодованием. Действительно, полидексяне заканчивали последние приготовления перед тем, как навсегда покинуть разграбленный город. Отчего же все-таки они так свирепо расправились с таровилльцами? Например, «Ту-что-примыкает-к-лесу» они ведь не тронули, их конечная цель Беру… Впрочем, насчет последнего не было большой уверенности.

Подгоняемый нетерпеливыми порывами ветра с гор, шумный караван из нарядно одетых людей, лошадей и тюков тронулся в путь. Телега жалостливо скрипнула, когда к ним забрался парень с кучерявой козлиной бородкой, их сосед на ближайшее время и.… конвоир? Минутное промедление – и они движутся вперед, по беспредельной равнине, той самой, где так безмятежно цвели красные маки. А за спинами оставался лишь тяжелый сизый дым и разруха. Увы, город, предсказывающий путникам судьбу, не смог усмотреть собственную печальную участь.

Полидексяне отрывисто переговаривались между собой на своем наречии, прямо на ходу жевали вяленую козлятину, сплевывая особо жесткие куски на запыленную дорогу, а на пленников внимания не обращали. Только неприятного вида сосед щербато улыбался и даже как будто подмигивал им одним глазом, как старым приятелям.

Даниел с откровенной тоской скользил взглядом по незнакомым желтокожим лицам: чужие, холодные, безразличные. Никто к ним не расположен, никто не намерен их утешать и жалеть. Но вот на рослом жеребце с пышным хвостом мимо