Баламут - Василий Горъ

уничтожение… Государыня наверняка… по уши в проблемах страны… и, плюс к этому… рвет себе душу, переживая за дочь… Непонятно, что с Оторвой, твоими… родичами и Базой… А когда мы отсюда выберемся… и выберемся ли вообще, одному бо-… Так, стоп: об этом можно спросить… и у тебя!

В тот момент, когда Лариса Яковлевна выдохнула последнюю фразу, ее глаза загорелись такой неистовой надеждой, что я просто не смог озвучить то, что пугало до дрожи в коленях. Поэтому утвердительно кивнул:

— Выберемся. Не скажу, что легко, но к новому периметру или линии фронта мы однозначно выйдем. С заходом на Базу или без оного, пока, естественно, не скажу, но по этому поводу тревожиться не стоит. Плохо то, что выйдем нескоро: тащить Рину к границе между желтой и синей областью — форменный идиотизм, так как переход убьет Долгорукую с вероятностью процентов в девяносто. Перебираться поближе к границе тоже не вариант: там вряд ли найдется настолько хорошее убежище, как это, а прятаться под открытым небом в начавшемся бардаке, на мой взгляд, слишком рискованно.

Потом посмотрел на механические часы, с помощью которых отмерял время между «процедурами», снова поработал с ядром Долгорукой, а потом перебрался к Шаховой и потянул вниз молнию на ее спальнике:

— Ну-с, пациент, на что жалуемся?

— На сильную слабость… и заплетающийся… язык… — поддержав игру, пожаловалась она, запоздал обратила внимание на то, что обнажена, и без труда догадалась о наиболее вероятной причине: — Пришлось отмывать от слизи?

Я нехотя кивнул.

— Обеих?

Я кивнул снова.

— И сколько раз?

— Тебя дважды, а ее таскал к речке и обратно каждые полчаса! — в сердцах выдохнул я. — Слава богу, что эта дрянь перестала выделяться, а то неподалеку появилась стая мутировавших волков.

— Какие, к чертовой матери, волки… если я ревную? — пошутила Лариса Яковлевна, а потом посерьезнела и спросила, когда, по моим ощущениям, закончится «эта самая взрывная адаптация».

— Думаю, что минут через пятнадцать-двадцать энергетика придет в норму, и тогда ты поставишь себя на ноги, что называется, бегом…

…Со сроками немного не угадал — адаптация закончилась только через полчаса. Зато потом от Шаховой начало шарашить заклинаниями Жизни такой мощности, что я невольно отвлекся от очередной процедуры. Прислушивался к отголоскам процесса самоисцеления и весь следующий час, но ожидаемый момент зевнул: женщина, дико фонящая благодарностью, обняла меня со спины аккурат в тот момент, когда я невесть в который раз за утро влил в ядро Рины свою Суть.

Первые несколько мгновений шла на поводу у чувства долга. В смысле, просто обнимала, старалась не мешать и проверяла состояние моего организма целительскими плетениями. А после того, как поняла, что я себя умотал не так уж и сильно, успокоилась, дождалась завершения процедуры и прижалась щекой к щеке:

— Елисеев, ты уже слушаешь меня щупом?

— Нет — твои эмоции напрочь сбили бы сосредоточение… — честно сказал я, дотянулся до ближайшей жилы и на несколько мгновений аж задохнулся от того, что творилось в чувствах женщины. Потом хотел сказать, что не сделал ничего особенного, но понял, что этой фразы она просто не услышит. Поэтому попробовал свести все к шутке: — Шахова, я тоже тебя люблю!

— Это самое лучшее, что я могла услышать из твоих уст! — довольно мурлыкнула Лара и вынужденно посерьезнела: — В туалет — к реке?

— В нее… — уточнил я.

— Одной можно?

— Если быстро, то да.

— Тогда я убежала…

Напоминать про марево и отрицание ветра я не стал, зная, что Язва тупить не будет. И не ошибся — она накинула ВСЕ нужные плетения еще до того, как подошла к выходу из логова, а затем активировала крылья ветра и практически вылетела наружу. Вернулась к началу следующей процедуры, деловито скинула ботинки, надетые на босу ногу, влезла в чистое белье, натянула носки и вытащила из кольца новенький комбез. А когда оделась и затянула ремень, мрачно поинтересовалась, за какое количество подходов я отстирал от слизи спальник, сохнущий снаружи.

— Не знаю, не считал. Но озверел не столько от вони, сколько от беготни туда-обратно… — криво усмехнулся я.

— А потом, небось, перестраховался?

— Угу: положил Долгорукую на кусок целлофана и часа три любовался ее прелестями…

— Прелести хороши… — равнодушно подтвердила женщина, скользнула мне за спину и положила ладони на трапеции. — Но, судя по состоянию твоего организма, тебе было не до них. В общем, закрывай глаза и расслабляйся. На оставшиеся пять минут — буду реанимировать твою тушку.

— Помнится, по легенде массажи делал я… — буркнул я и чуть не застонал от удовольствия, когда с первыми поглаживаниями в меня начала вливаться концентрированная Жизнь.

— Долг платежом красен. А такой, как у меня…

Слово «долг» испортило мне и без того не самое радужное настроение:

— Ла-ар, можешь сделать мне небольшое одолжение?

Шахова мгновенно врубилась, что именно меня покоробило, и ласково растрепала волосы:

— Отталкивайся не от слов, а от эмоций. Тогда тебе и в голову не придет видеть в этой пословице хотя бы намек на товарно-денежные отношения.

Я снова дотянулся до нее щупом и понял, что она права. А через пару секунд услышал монолог, идеально объяснявший то, что творилось в чувствах Язвы:

— Ну что, убедился в том, что ты для меня — центр личной Вселенной, и мне не нужны никакие предлоги для того, чтобы вкладывать душу в каждое прикосновение, помощь, совет или что-либо еще?

— Прости, был неправ.

— Это я должна извиняться. За то, что сошла с ума от радости, вызванной обретением Оторвы и тебя, напрочь отпустила все тормоза и моментами дурею от избытка чувств.

— Мне все нравится, Лар! — сказал я, почувствовал, что кривлю душой, и добавил: — Да, иногда выпадаю в осадок из-за мелких шероховатостей, но только до первого касания щупа — в твоих эмоциях столько искренней любви, нежности и заботы, что это плетение приходится развеивать через силу. О, черт, Рина заворочалась!

— И?

— Ей надо в туалет. Срочно! Поможешь?

— Мог бы и не спрашивать…

Помогла. Вернее, взяла на себя львиную долю не самого приятного дела на свете. А через какое-то время подождала завершения очередной процедуры с передачей Сути и корректировкой мутации, с непередаваемым сочувствием посмотрела на меня и спросила, не может ли она чем-нибудь помочь.

Я грустно улыбнулся и отрицательно помотал головой:

— Неа: целительские плетения отправят ее энергетику вразнос.

— Тогда я буду возвращать тебе бодрость массажем и забалтывать. Если, конечно, моя болтовня не раздражает.

— Ла-ар, будь самой собой, ладно? Мне действительно с тобой хорошо.

Этой просьбы хватило за глаза: Лариса Яковлевна