Перековка. Перевернутое Небо - Михаил Павлович Игнатов

на ладони алую пирамидку артефакта, не глядя на меня, сообщил:

— На самом деле пустышка. Поможешь с Истиной?

Я помедлил всего миг — или подождал всего миг до момента, когда Ульмания выхватила артефакт и силком сжала его в ладони рыжебородого, — а затем создал печать и вписал в него «Истину».

— Ты убил Тальманиру? — не давая отбросить пирамидку, снова спросила Ульмания.

Рыжебородый захрипел, сопротивляясь, и я добавил второй цвет. Рыжебородый от этого забился, засучил ногами, выгнулся, но продержался всего три вдоха.

— Да! Да-а-а! А-а-а… — обмяк он, едва Указ перестал его наказывать. — Мы были вдвоём.

Ульмания пнула рыжебородого раз, другой, потребовала:

— Зачем? Почему?

В этот раз он сопротивлялся и того меньше:

— Разорвала договор о поставках свитков с соседями, стала…

Я брезгливо отвернулся от этого жалкого зрелища. Вновь невольно сравнил этого рыжебородого с другим идущим, который тоже получил от меня Указ.

С Дарагалом. Тем, кто долгие годы вёл за собой остатки Ордена Небесного Меча.

Вот кому было не занимать ненависти и уверенности в том, что правильно, а что нет. Дарагал сопротивлялся даже трём цветам. Этот же сдался всего лишь после второго цвета.

Конечно, умом я понимал: сравнивать слабого Предводителя, каким я был тогда против пикового Властелина сейчас, и неслабого Властелина Дарагала против слабого Предводителя Шаириса — неправильно. Понимал, что слишком сильно шагнул вперёд с того дня, но всё равно ничего с собой не мог поделать.

Даже сгустил восприятие перед собой, с тревогой вглядываясь в свои глаза, но не нашёл там зелени.

Это было моё и только моё презрение.

Я был занят собой, но старейшины, которые столпились вокруг зрелища и на которых теперь был обращён мой невидящий взгляд, приняли его на свой счёт: попятились, бледнея и перешёптываясь.

— Я вспомнил этого ублюдка! Это его Тизиор сплавил в Пробой несколько лет назад!

Отлично. А то я уже думал освежить им память.

— Ничтожество!

Я вздрогнул и поморщился от этого вопля за спиной. А Ульмания не унималась, перемежая крики ударами:

— Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!

Выхватила меч, ударила раз, другой, третий, пятый, поменяла меч на здоровенный фиал, буквально вылила его Шаирису, не разбирая — на раны или нет, — добавила какую-то пилюлю, чуть ли не забив её в глотку, а уже через вдох вздёрнула его с земли, прыгнула на летающий меч и рванула в небо.

Мы с Тизиором проводили её взглядами, затем он покосился на меня и сказал:

— Женщины страшны в своей мести.

Мне на это нечего было сказать, поэтому я лишь пожал плечами.

— Мы впечатлились, старший Тизиор, пора сообщить о нашей судьбе.

Развернулись мы оба: и Тизиор, к которому обращались, и я, которому было интересно глянуть на этого вежливого дерзкого.

Тизиор сделал шаг вперёд, вновь приподнимаясь над землёй. Зависнув в воздухе, заложил руки за спину и сказал:

— Всё просто. Были старейшинами своих сект, а станете моими старейшинами. Приносите клятву мне, как главе вашей новой секты, и валите наводить порядок в подчинённых вам городах. Выполняйте все распоряжения моих людей, и всё у вас будет хорошо.

Старейшины сект переглянулись, перешептались мыслеречью, и дерзкий вновь спросил:

— И всё? Не заставишь нас сражаться с Алмазными?

Тизиор ухмыльнулся:

— И всё. К чему мне, Властелину, помощь таких слабаков, как вы?

Вторая волна шепотков мыслеречью прокатилась, когда Тизиор достал контракты, которые я принёс от Райгвара именно для этого острова и этих старейшин.

— Клеймо Тысячеглазых. Туман, Туман.

Что же, всё точно так, как Тизиор и рассчитывал, — мелочь, но эту мелочь печати на свитках заметили все. И наверняка кто-то использует свой Нефрит Голоса, чтобы оправдать перед Пауками своё предательство и немного выслужиться в надежде на будущее. Ну и про меня заодно сообщат. Про вернувшегося Атрия.

Уже давно улетели с острова новые старейшины Тизиора, мы же трое висели высоко над ним, где-то в тысяче шагов, ждали.

Ульмания то и дело кривила губы в мстительной улыбке, глядела на волны, которые поглотили рыжебородого старейшину, вернее, те останки, что рухнули с небес. Тизиор застыл в воздухе, сложив руки на груди, даже не моргал, только ветер трепал халат, хоть немного оживляя статую, которой он притворялся. А вот мне было не по себе. Нет, речь шла не о Прозрении, которое пусть не кололо, но ощущалось между лопаток. Меня тревожило что-то другое. Возможно, ощущение, что мы одни. Нет, я понимал, что артефакты и формации как раз и должны скрыть Тигров до последнего мига, но меня тревожило, что я не мог ощутить, где они расположились.

Смутную тень Пересмешника я то и дело улавливал, но больше не ощущал в округе ничего и никого. Наверное, так и должно было быть. В конце концов, всем известно, что Повелители Стихии могут обнаружить человека на расстоянии недели пути Закалки. Я сам когда-то требовал подобного от Клатира. Конечно же, артефакты, способные обмануть такое восприятие, не могут быть слабыми и не могут поддаться моему поиску, иначе вся наша засада полностью лишена смысла. И всё же… Мы точно не одни здесь?

Не выдержав, я протянул нить мыслеречи между мной и Эльгастом:

— Ты здесь? Твои люди? Твой глава?

Но ответил мне совсем не он:

— Здесь, здесь, — весело сообщил Райгвар. — Давно уже. Соглашусь с Тизиором насчёт женщин.

Ульмания, словно ощутив, что говорят о ней, подняла взгляд, упёрлась им в меня и вдруг спросила:

— Сколько элементов было в первых волнах твоей техники, Атрий?

Райгвар засмеялся:

— А ещё женщины очень наблюдательны, Змей.

Я скривился. Да кто в здравом уме вообще считает эти элементы? Мы что, Воины первых звёзд, для которых несколько открытых узлов — событие — и повод прихвастнуть, насколько он продвинулся в изучении техник? Мне теперь доступно не одно Лезвие Духа, а целых пять, ходите теперь другой дорогой, Чёрные Черепахи, так, что ли? Второй раз в жизни мне задают вопрос о количестве элементов в моей технике, и воспоминание о первом разе было настолько неприятным, что меня окатило холодом.

И так же холодно я ответил Ульмании:

— Никогда не считал.

— Странно, потому что если бы считал, то…

Я перебил её:

— Это имперская техника.

Она прищурилась:

— Трофей?

Лгать, когда разговор слушает Райгвар и Курам, я не собирался, а потому ответил лишь кривой, одной стороной рта, улыбкой, но уже через миг, когда Райгвар рассмеялся