Андрей Ильин - Девять негритят

Зэки рушились на пол, быстро разбираясь и выстраиваясь в шеренги. Обувь они надеть не успели и поэтому стояли на ледяной, покрывавшей доски пола корке голыми ногами, растапливая ее своими пятками.

Зэки были все сплошь японцами — были военнопленными разбитой в Маньчжурии Квантунской армии. Их конвоировали сюда, в Сибирь, целыми подразделениями, где они, утопая в русской грязи и снегах, забирались в гиблые таежные урманы и, валя лес и натягивая колючую проволоку, сами для себя строили лагеря.

Военнопленные стояли ровными шеренгами, по росту, обратив лица к русскому офицеру. Уж к чему, к чему, а к дисциплине их в японской армии приучили!

— Ну что, косоглазые? — уже чуть более миролюбиво спросил офицер, топчась подшитыми валенками вдоль ровненького ряда босых ног. — Спать хочется, да? А вот хрен вам на рыло, а не спать! Воевать надо было лучше! Нынче вам не Порт-Артур! Это вы царя-батюшку могли и в хвост и в гриву. А нас — вот вам!

И офицер не без труда сложил и показал зэкам кукиш.

— Мы вас как щенят!.. Потому что у вас кишка тонка против нас, русских! Мы вас тогда, под Халхин-Голом, уделали и теперь тоже!

Офицер был пьян и был добродушен.

— Хватит, пошли, они уже все поняли, — тянули его за рукав приятели, но тот упирался.

— Сейчас, сейчас, я им еще пару ласковых скажу!..

Зэки стояли молча, не протестуя и никак не выражая своего недовольства, лишь дружно загибая вверх большие пальцы на озябших ногах.

— Сегодня я добрый, потому что сегодня великий праздник! — сказал офицер, задрав вверх, к потолку, указательный палец. — Сегодня годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции. Поняли, гниды узкоглазые? Сегодня нельзя спать, сегодня надо праздновать! Всем!..

И, качнувшись и чуть не упав, офицер сунул руку куда-то внутрь полушубка, вытянув бутылку водки.

— Сейчас мы будем пить за Великую революцию! — сообщил он.

— Ну все, совсем развезло мужика! — недовольно покачали головами другие офицеры, которые, вместо того чтобы сидеть за праздничным столом, вынуждены были торчать в вонючем полутемном бараке. — Кончай, Пашка, дурить! Пошли домой…

Но сбить Пашку с пути неправедного было не так-то просто.

— Сейчас-сейчас… Сейчас они выпьют, и мы пойдем, — пообещал он. — Стакан дайте!

Кто-то протянул ему грязный граненый стакан.

Выдернув зубами пробку из бутылки и выплюнув ее на пол, Пашка, с трудом попадая в стакан, бренча горлышком о край, налил внутрь водки. Минуту, поводя мутными глазами вдоль строя, оглядывал зэков.

— Ты, — указал пальцем. — Вот ты! Иди сюда!

Зэк, четко отбивая голыми подошвами шаги, вышел из строя, по стойке «смирно» встав против офицера. Лицо военнопленного ничего не выражало. Он готов был подчиняться.

— На, держи! — сказал русский офицер, не очень ловко, так, что часть водки плеснула на пол, ткнув ему в руки наполненный стакан. И, почему-то чувствуя к пленному япошке расположение, довольно миролюбиво сообщил ему: — Запомни, рожа косоглазая, семнадцатый год — это самый главный год в истории человечества! С него началась новая эра. Счастливая эра! Мы победим во всем мире, и это будет главный праздник!.. Для всех! Пей!..

Офицера, видно, совсем развезло, и он, чтобы устоять на ногах, навалился на тщедушного японца.

— Пей, я сказал!

Зэк поднес стакан ко рту.

Но офицер вдруг придержал его руку, желая сообщить что-то важное.

— Наш Ленин и его верный продолжатель Сталин — великие люди! — уверенно сказал он. — А твой император Хер его знает какой мото — дерьмо собачье! Понял, да? А теперь пей!..

И даже, довольный собой, дружески хлопнул японца по спине рукой.

Но японец пить не стал. Он опустил руку со стаканом. Мягко, но решительно.

— Ты чего это? — не понял офицер. — Ты что — пить отказываешься? Ты что, из-за своего говнюка-императора на меня обиделся?

Зэк стоял молча, протягивая офицеру стакан.

— Да отстань ты от него, — просили офицеры. Но их приятеля Пашку понесло.

— Ни хрена подобного! — тихо свирепея, произнес он. — Пусть, гад, выпьет! За нашу революцию!..

И, направляя стакан зэку в рот, толкнул его под локоть.

Водка плеснула пленному в лицо, но японец даже не поморщился. Он был непроницаем, как японское изваяние! И был непреклонен.

— Не хочешь?! — трезвея, с угрозой в голосе спросил офицер. — За Сталина пить не хочешь? Убью!..

И стал правой рукой лапать себя за портупею, пытаясь нащупать кобуру пистолета. Но кобуры не было, кобура с пистолетом осталась дома.

Офицеры, до того тащившие его из барака, притихли. Только что они добродушно ухмылялись, наблюдая за тем, как их приятель куражится над япошками, а теперь их лица и взгляды закаменели. Хмель в секунду слетел с них. Искомое слово было произнесено! Японец не просто не хотел пить, японец отказывался пить за здоровье Сталина!

— А ну, пей, сука! — заорал, ярясь, офицер.

И, не найдя пистолета, попытался ударить зэка кулаком в лицо. Но тот, чуть подавшись головой в сторону, легко ушел из-под удара. Офицер, потеряв равновесие, побежал за своим кулаком и, наткнувшись лицом на нары, обрушился на пол.

Но почти сразу же, мотая головой и матерясь, встал. Встал, мазнул себя по лицу ладонью, увидел на ней кровь и, сжав кулаки, пошел на японца.

А тот стоял, опустив взгляд в пол. Не убегал — убегать ему было некуда — и не пытался отбиваться — потому что тогда его бы просто пристрелили. Он стоял и ждал…

Русский офицер набросился на него, сшиб ударом в лицо и стал топтать ногами. Наверное, он затоптал бы его до смерти, если бы на нем были подкованные сапоги, а не мягкие валенки. Он топтал и бил поверженного противника минут пять. И ему никто не мешал — офицеры не мешали, потому что не знали, как может быть в дальнейшем истолковано их заступничество.

Офицер избил лежащего на ледяном полу пленного, потом повернулся и быстро, почти бегом, вышел из барака… Теперь он и сам был не рад, что пришел сюда.

Пленного с тремя сломанными ребрами сволокли в санчасть. А офицеры отправились по домам, где в одиночестве, на кухне, с одними только женами, напились до поросячьего визга…

Замять дело не удалось.

Такое дело замять невозможно!

Офицер, избивший зэка, и другие офицеры были вызваны в особый отдел, где дали показания относительно имевшего место в годовщину Великой Октябрьской революции инцидента. Подставлять Пашку они не стали, так как Пашка был свой в доску и был ближе, чем какой-то узкоглазый япошка, и все они показали, что зэк в их присутствии оскорбил великий праздник и лично Иосифа Виссарионыча и, спровоцировав драку, нанес офицеру телесное повреждение средней тяжести. Которое тот получил, ткнувшись пьяной рожей в перекладину нар и раскроив себе бровь.