Наталья Соболева - Дело о цене времени

— Перестраиваться, перекраивать, прогибаться… А кто сказал, что человек должен остаться таким, каким мать родила? Мы все время меняемся, а немного измениться ради любимого тобой человека — дело святое. Через это все проходят. Кто за свою свободу пуще любви держится — остается один, кто любовью пуще себя самого дорожит — рискует свою собственную жизнь потерять, растворить. Во всем нужен баланс. Хоть недосоли, хоть пересоли — а все равно невкусно будет.

— У тебя-то всегда вкусно. Спасибо тебе, Аля, — улыбнулась Марина, — ты всегда умеешь помочь. И в семье у тебя мир да благодать. И как у тебя это выходит?

Аля в ответ только махнула рукой.

— Чужая-то трава — она всегда зеленее. Я не жалуюсь, но и у меня не всегда все гладко выходило. Ну, давай свою фотографию, посмотрю.

Глава 7

Утром следующего дня Горячев вызвал в кабинет несравненную Леночку Марченко, 28-летнюю красавицу-следователя, работающую в его отделе, самую кропотливую из сотрудников — то ли в силу великого женского начала в ней, то ли просто в силу характера. Вот и сейчас именно Леночке Горячев решил поручить поиск хозяина дракона по картотеке. Попросив отложить все дела и не затягивать с поиском, он оставил ее в кабинете работать с базой данных. А сам направился к столу Игоря Валуйского. Тот сидел за столом и, не торопясь, потягивал крепкий кофе.

— Филонишь? — не спросил, а, скорее, утвердительно произнес Горячев, — Давай, выкладывай, что там на скачках.

— Скачки прошли на удивление динамично: лошади скакали резво, люди вскакивали бодро, пацаны кричали громко, — Игорь откровенно хохмил, но Горячеву было не до шуток.

— Не ерничай! Без тебя знаем, новости у нас оперативные. По заданию что? — Горячев не очень приветствовал панибратство. — Видел?

— Видел! И слышал! В следующий выходной планирует ставить по-крупному. Будут большие бабки, — Игорь вскочил со стула, поставил чашку с недопитым кофе и, делая под козырек, ответил коротко. — Василич, я все в отчете написал, не переживай, у нас еще неделя, успеем подготовиться.

— Сказал же, не ерничай. Ладно. Марченко не отвлекай, я ей срочную работенку дал, а сам сейчас пробей-ка мне данные по лаборатории Ремезова Александра Николаевича: адреса, телефоны там, кто теперь вместо него, чем занимаются, ну, в общем, всю информацию, поподробнее.

Раздав задания, Горячев взялся за трубку телефона: испросить разрешение на встречу следователей с осужденным за убийство, не возобновляя при этом расследования, было делом не то чтобы трудным, но рутинным, долгим, требующим не только связей, но и особого подхода к тем, кто решение это принимал.

Наверное, силы небесные благоволили сегодня всем, и ему в том числе, потому что, приготовившись к нескончаемым препирательствам со своим руководством, долгому и нудному объяснению причин и целей, он с неожиданной легкостью одолел все нужные переговоры и уже к обеду ждал посыльного с пропуском в колонию, где отбывал свой срок генеральский шурин. К этому времени подоспела с результатами поиска и Леночка Марченко.

Оказалось, что людей с таким набором татуировок было не так уж и много. Трубин был уже очень стар и после последней отсидки отошел от дел, его чахотка — а она не жалеет никого за колючкой — оставляла ему не так много шансов, поэтому старик купил себе дачку в сосновом бору и занялся выращиванием экзотических растений.

Степан Крошка (фамилия совершенно не подходила этому бугаю) во время совершения убийства уже две недели находился под арестом по очередному эпизоду, да и внешне не подходил под описание, данное Мариной Лещинской и Сергеем Скрипкой.

Жора Горгиа, он же Георгий Горгиадзе, взрывной кавказец 37 лет, скончался после драки в колонии при очередной отсидке месяцев пять или шесть назад. «Надо будет перепроверить этот факт», — подумал Горячев.

Последним из списка Лена назвала Анненского Бориса Павловича. Этот «господин» отмотал две трети очередного срока и вышел по амнистии, хотя статья, по которой он был осужден в последний раз, не предполагала такой возможности. Время освобождения Анненского не совпадало с днем убийства на даче Ремезова ровно на две недели, те самые две недели, в которые и произошли пропажи часов у жены генерала…

Но не это удивило Горячева. А то, что именно Анненского разрабатывал в настоящее время по совершенно другому делу их отдел. Целый ряд преступлений тянулся за страшным человеком с дворянской фамилией.

Перезвонив Краснову, Горячев занялся делами, не терпящими отлагательств. Ведь весь завтрашний день им предстояло провести с Мариной в колонии.

Окна в квартире Марины выходили на набережную. Все, кроме одного. Окно кухни, как чаще всего бывает, смотрело во двор. Без пяти шесть во дворе прошуршали шины, Марина с кружкой утреннего кофе в одной руке и бутербродом в другой выглянула в окно. Из открытой двери служебного ГАЗика выглянула голова Горячева, он смотрел вверх. Марина помахала рукой, сделала последний глоток кофе, ополоснула кружку. Выходя с кухни, прихватила подготовленный заранее пакет с бутербродами и термосом.

Ровно в шесть выехали со двора. Горячев сидел впереди, рядом с водителем, Марина устроилась на заднем сидении. Утро раннее, дорога дальняя, почти три часа ехать, можно и подремать. Предусмотрительный водитель захватил пару небольших подушечек. Марина расположилась поудобнее и прикрыла глаза. На ночь светофоры в городе переключаются на предупреждающий желтый, машин почти нет, и ГАЗик без остановок выехал на трассу. Асфальт с шорохом стлался под колеса ровной черной лентой, и машина летела ровно, без толчков и раскачивания. Ничто не мешало Марине, но уснуть не удавалось. То ли кофе был крепок, то ли вчерашний разговор с Алей не давал покоя.

«Измениться ради любимого тобой человека — дело святое» — так вчера сказала Аля. Действительно, нужен баланс, гармония. Только где эта невидимая глазу граница, переступив которую, теряешь себя, растворяешься в любимом? Марина это уже проходила и знала, как больно отрывать часть себя, безвозвратно растворенную в другом человеке. Она боялась любви, не хотела ее, но Любовь не привыкла спрашивать позволения, и кажется, настигала Марину, накрывала своими крыльями. Сопротивление бесполезно?

ГАЗик остановился у ворот колонии. После проверки документов дежурный открыл ворота, и машина подъехала к крыльцу административного корпуса. Марина вышла вслед за мужчинами и осмотрелась. Высоченный забор был наращен еще и несколькими рядами колючей проволоки. Двор забетонирован, ни клочка травы. Отовсюду тянуло холодом, и Марина поежилась. Вслед за Горячевым поднявшись на крыльцо, Марина взглянула на синеющий обрывок неба, как в последний раз, глубоко вдохнула и словно нырнула в дверь. Коридор оказался светлым и просторным. Тревога постепенно рассеивалась. С удивлением входила Марина в кабинет начальника колонии: стол был накрыт скромной клеенчатой скатертью, посередине стояло блюдо с пирожками и булочками, а вокруг него сверкали стаканы в серебристых подстаканниках. В углу кабинета на маленьком столике пыхтел самовар.