Николай Берг - Крепость живых

– Сколько там живых?

– Шестнадцать человек.

– Откуда столько? Овчинниковых там четверо же…

– Получается так, что комендантша вполне достойна своего мужа. Тоже гарнизон организовала. К ним все соседи с двух верхних этажей собрались. Внизу-то мертвяки выход заблокировали… Порядок действия такой. Вы, Геннадий Петрович, в своей сияющей броне впереди. С двустволкой. Но стрелять только при непосредственной угрозе жизни, то есть если будет необычный зомбак.

– Морф?

– Именно. Тогда сразу бухаетесь на коленки, открываете нам директрису стрельбы и стреляете сами. Во всех остальных случаях основной стрелок – Дима. А то у нас уши порвутся в ограниченном-то пространстве от двенадцатого калибра повышенной мощности. Значит, Дима чистит малопулькой. Я на случчего – с «калашом». Пока для меня цели не будет, кидаю зачинки. Заодно проверим их действенность. Доктор, прикрываете тыл и можете помогать Диме – сектор слева сзади на марше лестницы вверх тоже ваш. Вопросы?

– Не узнали, сколько внизу зомби?

– Не меньше трех.

– Ясно.

– Тогда начали.

«Марголины» отщелкали. Люди наверху предупреждены. Группа двинулась.

У «рыцаря в сияющих доспехах» связка электронных ключей. На четвертом ключе дверь открывается. Аккуратно приотворяем ее, застопорив на случай, если кто дернется изнутри.

Желающих что-то не оказывается, и мы двигаем внутрь.

Но «рыцарь» вдруг резко останавливается в проеме. Шумно принюхивается и внезапно орет в полный голос:

– Все назад! Не стрелять! Никакого огня!

Довольно шустро откатываемся на несколько метров прочь от двери.

– Что такое?

– Газом воняет. Сильно. У них утечка. Любая искра – кувыркаться устанем. А подъезд как сдует. Я такое видел: у моей жены в Пушкине так дом взорвался. Два подъезда ссыпалось кучкой, только тряпки на ветках.

М-да… Это серьезно.

Возвращаемся к остальным. Николаич рявкает на сбежавшихся мужиков:

– Держать периметр!

Мужики недовольно, но быстро возвращаются на свои места.

И уже к нам:

– Получается так, вместо спасения осажденных мы можем устроить объемный взрыв. Нам это ни к чему. Какие предложения?

– Из ружей выбить стекла в окнах на лестнице. Дробины и картечь искр не выбьют.

– И сколько ждать придется?

– Неизвестно. Мы ж не знаем, какая там утечка. Может, и сейчас неопасно. А может, рванет от души и после вентиляции…

– Сидельцам позвонить надо. Чтоб не рыпались и все электричество вырубили.

– Еще какие варианты?

– Можно их сверху вывести на крышу. Там люк должен быть.

– А на крышу как нам выйти?

– Через крайний подъезд. В таких домах подвал не сплошняком, а секциями изолированными. Значит, загазованность должна быть не везде. А взломаем люк, вентиляция улучшится. Выдует. Тем более если стекла высадим.

– Получается так, что нашумим, тут еще на нас набегут.

– Так оно и к лучшему. Зомби из подъезда на шум подтянутся вниз. Нам легче будет – сверху никого не окажется.

– А если окажется? Кулаками отбиваться?

– По месту видно будет. Взломаем люк на крышу – сориентируемся.

– Принято. Пошли.

Очень не вовремя вырубается телефон в квартире Овчинниковых. Дальше связь идет надежно, но анекдотично – полная молодуха с могучим голосом вылезает на балкон и начинает перекрикиваться с нами. Вот кому-то жена досталась – корабельный ревун переорет легко, не напрягаясь особо.

Внизу тем временем начинается пальба по стеклам из дробовиков, звон, грохот.

Из открытого настежь подъезда вылезают несколько зомби. Отмечаю, что только трое в домашней одежде, а остальные то ли шли на улицу, то ли пришли с улицы – в верхней одежде. Что странно, хоть все они мертвые, но парочка явно более свежая, чем остальные. Они что, разлагаются все-таки? Очень на то похоже…

Еще несколько бедолаг сползаются из разных закутков двора.

И оказывается, несколько живых в квартирах.

Открывается окно в квартире третьего этажа в одном из крайних подъездов. Тетка бальзаковского возраста. На балкон соседнего дома – четвертый этаж – вылезает мужик в трениках и начинает голосить. И даже на первом этаже в соседнем от нашего подъезде девчонка-подросток, высунув голову в форточку, просит помочь им с мамой.

Ор стоит – дай бог!

Николаич осматривается и первым делом кричит мужичку на балконе:

– Стрелять умеешь?

– Умею! Не из чего!

– Вылезать пытался?

– А то! Там внизу их куча собралась.

– По веревке спуститься сможешь?

– Я смогу, а жена – нет. Инвалид она. Слышь, помогите, а?

– Чем?

– Ружье одолжите!

– И как я тебе его закину?

– Я веревочку спущу, а ты привяжешь. Слышь, я отработаю! Чесна!

– Ладно, спускай свою веревочку.

В торбочку Дима совершенно спокойно кладет свой ТТ и запасную обойму.

– Эй, в голову стреляй!

– Да я знаю!

– Ну тяни. И долго не возись – уедем, ждать не будем.

– Ага! – Мужик с сумкой исчезает в квартире.

Теперь девчонка на первом этаже. С нею все в порядке, а вот мама чего-то загоревала, сидит молча уже третий день. Поспит немного – и опять сидит.

– В квартире есть еще кто?

– Не, только мы с мамой.

– А ты, что ли, эмо? Прическа у тебя стремная.

– Не, это так…

– Ну открывай окно…

Придется лезть смотреть, что там с мамой… А я последний раз про психиатрию слыхал в институте еще, потом как-то везло без сумасшедших жить.

Подсаживают меня с энтузиазмом. Скорее, даже закидывают в окно. Странно, первый этаж, а решеток нет. Квартирка однокомнатная, чистая, но бедная. Впрочем, была чистой. Неделю точно не убирали – комья пыли на полу.

Мамашка сидит на кровати – замурзанный халатик, растрепанная прическа. На мое явление не реагирует никак. Попытки добиться от нее внимания ни к чему не приводят…

– Собирайся. Бери что у вас тут ценного, и поедем.

– А мама?

– Что – мама? Здесь я ничего сделать не могу. Заберем как есть. Будете готовы – зови.

Вылезаю из окошка обратно.

– И что там?

– Девчонка нормальная, мамаша в ступоре. Больше сказать нечего.

– Ладно, двинули на крышу.

Двигаем. Состав тот же, все те же.

Эту дверь открывает восьмой по счету ключ в связке. Придерживаем ее и поневоле отшатываемся – вымахнувшая плетью голая рука чуть-чуть не дотягивается до стоящего рядом рыцаря. В ответ рыцарь лупит дуплетом в щель. Дима, стопоривший дверь ногой, недовольно морщится – чудом не попало в него.

Николаич смотрит в щель, качает головой, потом стреляет туда дважды. Только после этого слышится шум падающего тела.

– Геннадий Петрович! Не надо стрелять. Здесь обыкновенный шустрик. А вы бы еще немного влево взяли – и влепили бы по своему. А мы-то без брони.