Евангелие от Зверя - Василий Головачёв

– Уходи…

– Я вас сейчас перевяжу и отнесу в…

– Уходи… они… сейчас… будут… здесь…

– Кто – они?

– Охотники… киллер-команда… предупреди Илью… и скажи Валерии… я ее…

– Хорошо, хорошо, молчите.

Сзади раздался тихий металлический щелчок, Тымко замер, хватаясь за карабин, но понял, что не успеет. Медленно повернул голову. В нескольких шагах от него стоял коренастый человек в маскировочном комбинезоне и держал Серафима на прицеле пистолета с длинным рубчатым стволом. Он прижал палец к губам и тихо произнес:

– Где остальные?

Серафим, прошедший за свою боевую жизнь все круги ада и знавший все тонкости оперативного мастерства, перевел глаза за спину незнакомца, и этот прием сработал. Человек покосился через плечо, пистолет в его руке дрогнул, и Серафим, оттолкнувшись ногой от тела Гнедича, прыгнул в кусты и одновременно выстрелил из карабина, вывернув ствол из-под себя.

Выстрелил и майор Лукьянов, интуитивно почувствовав опасность еще до прыжка Тымко, но попал лишь в лежавшего Гнедича, в то время как заряд дроби двенадцатого калибра снес майору полчерепа и Лукьянов так и не успел покомандовать своей группой «зачистки», посланной выполнить приказ «папы» «убрать причины шума» на озере Ильмень.

Серафим разоружил убитого, хотел снять с него спецкомбинезон, но передумал. Подошел к Гнедичу, убедился, что тот не дышит, сказал сквозь зубы: «Ну, с-суки!..» – и нырнул в кусты.

Глава 27. Везет сильнейшему

На этот раз Антон очнулся не в дивных апартаментах с роскошной кроватью, а на полу крохотной каменной кельи, заполненной тишиной и глубоким мраком. Ныли суставы рук, гудела голова, но больше всего болели, дергали и зудели рубцы на теле, исполосованном невидимой магической плетью хозяйки спальни. Теперь Антон знал, что такое ярость женщины по отношению к мужчине, который не оправдал ее ожиданий.

Он попробовал пошевелиться и понял, что вдобавок ко всему связан по рукам и ногам и лежит на боку, на охапке дурно пахнущей соломы. Голый!

Хоть волком вой, хоть караул кричи, пришла сверхостроумная оценка ситуации. Антон хихикнул и тут же охнул от боли в груди, шепотом выругался:

– Чтоб тебя в три погибели!.. Как она меня отделала!..

Полежав немного, он сосредоточился на пустоте, организующей высокую точность движений, попытался проигнорировать ощущения и освободиться от пут, скручиваясь жгутом, выгибая руки в обратную сторону, и в конце концов «сошел с позвоночника», превратив тело в подобие манной каши. Но все было тщетно. Узлы не ослаблялись, веревки с рук не соскальзывали, как живые ползали по телу и занимали то же положение, что и прежде. Антон понял, что путы его заговорены, с трудом восстановил целостность и работоспособность организма, ощущая болезненный дисбаланс между физическим и психическим состоянием, между желанием и возможностями, и некоторое время отдыхал, гоня от себя все раздражающие психику мысли. Потом вспомнил слова истязательницы о том, что «сотник займется Валерией», и начал медленно переводить нервную систему в состояние медитативной пустоты, не обращая внимания на усилившиеся боли.

Через несколько минут он стал более или менее видеть в темноте, хотя диапазон зрения при этом сместился в инфракрасную полосу и краски преобладали коричневые, фиолетово-красные, бордовые и вишневые.

Камера действительно представляла собой каменный склеп длиной два метра, шириной полтора и высотой чуть больше полутора метров. Толстая деревянная дверь с поперечными брусьями больше напоминала дверцу погреба или крышку люка. Под потолком склепа располагалось квадратное отверстие величиной с пару кирпичей – выход вентиляционной трубы. За стены камеры паранормальное зрение Антона заглянуть не позволяло, но все же он чувствовал пустоты и мог оценить расположение коридоров храма – в том, что он находится в храме Морока, сомневаться не приходилось – и его полостей. В конце концов он пришел к выводу, что тюрьма находится глубоко под землей, у основания здания храма, ниже ничего нет, только слой горных пород, образующий нечто вроде гигантского зеркала, а все хозяйственные и служебные помещения располагаются выше. И еще одно открытие сделал Антон в своем состоянии «резонирующей струны»: Валерия была где-то недалеко и звала его на помощь.

Скрипнув зубами, Антон снова начал извиваться на полу, пытаясь освободить руки от пут, и вдруг в отверстии вентиляционной трубы заметил два огонька, похожих на чьи-то глаза. Замер, прислушиваясь к тишине подземелья, напряг зрение и увидел смазанный мраком силуэт какого-то крошечного, размером с кулачок, существа с конскими ушами. У существа были малюсенькие ручки, вывернутые коленцем ножки с конскими копытцами и острая, звериная и одновременно похожая на человеческое лицо мордочка.

В своей трезвости Антон не сомневался, в существование «нечистиков» верил, поэтому не стал комплексовать, искать причину галлюцинации в себе и тихо позвал:

– Эй, там, наверху, ты кто?

Существо замерло, поблескивая глазенками, потом приблизилось к краю отверстия и ловко, как паук, несмотря на свои вывернутые ножки с копытцами, спустилось по стене в камеру. Стараясь не шевелиться, чтобы не испугать нежданного гостя, Антон с любопытством разглядывал существо, с опаской обследующее камеру. Оно так забавно шевелило носиком, принюхиваясь к запахам, замирало, ощупывало камни и дверь, что Антон невольно улыбнулся, преисполнившись доверия.

– Ты кто? – повторил он вопрос.

Существо застыло напротив лица пленника, глаза его увеличились, наполнились кошачьим светом, и в голове Антона всплыло слово «вазила»[32].

– Понял, – кивнул Антон, – тебя так зовут. А кто тебя послал, если не секрет?

Снова тот же поразительный эффект со вспыхнувшими глазами, и в сознании Антона сам собой сложился ответ: Евстигней. Странное маленькое создание из русского фольклора, вопреки мнению большинства людей существующее на самом деле, владело телепатической связью и могло «разговаривать» с теми, кто в него верил.

– Понятно, – прошептал Антон. – Кажется, не все так плохо, как я себе представлял. Ну, что тебе велено передать?

Вместо ответа вазила обнюхал веревки, стягивающие тело пленника, повозился пальчиками в узлах, и Антон с удивлением почувствовал, как путы слабеют, перестают вести себя, как живые, соскальзывают с лодыжек и запястий. Через несколько мгновений руки стали свободными, а остальные узлы Антон развязал уже сам. Сел на полу, ощущая задницей промозглый сырой холод камня, ощупал на груди вспухшие рубцы и покачал головой, испытывая от отсутствия одежды непривычное раздражение и неуютное чувство незащищенности. Спохватился:

– Спасибо, малыш. Что тебя еще уполномочил передать… – Антон замолчал, не видя своего спасителя, поднял глаза и успел заметить, как в отверстии окна в углу камеры мелькнули копытца вазилы. Посланец деда Евстигнея сделал