Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай

Мужчина спустился ко мне и, подхватив пакеты левой рукой, протянул мне первую для приветствия:

— Здравствуйте, Владимир Андреевич. Я ваш наставник, Митрофанов Евгений Александрович.

Я внимательнее вгляделся в его непримечательное лицо. Неодаренный, это точно. Я не чувствовал в нем силы. Но сила у него была другая — физическая крепость, грубоватая харизма и некая обезоруживающая простота. Он чем-то напомнил мне физрука в старой школе — тот, в отличие от распространенного мифа, не пил и пытался привить нам любовь к физкультуре. Да и мужиком был мягким.

Я кивнул и крепко пожал ему руку. А боковым зрением заметил, как от этого перекосило Вяземского. Что, вражина, не нравится якшаться с простолюдинами? Это ты зря. Зря…

Поймав мой взгляд, “физрук” кивнул в сторону одаренных.

— А этих господ вы, должно быть, уже знаете. Анастасия Григорьевна Суворова из Академии, где вы раньше отбывали провинность. И господин Вяземский…

— Мы знакомы, — процедил вражина.

— Тем лучше, господа, — кивнул мой новый наставник. — Поскольку теперь вы в одном отряде.

Глава 13

Я бросил быстрый взгляд на Вяземского. Пусть бесится. Выйдет из себя — совершит какую-нибудь ошибку. А мне только и нужно, чтобы он облажался — тогда можно прихватить его за задницу и вытащить всю информацию.

Так что буду тихонько бесить Олежку одним своим существованием.

— Итак, господа новоприбывшие воспитанники, — снова улыбнулся Физрук и жестом попросил всех спускаться. — Прибыли вы удачно, у ваших одногруппников как раз сейчас свободное время. Мы с Анастасией Григорьевной проведем для вас небольшую экскурсию, объясним порядки. Заодно и познакомитесь с остальными одногруппниками.

Не знаю, какая кошка пробежала между этим Митрофановым и надзирательницей Суворовой, но их рабочие отношения явно были натянутыми. Хотя наверняка надзирательницу просто раздражал сам факт того, что вместо элитного исправительного учреждения она оказалась в пропахшей навозом и сеном земледельческой колонии.

Что, господа аристократы, непривычен аромат говна по утрам? Бесит, что приходится сотрудничать с плебсом? Ничего, им полезно. Высшим классам, знаете ли, довольно вредно совсем уж отрываться от своего народа. Отечественная история знает несколько эпизодов, когда подобное весьма скверно заканчивалось.

— С удовольствием познакомлюсь с вашим заведением, — я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, чем вызвал когнитивный диссонанс у остальных. — Евгений Александрович, какой здесь распорядок дня?

Все наконец-то спустились, и мы медленно побрели вдоль белокаменного главного корпуса. Окна были расположены высоко, но мне хватило роста, чтобы немного в них заглянуть. Я увидел учебные классы, мастерские, какую-то общую комнату, в которой сейчас занимались подростки помладше…

— Распорядок приближен к старинным порядкам, — с горящими глазами принялся вещать Физрук. — Подъем ранний, в шесть. Час дается на умывание, приведение себя в порядок. Здесь удобства на этаже, поэтому иногда приходится постоять в очереди, чтобы принять утренний душ. Но часа всем обычно хватает.

— Понял, — кивнул я. Ну, мне не привыкать.

— В семь утра общи сбор и завтрак. На общем сборе наставники проверяют укомплектованность групп. Если есть больные, их регистрируют и передают информацию в лазарет. Также обычно на общем сборе присутствует директор и рассказывает важные новости, если таковые есть. Завтрак общий. Еда у нас без изысков, но сытная и здоровая. Многие продукты воспитанники выращивают самостоятельно — и это тоже дань земледельческим традициям. Стараясь для себя и своих друзей, ребята учатся подходить к труду ответственно.

Да понял я уже, что у них тут филиал рая на земле, где все друг другу братья и сестры. Тьфу ты!

— На завтрак отводится час. С восьми утра начинаются учебные классы. Занятия длятся до полудня, затем в полдень обед.

— А какие занятия? — скорее для вежливости спросил Вяземский.

Митрофанов пожал широкими плечами.

— Зависит от уровня подготовки воспитанников. В базе — общая для империи школьная программа. Вам, господа, боюсь, ничего нового не расскажут, вы же гимназисты… Но большинству воспитанников здесь не так повезло с происхождением и уровнем жизни. Некоторые и считать-писать сносно научились к двенадцати годам.

Я удивленно моргнул.

— Как же так?

— Ну, Владимир Андреевич, у нас здесь все же не курорт, а исправительное учреждение. Сами понимаете, сюда непростые люди попадают. Проблемные. Кто-то с раннего возраста работал и потому не ходил в школу. Иные просто не учились…

Меня это объяснение не шокировало. Удивило скорее то, что здесь, в этом довольно высоко развитом мире, все еще сохранилось настолько серьезное расслоение. Хотя разве в моем родном мире было иначе? Выходит, мало чем эти миры и отличались.

— На обед также отводится час. Часу до трех дня воспитанникам предоставляется свободное время на выполнение домашних заданий, участия в кружках. Их у нас, к слову, несколько. Помимо культурных мероприятий, которыми заведует уже знакомая вам Индира Святославовна, есть еще несколько спортивных секций, занятия по дрессировке для занятых в питомнике… И библиотека, разумеется, — с гордостью произнес Физрук. — У нас она очень обширная. Многие меценаты, увлекающиеся коллекционированием, пожертвовали крайне ценные экземпляры. Словом, господа, вы найдете, чем занять себя в свободное время.

— А как же та самая трудовая терапия, о которой мне так много рассказывали? — Улыбнулся я.

— Вот мы до нее и дошли. С трех до семи воспитанники заняты работами. По указу императора учеба и работы не должны превышать больше восьми астрономических часов в день. В некоторые дни уроков меньше, а работ — больше. В иные — наоборот. Воскресенье считается выходным днем. К воспитанникам могут приехать гости, от работ все освобождаются. Конечно, если за воспитанниками не числится серьезных провинностей.

— А как наказываете?

— Наказания у нас не столько болезненные, сколько обидные. Вам могут поставить дополнительные трудовые часы. Могут отправить помогать на кухне или с уборкой территории. Словом, обычные исправительные работы.

— Так, выходит, у вас даже карцера нет? — удивился я.

— А тебе что, туда захотелось? — огрызнулся Вяземский. — Хотя постой, ты же у нас вечный постоялец подобных мест…

— Сдается мне, он и по тебе плачет, Олеженька, — улыбнулся я. — Ты осторожнее, а то научишься плохому…

— Отставить пререкания, господа! — гаркнул Мирофанов. О, ну наконец-то он показал, почему его взяли в воспитатели. А то ну прям шушпанчиком казался. — Карцер есть, но он обычно пустует. Не любим мы здесь детей под замок сажать. Город и так та еще тюрьма…

Судя по тому, как перекосились физиономии Вяземского и Суворовой, они с этим утверждением не согласились. Ну и пошли к черту. Здесь, в отличие от Академии на острове, хотя бы можно было свободно передвигаться по территории. Да и меры не были такими драконовскими.

— В семь вечера ужин,