Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

Но, с другой стороны, какие тратились средства! Содержать подземный город на Таймыре, секретный институт на тысячу сотрудников – это дорогого стоит! Отапливать, снабжать горючим, платить зарплату с полярной надбавкой, закупать новейшие приборы, гонять самолет с ананасами… Цена вопроса – сотни миллионов долларов! И все изъяты у малых северных народов, что прозябают в холоде и нищете! С этим тоже нельзя было смириться, и, после долгих споров и раздумий, члены комиссии решили, что финансировать объект нужно по-другому. Пусть малые народы получат свое, все получат, что положено, а Бункер-61 должен снабжаться за счет нефтяных и газовых сверхприбылей. Пробить идею в Минфине, взять деньги из стабфонда, из налогов, что платят «Газприм» и нефтяные корпорации, и пусть полковник Юдашкин и профессор Рабинович куют в диких таймырских горах оружие победы! Или возмездия, если чужаки уничтожат, к примеру, Индию или Китай.

Так и порешили. Ахматского и Сердюка данный поворот событий очень устраивал – грезились им годы борьбы с министерством финансов и Центробанком, и слава, которую обретут они в этих кровавых сражениях. Ибо пришельцы пришельцами, а о пиаре и депутатском реноме тоже забывать не стоит.

На этом разошлись, а утром подписали акт проверки, выпили шампанского и начали готовиться к отбытию.

С Таймыра Бабаев звонить не мог, связь была только по радио, но радиограмму он отправил – мол, ждите нас с Гутом восьмого, готовьте харчо, делайте прически и облачайтесь в лучшие наряды. Летели вечер и половину ночи, приземлились на военный аэродром в Подмосковье в четыре утра, сели в поджидавшую «тойоту», но из машины Али Саргонович тоже звонить не захотел – слишком рано беспокоить лалегун, пусть выспится. Гутытку вез его в столицу, и были они счастливы, говорили о планах своих и о женщинах; Гут напевал: «Увезу тебя я в тундру» – и прикидывал, не пора сделать лейтенанту Вересовой предложение, а Бабаев был наполовину здесь, наполовину в Праге – то ли сидели они с Ниной в пражском кабачке, то ли гуляли по Карлову мосту и любовались на древние статуи.

На площадь у трех вокзалов добрались к семи часам и остановились у цветочного киоска. Бабаев вышел, купил тюльпаны, два больших букета. Цветы были свежими и алыми как кровь.

Проехали под мостом, свернули к небоскребу, воткнувшему в синее майское небо серебряный шпиль. Остановились, и Гутытку заглушил мотор. Вылезли, достали сумки из багажника, взяли по букету и вошли в парадное. Охранник за стойкой был Бабаеву незнаком и выглядел мрачным – должно быть, не хотелось ему дежурить в предпраздничный день. Бабаев улыбнулся парню. Душа Али Саргоновича пела от радости – так отчего не поделиться с другим человеком?

Лифт полз наверх целую вечность. Благоухание тюльпанов наполнило кабину, и казалось Бабаеву, что еще немного, и он вступит в райский сад. Это ведь только в снах и сказках рай на небесах, а на самом деле нет иного рая, чем земной, и дорога в него открыта каждому. Где любимая, там и рай…

– Лалегун… – прошептал Бабаев, – зарбану, афсунгар…

– Что? – спросил Гутытку, потом сокрушенно покрутил головой. – Надо мне арабский выучить. Ты говоришь, я не понимаю…

– Это не арабский, это персидский, – сказал Али Саргонович. – И говорю я не тебе, джадид.

Лифт замер, они вышли на лестничную площадку, и сердце Бабаева замерло в предчувствии беды: дверь в его квартиру была приоткрыта, и у нее стояли два омоновца в черных масках и с автоматами.

Он ринулся в прихожую, а из нее – в комнаты. Гутытку бежал следом.

Ни веселого лая Кабула, ни радостных женских восклицаний… Едкий запах пороха, стена забрызгана кровью, на полу – начерченные мелом силуэты. Три. Один похож на собаку, два – человеческие.

Крик Гутытку. Не крик – стон… Из рук Бабаева выпали цветы.

Его встретил милицейский майор, начал объяснять: здесь лежала собака, а здесь – мертвые женщины. Ту, что постарше, застрелили наповал, пуля в сердце, пуля в легкое. Молодая получила шесть ранений, три смертельных, но отбивалась до последнего; рядом с ней нашли пистолет, и эта кровь на стенке – не ее, а нападавшего. Есть еще одна кровавая отметина, у кухни, и крови так много, что, надо думать, молодая двоих приговорила. Все случилось вечером позапрошлого дня, около полуночи. Убили охранника, сидевшего внизу, поднялись, с замками справились отмычкой и первым делом прикончили пса. Человек пять или шесть, не бандиты, профессионалы. Пули выпущены из оружия с глушителем, и, по словам соседей, услыхавших, как стреляла молодая, все случилось в три минуты. Очень, очень быстро!

Бабаев слушал, окаменев лицом. Потом прочистил горло, спросил, где тела погибших женщин. В кримлаборатории, на экспертизе, ответил майор. Потом сказал, что квартира взята под охрану, а уважаемого депутата ожидают в следственном отделе. Личности женщин установлены, однако есть к депутату вопросы. Если то были его близкие и если ему тяжело, с вопросами подождут. Но долго ждать не хотелось бы. Быстрее начнешь, быстрее найдешь, промолвил майор.

– Ждать не будем, – произнес Бабаев и, схватив Гутытку за плечо, как следует встряхнул. – Приди в себя, джадид! Спускаемся и едем. Аллах учит: не медлите с возмездием!

– Верные слова, – сказал Гутытку, вытерая слезы.

Операция провалилась. Литвинов осознавал это факт со всей очевидностью.

Были выбраны лучшие люди, с солидным опытом в таких делах. Не отморозки Аденомы, а из штата Литвинова, бывшие сотрудники спецслужб, надежные, не раз проверенные. Шесть человек. Вполне достаточно, чтобы справиться с псом и бабами.

Подготовка заняла три дня. Отследили маршруты перемещений объекта и решили, что брать на улице не стоит. Женщину сопровождала шустрая девица, не отходила ни на шаг, и захватить обеих без шума было затруднительно – тем более, что посещали они людные места, бутики да всякие выставки. Взять на дому спокойнее, решил Литвинов. Правда, в квартире имелся пес, крупный ротвейлер, но это не представляло проблемы – главное, открыть скорее дверь, пока собака не потревожила соседей лаем и рычанием. Операция была расписана по минутам и секундам: минута – на замки, двадцать секунд – на собаку, две минуты – захват объекта с компаньонкой, еще две – спуститься вниз и сунуть заложниц в машину. Чтобы не дергались и не вопили, дать хлороформа, упаковать в мешки и везти в бессознательном состоянии. Вариант с убийством шустрой Литвинов отверг; во-первых, лишние трупы ни к чему, а во-вторых, привязанность объекта к компаньонке являлась лишним фактором давления.

Все вначале шло по графику: вошли в подъезд, убрали сторожа, поднялись, открыли дверь, убрали пса. Кто же знал, что шустрая начнет стрелять – да еще с убийственной меткостью! Ни секунды не промедлила, Вяхирева сразу положила, а когда подбили, успела, истекая кровью, разделаться с Солопченко – две пули в печень, умер в машине. Перестрелка была короткой, но раненый Солопченко палил куда попало – а попало в женщину и насмерть. Так Донской сказал, старший группы. Мог и соврать – с Солопченко нынче спрос невелик. Да и к чему разбираться, кто бабу пристрелил?… Раз пристрелили, значит, провалились, и толковать не о чем! Хозяин не с Донского спросит, а с него, с шефа службы безопасности…