Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Дэн Абнетт

перелетал, как птичка, порхающая с ветки на ветку, — но при этом делал все очень точно и четко. Это были не просто хаотичные скачки между сознаниями.

Быстрый. Сильный и быстрый.

Я снова попытал удачу. Неизвестный разум ускользнул, но на этот раз мне удалось вырвать несколько слов из его ускользающего подсознания:

«Граэль Охр, Желтый король».

— Граэль Охр. Так тебя зовут?

Нет ответа.

— Желтый король… Король чего?

Нет ответа.

— Желтый обозначает трусость? Не хочешь отвечать?

Я надавил на него еще раз:

— Граэль Охр, скажи мне, кто такой Орфей? Почему это слово так ярко горит в твоем разуме?

Он ударил в ответ. Нестерпимое жжение охватило нервные соединения моего тела и аугметических систем, заставив меня хватать ртом воздух и опереться на стену. Все мои старые раны — все искусственные нейроны, с помощью которых я управлял своими внешними и внутренними имплантами, — наполнились фантомной болью: воспоминанием о ранах и хирургических вмешательствах.

Умно. Он попытался обратить против меня мои же страдания, чтобы вышвырнуть из своей головы.

Он скрылся. Откуда-то продолжали доноситься крики и топот отрядов стражи, бегающих вверх и вниз по узким деревянным лестницам. Я прохромал в комнату для отдыха и запер за собой дверь. Внутри было холодно и неуютно. Никто здесь сегодня не топил. Тусклый серый свет струился из высоких окон. Занавески и гобелены свисали, будто погребальные саваны. У стен стояли какие-то книжные шкафы и потрепанная мебель.

Нужно было присесть. Я изо всех сил пытался унять боль, которой он меня накачал. Этот Граэль Охр, кем бы он на самом деле ни был (а я уверен, что имя, которое я узнал, — всего лишь маска, псионический псевдоним), оказался жестоким и весьма умелым противником. Мне удалось выведать всего несколько слов и тот факт, что он не ожидал столкнуться с другим псайкером на симпозиуме.

Он разжег во мне забытую боль — фантомы всех ранений и травм, которые я когда-либо получал, и речь идет не только о телесных страданиях. Меня практически поглотило чувство утраты и потерь, горькие воспоминания. На миг перед мысленным взором всплыли лица, о которых я уже много лет старался не думать. Убер Эмос, мой давно погибший архивист. Незаменимый Мидас Бетанкор. Фишиг, до самого конца оставшийся верным себе. Тобиас Максилла и его полная притворного блеска жизнь. Елизавета Биквин.

Он пробудил их всех. Граэль Охр вызвал их и заставил терзать мои мысли в течение нескольких минут. Наконец боль стихла.

— Зачем ты пришел?

Я резко обернулся. Он был прямо у меня за спиной. Возможно, он тоже решил скрыться в этой комнате. А может, его привлекла псионическая вспышка. Темный силуэт, замерший у выходящих к морю окон, выглядел так, будто не хотел принимать никакого участия в происходящем.

— Ты узнал меня? — спросил я.

— Ну конечно. Даже когда маскировка еще работала, у меня были подозрения. То, что случилось, как-то связано с тобой? Я про сегодняшний кукольный театр и резню.

— Нет. Сначала мне подумалось, что кто-то решил воспользоваться моим появлением на публике, но, видимо, я переоцениваю себя. Я не был их целью. Имя Граэль Охр тебе что-то говорит?

— Нет.

— А Желтый король?

— Нет.

— Понятно…

Я задумался: не лукавит ли он? Трон его знает. У него не было причины говорить со мной откровенно. Уже много лет не было.

Я отключил иллюзию и показал ему свое настоящее лицо, покрытое шрамами и лишенное возможности выражать эмоции.

— Рад тебя снова увидеть, — сказал я.

Из вокс-динамиков кресла раздался шум, вероятно, означавший сардонический смех. На самом деле я не видел его, а он — меня. Ни один мускул, даже самый маленький, не шевелился на моем неподвижном лице. Ничто не могло сказать, что я действительно рад.

А он был просто креслом — массивная бронированная система жизнеобеспечения на гравитационной подвеске хранила беспомощные органические останки. Он смотрел на меня через оптические датчики и говорил с помощью вокс-системы. Толстые лицевые пластины кресла точно так же не могли передавать эмоции, как и мое лицо.

Похоже, он уже давно не следил за внешностью — на корпусе системы виднелись царапины и вмятины, краска отслаивалась; видимо, его больше не заботил угрожающий вид во время полевых операций.

На боковой поверхности кресла виднелись пятна свежей крови.

— Зачем ты здесь?

— Чтобы встретиться с тобой.

— Грегор, мы не виделись уже очень давно. И я не думал, что увидимся.

— Времена меняются, — ответил я.

— Как и люди. Ни ты, ни я больше не те, кем были когда-то. Мы оба стали отступниками.

— Тебя к этому вынудили обстоятельства.

— И это стоило мне карьеры. И, судя по ответу, тебя обстоятельства ни к чему не вынуждали. Ты и правда тот радикал, каким тебя описывают? Угроза уровня диаболус, за которой гоняются в пяти секторах?

— Кто я такой — неважно…

— Ты ошибаешься, — ответил он. — Но даже если ты невиновен, сейчас не время и не место это доказывать. Твоя репутация уничтожена. Не стоило тебе приходить.

— Я сам решаю, куда мне идти.

— И это всегда оказываются какие-то сомнительные места.

— Я пришел не доказывать свою невиновность, а встретиться с тобой.

— И именно поэтому тебя не должно здесь быть, — сказал он.

Раздалась стрельба. Наверху инквизиторы предприняли очередную попытку выкурить или убить псайкера.

— Ты мог бы все это прекратить. Сокрушить его, — сказал я.

— Нет.

— У тебя самый могучий разум на острове.

— Когда-то был.

— Ты не станешь использовать дар, чтобы восстановить здесь порядок?

— Пусть этим занимаются другие. Гагуач и Корвал прижали убийцу. Осталось всего несколько минут.

— Ни один из них не обладает достаточной силой.

— Но вместе они справятся.

— Так ты больше не используешь силы своего разума? — спросил я.

— Это было условие моего оправдания. Грегор, разбирательство длилось пятнадцать лет. Молох устроил страшный бардак.

— Не такой страшный,