Пришествие Зверя. Том 3 - Хейли Гай

Оба космодесантника молчали. Они почтили важность момента торжественной тишиной. Потом Абатар сказал:

— Это не случайность.

Боевой Кулак медленно кивнул:

— Это судьба.

Когда Абатар вошел в Монитус, был слышен приглушенный гул разговоров. Теперь звук стих. Абатар заметил, что Боевой Кулак смотрит куда-то мимо него — и глаза его расширяются. Абатар обернулся.

Там были еще воины в черной броне. Абатар насчитал четверых. Немного, но уже заметно. Достаточно, чтобы подтвердить правоту слов Асгера. Судьба. Рука ее была очевидна всем присутствовавшим в Монитусе.

Разговоры прекратились. Слышалось лишь, как топают сабатоны по мрамору — космодесантники занимали свои места. На них смотрели все собравшиеся в зале. Абатар чувствовал на себе десятки взглядов. Его это не беспокоило — он был удивлен не меньше, чем все остальные, и тоже пристально всматривался в пришедших.

Подошел седьмой воин в черном, на сей раз Кровавый Ангел. Потом восьмой, Ультрамарин.

Время в Монитусе остановилось. Зал был наполнен значимостью момента.

Боевой Кулак выступил вперед. Он вышел на середину зала и заговорил хриплым от ветра голосом:

— Будьте свидетелями, братья! Запомните этот день — потому что его будет помнить весь Империум.

Он был лишь одним из присутствовавших космодесантников, но, объявив о важности происходящего, стал связующим звеном. Все смотрели на него. Все голоса были обращены к нему.

— Предзнаменование, — сказал другой Космический Волк в глубине зала.

— И даже больше, — отозвался Боевой Кулак.

— Мы сами это сделали, — сказал Абатар. — Мы действуем, и мы совершили выбор.

— А выбор имеет вес, превосходящий деяния любого из братьев, — продолжал Боевой Кулак. — Один выбор, сделанный многими. Это правда.

— Верно, — сказал стоявший рядом с ним Кровавый Ангел. Абатар узнал Форкаса, чье имя видел в списке членов одной из истребительных команд. Броня Форкаса все еще была красной. — Разве кто-либо из нас может в этом усомниться? Когда все столь явно?

— Тогда точно ли это был выбор? — спросил Абатар. — Нас вели одни и те же обстоятельства, порывы, одна и та же реальность.

— Возможно, мы сами себе создали предзнаменование, — сказал Боевой Кулак. — Если это так, то оно еще более весомо.

Форкас кивнул:

— Я поступлю так, как поступил ты.

— И я, — крикнул другой Космический Волк.

Клич подхватили. Монитус гудел от мрачно-торжественных клятв, звучащих в унисон. Отделения объединились. Собравшиеся космодесантники встали полукругом перед Боевым Кулаком и огромными изваяниями.

Абатар смотрел на своих собратьев по оружию с растущим восхищением по мере того, как возгласы повторялись, усиливая друг друга. Не было ни тени сомнения в единстве цели всех орденов Адептус Астартес. Каждый боевой брат, сколь бы чужим он ни казался воинам другого ордена, встал на защиту Императора. На Улланоре многие силы слились в едином порыве, но здесь было нечто иное. Здесь единство не носило организационного характера. Оно ковалось на уровне отдельных личностей. Конечно, будут трения между членами истребительных команд — Абатар не питал иллюзий относительно себя или того, каково ему будет сражаться в одном отряде с Космическим Волком.

И все же...

«Чем это мы становимся?»

Рожденные смертью. Выкованные смертью. Живая память о павших братьях, переродившаяся в гнев.

— Что есть мы? — проревел Боевой Кулак. Вопрос требовал ответа, но прозвучал так, будто ответ был неизбежен — единственно возможный.

— Мы — свидетели! — сказал Форкас, и Абатар услышал, как другие озвучивают его мысли.

«Здесь, сейчас — мы едины, — подумал он. — Мы — это новое оружие».

— Мы караулим в смертной тьме, — сказал Ультрамарин в черном.

Мы — стража.

Мы — месть.

Мы — судилище над ксеносами-захватчиками.

В его сознании, душе, в зале стоял такой шум, что Абатар не понимал, откуда исходят слова — извне или изнутри. Возможно, и то, и другое. Внутренняя потребность воплотилась в изменениях его брони — и брони его боевых братьев. Они — пример. Они — чистота черного.

Космический Волк, Темный Ангел, Кровавый Ангел и Ультрамарин говорили единым голосом:

— Мы — Караул Смерти!

Слова звенели, перекрывая общий гул, и железная правда наполняла их силой. Абатар не сразу понял, что произнес их его собственный голос.

— Караул Смерти! — повторил Боевой Кулак.

— Караул Смерти! — сказал Форкас.

Караул Смерти. Слово, имя, истина были озвучены всеми воинами в Монитусе. Это был момент творения. То, что погибло на Улланоре, обрело новую форму, новую цель.

Караул Смерти. Клинок, нацеленный в горло Зверя.

Облака расступились, и появилась боевая луна, словно рассерженная вызовом. Рев звучал лишь громче.

«Караул Смерти!»

Абатар выкрикивал название, и это была миссия, это было призвание. Сахаил оказался прав. Абатар — Темный Ангел, ничто не изменило бы этот факт, — но он и еще кто-то сверх того. Не только броня его несла два геральдических цвета, но и сама его сущность. И в этом не имелось противоречия. Караул Смерти создали познавшие отчаяние, и они же все вместе должны были составить его сущность из своих разрозненных личностей.

Чем мы стали? Полный ответ придет в свое время. Но имя уже было, рожденное в горниле жертвенности и мщения. Один и многие были теперь едины.

Караул Смерти.

Имя гремело громче, чем любой звук, сотрясая башню Стилихона. Оно наэлектризовало воздух над Императорским Дворцом и поднялось в небо, к штурмовой луне. Оно и было ответом на бесконечный вопль Зверя:

«Я - РЕЗНЯ».

И воины разных орденов сказали: «Бойся нас».

— Вы хотите, чтобы я вернулась, — констатировала Галатея Хаас.

— Да, — ответил Курланд.

Они находились в казармах Адептус Астартес. Несмотря на повышение в звании, Хаас проводила здесь большую часть времени. Теперь власть ее распространялась на большинство арбитров, оставшихся во дворце величиной с континент. Она была проктором дивизиона Примус Империалис и страшно уставала. Ряды Адептус Арбитрес так сильно поредели во время Народного крестового похода, что дееспособность их во много раз упала. Кабинет Хаас видом своим соответствовал условиям, в которых ей приходилось трудиться, — здесь были только старый рабочий стол, деревянный стул, ящик для снаряжения и большой вокс-передатчик.

Курланд поймал себя на том, что сравнивает находящегося перед ним офицера с главным провостом-маршалом в Великом Зале. Он не сомневался в компетенции Зека, чьи способности обрабатывать огромные объемы данных впечатляли, а ум был умом стратега. Презрение Курланда вызывали, собственно, цели, на которые Зек расходовал свои таланты. Был ли он когда-нибудь другим, не тем политиканом, что сейчас? Курланд сомневался. Чтобы войти в число Верховных лордов, Зеку пришлось в первую — и единственную — очередь сосредоточиться на своих амбициях. Его достоинства как администратора оказались побочными продуктами его личных устремлений. Хаас, как показалось Курланду, видела в своей работе не карьеру, но призвание. Он узнал ее взгляд — взгляд почти что одержимой, и это долг и скорбь сделали ее такой.

Она встретила известие о необходимости вернуться на штурмовую луну с мрачным спокойствием, сжав губы, — словно ожидала этого разговора. Она не стала спрашивать, есть ли у нее выбор, только сказала:

— Вы снова отправляетесь внутрь.

— Да, глубже. Маленькими группами. Незаметное проникновение.

— Понимаю. В чем состоят мои обязанности?

— Мы будем искать центры управления и источники энергии. Вы знакомы с внутренним устройством луны лучше, чем кто-либо из ныне живущих.

— Понимаю. — Она постучала пальцами по свисающей с пояса булаве и глубоко вздохнула. — Буду готова к отправке, как только прикажете.

— Спасибо, проктор. Если бы вы не захотели, вас можно было бы понять.