Михаил Кликин - Личный друг Бога

— Я был здесь два раза, — сказал Ирт. Он полулежал в кресле-качалке, разместив на животе блюдо с жареной рыбой. Он уже наелся, но блюдо было приятно теплое, и потому Ирт не спешил с ним расставаться. — Как и многие… Другие были только раз…

— А Танк предупреждал, что собирается вас… улучшить?..

— Да. Он говорил, что сделает нас сильней.

— И как проходила операция?

— Операция?

— Ну, как именно он делал вас сильней? Он что, опаивал вас снадобьями до бессознательного состояния, а потом резал скальпелем?

— Скальпелем?

— Ножом!

— Нет, он не резал. Он спал.

— А вы что делали?

— Тоже спали…

— Опоенные снадобьями?

— Нет… Некоторые, конечно, были опоенные, но не снадобьями, а элем и бражкой.

— Слушай, а когда он делал вас сильней… Вы что-нибудь чувствовали?

— Нет… — Ирт пожал плечами. — Ничего особенного… Потом, правда, было слегка непривычно, но недолго…

Гномы, словно две тумбы, застыли у двери. Глеб глянул на них и подумал, что Танку, наверное, ничего не стоило из охранников превратить их в надзирателей.

Или даже в палачей.

Он и весь отряд мог переделать. Смог же он задиристую Фиву превратить в покладистую стряпуху.

А что, если и его, Богоборца, — в стряпуху…

— Ты веришь ему, Ирт?

— Танку? Конечно…

«Доверие тоже может быть запрограммировано», — подумал Глеб, но вслух ничего не сказал.

— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Ирт. — Ты боишься чего-то?

— Можно и так сказать, — буркнул Глеб и точным ударом загнал два шара в угловые лузы.

Гномы одобрительно цокнули языками.

Гости разбрелись по всему Бункеру — и вели они себя по-хозяйски.

На кухне скворчали жиром большие сковороды, в котле бурлила вода, гремела металлическая утварь, стучал по разделочной доске нож — Фива занималась любимым делом. Из спальной комнаты доносились азартные крики, ругань и смех — там играли в кости. В столовой шло буйное пиршество. В бассейне человеческих тел было больше, чем воды.

Бойцы развлекались как умели.; пили допьяна, ели до отвала, веселились до упаду. Обсуждали разное: оружие, недавний бой, Танка и Богоборца, Фиву и Фаталию. Строили планы на будущее, делились прожитым. Шуму и возни было много, но серьезных ссор не возникало.

И только в трех помещениях было тихо.

В бильярдной, где сам собой организовался штаб.

В запертой изнутри комнате, где спал Двуживущий хозяин Бункера.

И в небольшой каморке, закрытой на ключ, над дверью которой висела табличка с необычной для Мира надписью «Лаборатория».

Шло время; усталость и выпивка свалили с ног большую часть бойцов. А значит можно было считать, что наступила ночь.

Мучающийся бессонницей Глеб вышел в сад, сел на скамейку перед клумбой каких-то огненно-красных цветов, закрыл глаза.

Ему хотелось ветра и звездного неба, лесных запахов и живых звуков.

Но он находился в склепе.

В склепе мертвого, иллюзорного мира…

Он открыл книгу, второй том «Магии для чайников», и долго ее листал, бездумно разглядывая схемы, формулы и графики.

Что, если пути назад нет? Вдруг он обречен оставаться здесь до тех пор, пока не умрет пребывающее в коме тело?

Да и есть ли оно — тело? Может, от него осталась лишь голова? Или один только мозг — развороченный пулей, законсервированный, оплетенный сеткой тончайших нанопроводников…

— Заждался?

Глеб вздрогнул, обернулся.

На вымощенной кирпичом дорожке, похожей на расстеленную кожу многометровой змеи, стоял Танк. Он хмурился. И у Глеба екнуло сердце.

— Заждался, — повторил Танк — уже без вопросительной интонации. — Ну, пойдем.

Глеб закрыл книгу, положил ее на скамью и поднялся.

— Пойдем, — сказал он и сорвал огненно-красный бутон, пахнущий, как освежитель воздуха.

В лаборатории было темно.

Танк щелкнул пальцами, и на стенах зажглись плоские светильники.

— Садись, — велел он Глебу.

Сесть можно было лишь в объемистое кресло. Или на пол.

Глеб выбрал кресло…

Больше всего лаборатория походила на монашескую келью. Предметы, находящиеся в тесном помещении, можно было пересчитать по пальцам: стол, ведро с водой, плавающий в воде ковш, четыре светильника, аккуратно свернутый шерстяной плед и висящая на стене кожаная сбруя.

Ну и, конечно, ярко-оранжевое кресло, резко отличающееся от всей обстановки.

— Что мне делать? — спросил Глеб.

— Вытяни вперед руки, — сказал Танк и снял со стены упряжь. — Я должен тебя связать.

— А это обязательно?

— Сейчас — да… — Танк охватил ременной петлей запястья Глеба, затянул крепко. — Это для твоей же безопасности… Теперь давай ноги…

Через минуту Глеб был крепко связан. Широкие эластичные ремни особого неудобства не доставляли, но все равно было как-то не по себе. Танк с удовольствием оглядел плененного Богоборца и отступил к двери.

— Теперь я могу приступить к работе, — сказал он и ухмыльнулся. — Могу, но не стану этого делать.

Глеб недоуменно на него посмотрел:

— Почему?

— Нет смысла. Мне уже все известно.

— А к чему тогда… — Глеб дернулся, пробуя крепость пут. — Что за комедия?!

— Комедия? — Танк пожал плечами. — Разве происходит что-то смешное? — Он лягнул пяткой дверь, и она приоткрылась. В комнату боком просочился еще один человек, притворил дверь, запер ее на ключ. И повернулся лицом к оранжевому креслу.

Это был Танк.

Танк номер два…

— Черт возьми, — пробормотал Глеб и дернулся так, что кости хрустнули.

— Спокойно, — сказал второй Танк. — Тебе ничто не угрожает. Ремни — это предосторожность. Мы не хотели, чтобы ты с перепугу что-нибудь сотворил, и потому решили связать тебя, прежде чем приступить к разговору.

— Вас двое? Вы что, братья? Близнецы?

— А разве мы похожи? — спросил Танк первый и щелкнул пальцами. Его лицо сползло, словно потекшая восковая маска, и упало к ногам бесформенной влажной лепешкой.

— Да что происходит?! Кто вы?!

— Он — Белиал, — сказал второй Танк. — А меня ты знаешь… Успокойся, Глеб, не рвись так. И не спеши делать какие-то выводы. Сперва выслушай нас.

— Это не моя идея, — тут же поднял руку Белиал. — Это он предложил все тебе рассказать.

— Да, — кивнул Танк. — Не вижу смысла скрывать от тебя правду.

— Какую правду? — у Глеба пересохло горло. Сердце бухало, словно кузнечный молот. — О чем вы?

— Тебя больше нет, — сказал Танк. — Глеб Истомин скончался в больнице. Тело его было передано для экспериментов. Впоследствии останки были кремированы и захоронены. Я видел документы, подтверждающие смерть и кремацию.

— Подделка?

— Нет, — покачал головой Танк. — Я видел место твоего погребения.

— Но как же?!

— Ты призрак, — тараща глаза, прошипел Белиал. — Привидение! Фантом! Богоборец! — Он рассмеялся.

— Перестань, — недовольно буркнул Танк. — Ему и так сейчас нелегко.

— Я понял! Это шутка! — Глеб хохотнул. Рот его перекосился, слюна брызнула на подбородок. — Вы меня разыгрываете!

— Ты что-нибудь слышал о коннекционизме? — спросил Танк. — Знаешь, кто такой Франк Розенблатт? А имя Карла Прибрама тебе говорит о чем-нибудь? О работах Пенроуза слышал?

— Что за чушь вы несете?! — Глеб пытался заставить себя смеяться. Он дрожал — и тяжелое кресло дрожало вместе с ним.

— Не мечи бисер, — сказал Белиал Танку. — Ты что, собрался тут лекции читать? Давай я объясню, у меня доходчивей получится… — Он подошел к креслу, сел перед ним на пол, скрестил ноги. И, глядя Глебу в глаза, начал неторопливо излагать:

— Без малого двадцать лет я занимаюсь проблемой искусственного сознания. Работы людей, о которых только что упоминал Танк, я прочитал еще в школе. В колледже у меня была своя лаборатория. В университете я достиг таких успехов, что однажды ко мне домой явились строгие мужчины с черных костюмах… — Белиал хмыкнул, скривился, вспоминая нечто забавное, но не слишком приятное. — Я работал на университет, на министерство обороны, на две корпорации. Недолго, но весьма продуктивно… Меня выкинули из-за невинных забав…

— Его обвинили в шпионаже, — пояснил Танк и тоже, скрестив ноги, сел на пол.

— Но доказать не смогли, — хмыкнул Белиал. — Я уже тогда был очень осторожен.

— Я бы даже сказал — патологически осторожен.

— Намекаешь, что я параноик? Пусть так! Это лишь помогает мне в работе…

Глеб никак не мог собраться. Он с трудом понимал, о чем говорят собеседники, в черепе словно густая паутина раскинулась — и любая мысль, любая тень мысли вязла в ней, путалась, трепыхалась, обрастая коконом и слабея.

— …Потом пришло отрезвление. Я понял, что проблему надо решать совсем иначе. Создавать искусственное сознание, толком даже не зная, что есть сознание, — глупо. Разве не проще клонировать существующий разум? Создать его точную копию! Два года я разрабатывал концепцию уникальной системы, потом год строил ее скелет. Мне нужны были огромные вычислительные мощности, и я получил их. Небольшая самораспространяющаяся программа позволила мне управлять миллионами компьютеров по всему свету. Беспечные пользователи не подозревали о том, что я использую их зомбированную собственность. Кто-то, конечно, лечил насланную мной заразу, но таких было меньшинство. Лень и беспечность — разве не эти качества характеризуют нашу цивилизацию?!.