Владислав Савин - Днепровский вал

Кого на этот раз топить будем? «Айову» и авианосец нам не засчитали, поскольку там еще и немцы отметились, «а вас там вообщэ не было, товарищ Лазарев, вы поняли мэня?», но и не ругали. Мы же, бойцовые морские волчары, готовы бить любого, на кого укажут — а зачем, это товарищу Сталину виднее. А целей «вкусных» сейчас много: у немцев до «Шарнхорста» с «Цеппелином» мы так и не добрались, убежали аж во Францию; еще «Гнейзенау» скоро выйдет из ремонта, перевооруженный на тирпицевские пушки: еще итальянцы все в строю, «Рому» не потопили, «Имперо» достраивают. И французы, здесь не затопленные в Тулоне, а включенные в состав немецкого флота, «Дюнкерк» и «Страсбург». И еще «Ришелье», который в знакомой нам истории так и простоял в Дакаре под знаменем «свободной Франции» — здесь же, на фоне побоища в Атлантике этим летом, английской паники и побед Еврорейха, его экипаж решил сменить сторону и привел корабль в Брест (про второй французский линкор, «Жан Бар», не сообщается, но его у нас лишь после войны сумели достроить, хотя он в сороковом сам сумел, избегая захвата немцами, в Африку уйти — без половины стволов главного калибра — где их сейчас возьмут и на каком заводе поставят?). Итого налицо восемь линкоров лишь у Еврорейха, нашего явного врага — два немецких, по три французских и итальянских. Англичане потеряли потопленными «Нельсон», «Родни», «Герцог Йоркский»; янки — «Айову», но зато достраивают еще две, пятый и шестой в серии, у нас так и не вошедшие в строй, и заложили целых пять «Монтан», сверхайовы, больше размером и сильней вооружены. А наши уже на Висле, и завязывается узел большой политики — нам разрубать?

— Михаил Петрович, вы там уже? Возвращайтесь, я ждать вас буду всегда!

А если нет? Не все от нас зависит — как там в песне: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону»? Хотя сработались мы — но бог знает, как решат в Москве? И ходить тебе с ярлыком «ППЖ», а ведь не заслужила ты, комсомолочка-фанатичка, с умом, образованием, и знанием на полвека вперед! Не похожа совсем на женщину-комиссара в кожанке, красной косынке и с маузером на ремне — но отчего-то шляпка, зонтик, красивое платье на тебе выглядят атрибутами не барышни, а «стальной леди Совершенство». Ну, так майор ГБ в штатском нами воспринимался даже естественнее, чем в мундире — а если пересчитать здешние звания на наши, так и выходит. У нас ведь с сорок третьего не было разницы на две ступени в чинах между армией и ГБ?

А, пропади все! Не уступлю тебя никому, даже Лаврентий Палычу и самому товарищу Сталину.

— Аня, а вы согласились бы выйти за меня замуж?

Лазарева Анна, Северодвинск, 1 сентября 1943

Ла-за-ре-ва. Достаю свое новое удостоверение и читаю, будто не веря.

Ну, такой у меня характер — когда мне хорошо, сразу боюсь, что вот сейчас так не будет. Вот сколько ждала от Михаила Петровича этих слов — а как услышала, так отчего-то в слезы! Лицом в плечо ему ткнулась и реву, а ведь я никогда не плакала, даже когда по-настоящему больно было и страшно! А после мы умудрились столкнуться носами, будто целоваться не умели совсем!

Парочка на другой стороне улицы, какой-то в штатском с девушкой, дружно и деликатно отвернулись. Интересно, заметил ли Михаил Петрович, что после того случая нам гораздо чаще стали пары встречаться? Он и она, идут в отдалении, занятые своими делами. Ну, зачем ему знать, что теперь всякий раз, как у нас намечается прогулка, несколько моих девчонок срочно получают у меня увольнение, берут кого-то из «песцов» или роты НКВД — с командирами все сговорено — и обеспечивают безопасность по всему маршруту? Зачем парами — ну, лучше ведь, если нашим тоже не в повинность, а приятно? А еще ездит мотопатруль, высматривая подозрительных — причем тоже наши, а не гарнизонные. И это правильно — безопасность, да и просто душевное спокойствие такого человека, как Михаил Петрович, на мой взгляд, этого стоят!

И мы сразу же, не откладывая, отправились в ЗАГС — а чего ждать? Удостоверения всегда с собой, Михаил Петрович в мундире, я в крепдешиновом платье, том самом, что было на мне в тот день — если оно «с секретом», то для меня как форма «при исполнении» во время таких прогулок — незаметно совсем, что чиненое, удачно у меня получилось. Сначала в загс — а после завертелось. Первым нас поздравил товарищ комиссар третьего ранга (кто ему доложил прежде меня? Убью! Репрессирую!). Затем назавтра организовали застольную в «Белых ночах» — и к общему удивлению, еще четверо из экипажа подлодки решили оформить отношения, не дожидаясь завершения войны — по примеру командира. Но во главе стола сидели я и Михаил Петрович — ой, я же теперь могу его по имени называть? Или просто «мой Адмирал»?

После, остаток вечера и весь следующий день, были нашими. Никто нас не беспокоил, мы просили только в случае чего-то совсем чрезвычайного, но такого не случилось. А затем сразу накатило — пришел приказ: «К-25 должна выйти в Полярное», а затем… Что дальше, пока и мой Адмирал не знает.

И что самое хлопотное, товарищ комиссар третьего ранга идет тоже. А кто же здесь за старшего остается — Воронов? Как, отчего я? У Воронова уже замечание с предупреждением неснятые, и допуска к главной тайне нет, что такое «Рассвет»? А я, со своими «тимуровцами» и прочим, выходит, показала себя и как начальник, организатор?

«Не беспокойтесь, товарищ Смелкова — простите, Лазарева, — от вас не ждут, что вы здесь всех немецких и английских шпионов переловите, но вот информация по „Рассвету“ должна быть закрыта крепко, за это с вас спросят, как с меня бы сам Лаврентий Палыч спросил — а вот вам документ, уже на старшего лейтенанта ГБ. Да вы не беспокойтесь, это лишь временно, пока я не вернусь».

Временно. В прошлый раз они в январе ушли, в конце мая назад. А я ждать буду, как Ассоль — такая, выходит, теперь моя судьба, как жены моряка? Вот только что после было бы у героини Грина — всего лишь счастливо жить с лордом Греем в его родовом замке, долго и счастливо, и умереть в один день? А за нами весь этот мир, чтобы он не стал таким, как там! Какой смысл в счастье, если вокруг и после — все рухнет? Такие, как Лариса Рейснер или Александра Коллонтай — зачем они пошли в революцию, если у них и так все было? Но когда окружающий тебя мир кажется настолько плохим, что существовать в нем не хочется — намного легче жить в борьбе за его изменение, даже если победы не увидишь! Хотя я не настолько фанатична, чтобы отказываться от семьи и детей — и оттого, что у меня есть тыл, СССР, и потому что это тоже государственная задача, ведь если детей не вырастить как надо, а позволить им жить в бездуховности и потребляйстве, тогда и получим «перестройку» в конце.

Нет, вещи, хорошие и красивые, приветствую, при условии, что из-за них подлости не совершать. Потому все полученное от мистера шимпанзе ношу с чистой совестью, так же как в партизанском лесу не задумываясь, брала трофеи с убитых мной фрицев. До того, как этот мистер снова попал в наш госпиталь (на этот раз не мы, его британские «друзья» постарались) он успел прислать нам партию товара, где среди прочего были отрезы ткани, как на пальто, но вишневого и алого цвета. Парень в таком выглядел бы «стилягой» (знаю, что это, смотрела фильм), ну а девушки отчего обязаны одеваться в серо-черные тона? Отец рассказывал, как в гражданскую награждали «красными революционными шароварами»,[30] ну а мы подумали: а что если из этого сшить летящие накидки-пальто? Этот фасон, что лет через сорок будут называть «летучая мышь», из-за простоты кроя и удобства в носке с этой весны стал для наших женщин просто бешено популярным. Шьется абсолютно из чего угодно, подходит на любую фигуру — два полотнища спереди, одно сзади, рукавов нет, с боков может или сшиваться, или остаться свободным, или тоже на застежке — только назвали его у нас «парус», из-за характерного вида в ветер, да и просто от движения так развевается эффектно, что походка кажется летящей, будто скользишь над землей. Хотя если с боков не застегнуть и дунет сильней, то полы с головы снимаю. Зато встречные незнакомые мужчины оборачиваются, когда я в такой накидке иду, а не в шинели. Наверное, устала я быть солдатом, все больше хочется женщиной побыть, даже в таких мелочах.

И стою я сейчас на берегу, на мне алая накидка-парус — развевается как флаг на первомайской демонстрации — поверх все того же крепдешинового платья в горох, и элегантная шляпка из тонкого фетра, широкополая с атласной лентой, как у Греты Гарбо в каком-то фильме. Когда разбирали последнюю партию товара от мистера шимпанзе, то мои девочки сказали: «Это как для тебя! И как раз под осень, когда уже нельзя в соломенной». Я примерила, в зеркало глянула — и обмерла: ой, мама, неужели это я? Поля так лицо оттеняют, делают загадочным, вот жаль, что вуаль сейчас не носят! Конечно, я ее надела, когда мы с Михаилом Петровичем рано утром вместе под руку шли из квартиры в штаб — и все хваталась за нее, боясь, что сдует! Затем мой Адмирал отправился корабль к походу готовить, а у меня еще вопросы были к товарищу Кириллову. Так товарищ комиссар третьего ранга, меня увидев, только головой покачал, но ничего не сказал насчет моего вида — осуждает, или наоборот? После еще дела, заботы, так что на причал к отходу К-25 мне пришлось идти без Михаила Петровича (вот не привыкну его по имени называть), зато со мной Ленка увязалась, еще кто-то из моих «стервочек», у кого в экипаже были… И еще с нами другие жены и пока просто подруги — а им кто разгласил — «тебе известно лишь одной, когда усталая подлодка…» придет или уйдет — это ведь все равно военная тайна? Заранее знали, если с работы или службы отпросились, а это в войну, поверьте, непросто — и все в лучших платьях, многие в накидках-парусах. Но кто разболтал, что я буду в новой шляпе?! Косынок и беретиков на головах почти нет, зато… Вот не думала, что столько самых разных женских шляпок шимпанзе к нам натащил — а распределялся модный товар передовичкам и женам фронтовиков, ну а К-25 самый геройский, самый боевой корабль Северного Флота. Но у меня шляпка самая красивая из всех, без сомнений! Слышала, что в Англии на каких-то торжествах или скачках все их леди обязаны быть в шляпках — ну так мы, получается, сейчас, как те английские леди? Ну и правильно — если я, мои «стервы» и эти девчата с Севмаша для победы СССР точно сделали больше, чем все эти леди, пьющие чай в своих лондонских дворцах, для победы своей Британии? Имеем право такими же нарядными быть!