Александр Покровский - Не надо оборачиваться

— Я вижу, спящая красавица, вопросов к свидетельнице у тебя нет. Так что давай на выход. И за руль, с твоего позволения, сяду я, а то мы никуда не доедем.

Бардин и Хоттабыч тоже очень хотели спать. Они едва не литрами пили кофе, а накурили в кабинете Бардина так, что в нём теперь можно было вешать пилораму. Хоттабыч, непрерывно зевая и потирая глаза, уже по третьему, наверно, кругу рассказывал о теории фокусничества, или как там оно правильно называется, а Бардин кивал и старательно делал вид, что внимательно слушает и даже что-то понимает.

— Фокус, который требует аппаратуры и слаженной работы труппы, называется иллюзией, а сам фокусник — иллюзионистом. Я это уже говорил, товарищ капитан?

— Кажется, да, — неуверенно подтвердил Бардин и дважды кивнул.

— А фокусники, которые обходятся ловкостью рук и небольшим реквизитом, называются престидижитаторами.

— Помню. Вы ещё сказали, что это то же самое, что манипулятор.

— Значит, уже говорил. А примеры приводил?

— Приводили. Но давайте ещё. Всё равно, пока ждём, делать нечего.

— Вот слушайте. Есть такой фокус, это иллюзия. Сидят в засаде людоеды, все такие чёрные, с кольцами в носу и в одних набедренных повязках. Их человек десять примерно. А тут идёт, этак прогуливаясь, белый джентльмен в костюме, сапогах, перчатках и пробковом шлеме. Они внезапно на него наваливаются всем племенем, громко чавкают, потом встают, сыто потирая животики, а европейца больше нет, от него одни сапоги остались. Знаете, как это делается?

— Наверно, люк в полу, он туда и слинял, — предположил Бардин.

— Не нужен для такого фокуса никакой люк! Вся одежда европейца — бумажная, даже шлем. И вот пока его якобы едят, а зрителям он в это время не виден, он снимает сапоги, рвёт одежду и прячет её туда, остаётся в набедренной повязке. А дикари ему мажут лицо и волосы какой-нибудь ваксой, остальное тело у него намазано с самого начала. Когда все встают, он ничем не отличается от остальных. Никто из зрителей никогда дикарей не пересчитывает, и не замечает, что в какой-то момент их стало на одного больше.

— Здорово! А пример ловкости рук?

— Это запросто.

Хоттабыч взял зажигалку левой рукой, сжал, разжал, и показал пустую ладонь.

— Куда она делась? — не понял Бардин.

— Никуда. Ничто в природе бесследно не исчезает, — Хоттабыч раскрыл правую ладонь, зажигалка лежала там. — Вот так оно выглядит.

— А наручники голыми руками снимает кто — иллюзионист или манипулятор?

— Голыми руками? Это как? Не расстёгивая? Я слышал, что кое-кто так умеет, но не я. А вот если с реквизитом, могу. Дайте мне наручники, у вас же есть?

Капитан протянул ему наручники, Хоттабыч сам защёлкнул их на запястьях, показал, что сидят надёжно, и тут же сбросил на стол уже расстёгнутыми. А Бардину показал изогнутую скрепку, которую подобрал тут же, на столе капитана.

— Долго ещё ждать? — зевнув, поинтересовался фокусник.

— Уже идут. Я их слышу. Скоро будут здесь.

И действительно, через пару минут дверь кабинета распахнулась, шеф заглянул, посмотрел на циркача, недоверчиво хмыкнул и вернулся в коридор. Вместо него в дверном проёме появились два сержанта. Эти не хмыкали, а сразу заорали «Это он!» и попытались ворваться внутрь. Не получилось у них только потому, что они рванулись одновременно, мешали друг другу и чуть не застряли.

— Отставить! — громовым голосом рявкнул шеф. — Я пока не уверен, он это или не он. Вижу, что очень похож, но этого мало. Сорокина, глянь ты.

— Похож, — неуверенно заявила Люба. — Но и отличий много. У того лицо было гораздо шире.

— Это ни о чём не говорит! Мог щёки надуть, мог за них ваты или жёваной бумаги напихать, да и он же артист, в конце концов. Должен уметь гримироваться и вообще менять внешность. Бардин, а ты что скажешь?

— А что я могу сказать? Я же того, другого Хоттабыча в глаза не видел, как я могу определить, он это или нет?

— Я так понимаю, у меня появился двойник, — спокойно сказал Хоттабыч. — И наше сходство он использует для совершения преступлений. Да, я артист и я умею гримироваться. Но есть же то, что гримом не скроешь. Рост, размер ноги, форма рук, ушей, расстояние между глазами, да много всякого. Вспомните, какие особые приметы были у него, и поищите их у меня.

— Какие, например? — уточнил полковник.

— Откуда мне знать? Его видели вы, а не я.

— Татуировка у него на левой лапе, — вспомнил один из сержантов. — Как оптический прицел. Перекрестье в круге.

— Точно! — Сорокина тоже вспомнила. — И я её видела. Хоттабыч, покажите левое запястье.

Старый фокусник встал, закатал рукав и показал. Все убедились, что никакой татуировки там нет и никогда не было.

— Убедительно, я бы сказал, — подытожил полковник. — Что ж, все свободны до завтра. Включая гражданина Хоттабыча, простите, не знаю вашего паспортного имени. Машина ждёт вас в нашем гараже, я вас туда проведу.

— Шеф, что вы творите? — взвился Бардин. — Я не знаю, тот это Похабыч или не тот, но татуировка ничего не доказывает! Сейчас нет проблем сделать фальшивую наколку, а потом запросто её убрать.

— Нет, Бардин, тут всё не так просто. У троих киллеров такие татуировки были, причём настоящие. Почему вдруг у четвёртого члена банды она будет поддельная? Да и зачем она ему? Разве что Сорокиной показать, чтобы она возбудилась и в случае чего не стала стрелять?

— Вам виднее.

— Погодите, Хоттабыч, — попросила Люба. — Ваш двойник, похоже, много о вас знает. Может, это ваш знакомый? Думаю, он тоже фокусник.

— Может, и знакомый. Я, когда работал, всю страну с гастролями объездил, с кем только не знакомился. В основном, конечно же, с собратьями по профессии. Мы, цирковые, живём в замкнутом мирке. Стараемся поменьше иметь дело с посторонними. Слишком мало у нас общего.

— Но двойник откуда-то знал ваше прозвище.

— Это, как раз, понятно. У нас любой старый фокусник — Хоттабыч и одновременно Похабыч. Кроме великих, уровня династии Кио. Из них никого так не называют.

— Кио — это знаменитые фокусники? Кажется, я в детстве слышала эту фамилию.

— Да, это великие иллюзионисты.

— Хватит вопросов, Сорокина, — распорядился шеф. — Поздно уже. Все расходимся по домам. Бардин, завтра к обеду чтоб закончил оформлять бумаги по супермаркету. Не надейся, что я забуду. Я ничего не забываю!

— Это хорошо, — обрадовался Бардин. — Значит, не забудете начислить мне за сегодня сверхурочные.

Добравшись до жилища тётки, Лита, как только смогла, залезла под душ. Та хотела немедленно узнать всё в мельчайших подробностях, но Лита рявкнула «Подождёшь!», и Агата не стала настаивать. Она была одной из мудрейших Рода, входила в Совет, имела полное право приказывать, но прекрасно понимала, когда свою немалую власть лучше не использовать — вредно для здоровья. Лита сейчас выглядела злой на весь мир, и вполне могла применить силу, не задумываясь о последствиях. На самом деле Лита больше изображала злость, чем злилась по-настоящему. Очень уж хотела сначала смыть с себя всё, что на неё налипло при бегстве из квартиры Бонифация.