Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII - Александр Николаевич Федоров

Судорожно выдохнув, Логанд замолчал и заозирался по сторонам. Наконец он заметил то, что искал — закупоренную какой-то тряпкой бутылку, в которой явно ещё было некоторое количество вина. Вынув замызганную тряпицу, он, нисколько не брезгуя, приложился к горлышку и мгновенно вылил в себя всё без остатка. Было видно, что Логанд сделал это не только для того, чтобы промочить горло. Похоже, он добирался до главного, и пытался придать себе сил.

— К тому времени конюшня уже давно была отстроена. Отец уехал, а я остался. Зора вроде как наняла меня дворовым работником, но, конечно, дело у меня было лишь одно… Когда она поняла, что беременна, то страшно перепугалась и захотела избавиться от ребёнка, но я… Я так обрадовался, что у меня будет собственное дитя, что и слышать не хотел ничего об этом. А надо сказать, что я лишь на людях был слугой Зоры. Когда мы были вдвоём, всё было иначе. Ты знаешь мой характер — я плоховато умею подчиняться. Так что, несмотря на то, что я был сильно младше её, я всё же командовал Зорой как хотел.

В общем, я даже думать ей запретил о том, чтобы избавиться от плода. Я сказал, что заберу ребёнка с собой, когда её ненаглядный соблаговолит вернуться. На том мы и порешили… Дитя должно было родиться в самом конце весны или начале лета. Я так ждал его! Оно ещё не родилось, а я уже любил его больше всего на свете…

Что же касается самой Зоры, то чем сильнее давала знать о себе беременность, тем больше портились наши отношения. Она стала невыносимой — постоянно закатывала истерики, кричала. Похоже, она всё-таки смогла насытиться любовью, или же, зачав ребёнка, её внутренняя природа получила желаемое, так что теперь она редко желала близости со мной. Я по-прежнему жил при её доме, но теперь часто уезжал в деревню к отцу, чтобы помогать ему. Иной раз мы не виделись с ней неделями…

Ребёнок родился внезапно — почти на месяц прежде срока… Я думаю, что виной всему было то, что эта дура постоянно закатывала истерики по любому поводу. В последнее время я вообще избегал встречаться с ней — похоже, один мой вид действовал на неё раздражающе. Она скандалила по любому пустяку, упрекала меня и в том, в чём я был виноват, и в том, в чём был неповинен. Да и я к тому времени охладел к ней — у меня была уже новая подружка, моя ровесница…

Я узнал о рождении сына, явившись как-то под вечер в дом Зоры. Дворник встретил меня ещё у ворот и сказал, что барыня не велела больше пускать меня. И он сообщил, что Зора разрешилась от бремени до срока и… — Логанд на время замолчал, стиснув зубы, чтобы справиться с волнением. — И что ребёнок умер…

Линд глядел на товарища, который положив тяжёлую голову на ладони, буквально источал сейчас боль. Вот она — та ноша, что он таскал на себе больше десяти лет! Вот что надломило его душу… И всё же Логанд сейчас совсем ничем не походил на сумасшедшего. Он был глубоко несчастен, всё ещё пьян и подавлен, но явно в своём уме.

Лишь сейчас юноша заметил, что из всё ещё раскрытого окна тянет прохладой, и в комнате воздух стал хотя и достаточно свежим, но довольно холодным. Поэтому он, стряхнув с себя оцепенение, встал и закрыл окно. Логанд же сидел, не шевелясь, и создавалось впечатление, что он вообще не замечает сейчас происходящего вокруг.

— У меня нет слов, чтобы описать, что тогда со мной случилось… — глухо продолжил вдруг Логанд. — Несколько дней я был сам не свой, временами помышляя о самоубийстве. Странно, наверное, слышать такое о парне пятнадцати лет? — горько усмехнулся он.

Линд в ответ лишь скривил губы. Да, в свои пятнадцать он жил совсем другой жизнью — жизнью мальчишки, проводящего время в компании друзей, лишь помышляя о каких-то реальных вещах. Логанд же будто родился уже взрослым… Наверное, потому он и сделался лейтенантом в двадцать с небольшим, не имея ветвистого родового древа за спиной… Он действительно был особенным.

— Несколько раз я возвращался к Зоре, но меня не пускали и на порог. Тогда я как-то вечером пробрался к ней в спальню через окно, но она, завидев меня, подняла такой крик, что я еле удрал. Я, словно брошенный пёс, кружился вокруг дома Зоры, не находя покоя. Я всё ждал, что она, быть может, выйдет. Но её всё не было. Зато я заметил старого сторожа, который каждый день выходил за ворота, а к вечеру возвращался пьяный в стельку, хотя прежде я за ним такого не замечал. Этого старика никто в доме не любил, а иные и вовсе боялись, считая, его ведьмаком. Слыхал о таких?

Линд, который явно был примерно из тех же мест, где прежде жил Логанд, хмыкнув, кивнул. Ведьмами и ведьмаками не раз пугала его нянька в детстве, когда он никак не хотел засыпать. Ведьмаки — это было что-то вроде колдунов, но колдунов-самоучек, действующих скорее по наитию. Вообще считалось, что ведьмы и ведьмаки — очень и очень могущественные маги, точнее, стали бы таковыми, если бы прошли обучение. Но сила, дремавшая в них, была столь велика, что прорывалась наружу даже без специальных навыков.

— Дворня звала его Шорохом, потому что ходил он всегда едва слышно. Он жил под лестницей и днём почти не показывался на людях. В общем, неприятный был старикан. И то, что теперь он весь день проводил где-то за пределами дома, было странно. Я решил проследить за ним, что, впрочем было нетрудно, потому что оказалось, что доходил он до одного из небольших кабаков неподалёку — грязного притона, куда приличные люди боялись соваться. Но я нутром чувствовал, что происходящее каким-то образом касается меня, и потому зашёл туда.

Шорох сидел в тёмном углу, и перед ним уже стояла кружка браги. Когда я подошёл, то заметил, как исказилось его лицо. Увидев меня, он перекосился, будто увидал… — судя по всему, Логанд хотел сказать «увидал призрака», но осёкся. — Увидал самого Асса… Он, кажется, хотел уйти, но я перегородил ему путь.

«Что ты знаешь?» — сразу же спросил я, видя, что ему есть что скрывать. — «Что с моим сыном? Он жив?». Нутром я почувствовал, что