Андрей Валерьев - Фаранг (Дилогия)

Голый Егоров мотнул головой в сторону берега.

— Мы уходим.

Глава 7

'Сколько?!'

Дима неверяще постучал пальцем по циферблату, а потом поднёс часы к уху. Часы, как им и полагается, тикали, секундная стрелка бежала по кругу, а её большие подруги показывали только половину первого. Этот безумно долгий, кровавый день на самом деле только начинался!

Сначала разведка боем, потом штурм и контратака. Новые корабли и ракетный удар. Сколько же всего успело произойти за это утро! Мельников автоматически кивал что-то говорившей ему жене, улыбался и невпопад отвечал. Сердце уже не болело. Оно умерло и на его месте осталась лишь холодная пустота.

Бояться было поздно. Даже за детей. Сенсей посмотрел на своё забинтованное колено, сжал зубы и поднялся на ноги.

— Все, кто может держать оружие, стройся!

За утро земляне потеряли убитыми двенадцать человек. Шестеро из которых были крепкими и сильными бойцами, которые первыми сошлись с дикарями в рукопашную. Тимур Матаев лично повёл бойцов к пролому и первым из ополченцев взобрался, сбросив последних штурмовиков, на бревно дикарей и погиб от удара меча. Ценой собственных жизней парни, шедшие за Тимуром, оттеснили неандертальцев от стены и дали возможность остальным ополченцам и арбалетчикам выбраться наружу. Сам Дмитрий, бившийся бок обок с командиром ополчения, остался в живых только благодаря своей звериной силе и ловкости. Сенсей уже не помнил подробностей боя, зато отлично помнил, как в сутолоке драки ему пришлось вертеться под ударами сразу трёх мечников. И если бы не опыт айкидо… кто знает…

Потом уже, после того, как Виктор увёл в контратаку свой небольшой отряд, Сенсей с болью и горечью узнал о гибели капитана Орхана. Пожилой турецкий лётчик был ему настоящей опорой, своим спокойствием, советом и житейской мудростью поддерживая Мельникова в самые трудные минуты. А шестеро арбалетчиков? Тихие и малозаметные в жизни общины люди храбро сражались, стреляя из своих игрушечных машинок по этим животным. Весь град камней и дротиков дикари обрушили именно на стрелковые бойницы и потому среди сидевших в укрытии арбалетчиков были такие страшные потери — шестеро убитых и семеро тяжелораненых.

А пятеро обгоревших на пляже ребят? Его ребят. Из турклуба и секции айкидо! Железный боец заскрипел зубами. Большинство их них Дима знал много лет, и они были не просто друзьями и коллегами. Они были частью его Семьи. Сейчас все они лежали в столовой под присмотром плачущих женщин и неизвестно, выживут они или нет.

Всё это Мельников смог бы пережить. Женщины и дети, ради которых они сражались и умирали, не пострадали. Дикари все убиты, а крепость почти цела.

Земляне победили.

Почти.

— Подъём! Все, кто может держать оружие, стройся!

Дима-сан вышел на грязный пятачок перед столовой и вытянул в сторону левую руку.

— Стройся!

Первой в строй стала Надя. Мельников посмотрел на жену — миниатюрную и хрупкую женщину и… промолчал. Надя была в своём праве — она защищала своих детей. В строй встали все мужчины, кроме совсем уж тяжелораненых, которых набралось аж четырнадцать человек. Из двадцати трёх ополченцев только Олег и Пётр Александрович не были ранены. Лёгкие контузии не в счёт. Все остальные парни, включая самого Диму, 'щеголяли' окровавленными повязками, костылями и весьма потрёпанным видом.

Встали в строй и подростки. Двенадцатилетний Йоахим стоял рядом с отцом. Рядом с отцом стоял и Антон.

Дима катнул желваки и снова промолчал. Дети и война не должны пересекаться, но… уж лучше так, чем…

И женщины. Из столовой вышли все, кто смог. Под крышей убежища остались лишь тяжелораненые, маленькие дети и несколько беременных женщин.

В строй встали все, кто мог держать оружие.

Мельников снова посмотрел на десятилетнего сына Кати. Виктора в строю не было. Не было и самой Екатерины.

'Ну-ну…'

Когда Катя увидела Антошку, в общем строю и с копьём на плече, у неё помутилось в голове. Ноги сами собой подкосились и женщина, слабо мотая головой, села прямо в грязь.

'Нет, только не это. Только не Антон!'

Рядом с сыном стоял его отец. Игорь содрал с себя остатки плетёных доспехов и теперь спешно заплетал их на худеньком тельце ребёнка, попутно что-то ему втолковывая. Мальчишка с очень серьёзным видом слушал отца и сосредоточено кивал в ответ.

— Ой! Мам! — Антон заметил её и сразу заулыбался, превратившись из взрослого маленького человечка в обычного десятилетнего мальчишку. — Иди туда. В столовую. Ладно?

Глаза у Кати заволокла чёрная пелена. Женщина всхлипнула и потеряла сознание.

Самочувствие у Витьки было нормальным. Шишка на голове побаливала, но вполне умеренно, слух постепенно восстановился и даже зуммер в голове исчез. Холодная и чистая вода — великая сила! Смыв с себя грязь, кровь и пот и переодевшись в чистую и сухую одежду Егоров почувствовал себя заново родившимся человеком.

— Мы уйдём, Катя. Заберём Антона, Олега, Йилмаза, девчонок. И уйдём. И Петра, конечно, тоже заберём. На лодке места только нам и хватит.

— А остальные?

— Нет. Только мы.

Егоров посмотрел на далёкую крышу столовой. Отсюда, от бассейна у ручья, до крепости было довольно далеко, так что ни криков раненных, ни другого шума слышно не было. Только журчание воды и ветер, качавший пальмы.

— Укроемся на островах. Нас не найдут. В лодке есть снасти, кое-какое оружие и инструменты. Дождёмся срока, уйдём к озеру, а там…

— А что 'там'?

Катя отстранилась и смотрела требовательно и жёстко.

— Что 'там'? Егоров? Ты же сам рассказал о метках, о том парне, что обварился, пытаясь пройти сюда и том, что скорее всего…

— Тихо, — Виктор закрыл рот ладонью и тоже очень жёстко посмотрел на свою женщину, — у нас. У меня. Нет. Другого. Выхода. Только пробовать. Пытаться. И надеяться. Ты. Меня. Поняла?

Катя сникла и, не глядя в глаза мужа, кротко кивнула.

Витьке хватило одной секунды, одного взгляда на готовящихся к бою людей, чтобы понять — никуда он не уйдёт. Контрольным выстрелом и последним гвоздём, окончательно похоронившим его решение сбежать, бросив всех на произвол судьбы, стал Катин обморок. Действительно, от одного вида десятилетнего пацана, стоящего с копьём в руках, волосы у Вити стали дыбом. Мальчишка посмотрел на него, такого чистого, свежего, здоровенного дядьку, даже не презрительно, а так… равнодушно, как на пустое место. Точно таким же понимающим и равнодушным взглядом на него смотрел Мельников и все остальные. Корить его не корили, понимая, что Егоров их единственная надежда отсюда выбраться, но из своего он моментально стал чужим.