Царства смерти - Кристофер Руоккио

В каменной стене справа от меня открылись двери, и вереница людей-рабов, скованных друг с другом цепями, вынесли тяжелые подносы из черного стекла. Один за другим они выставили их на стол-кормушку.

Я почуял запах мяса до того, как увидел его, и разразился ругательствами, когда рабы удалились.

Сьельсины не готовили мясо. В пещерах и тоннелях их родной планеты крайне трудно было раздобыть топливо. Они могли есть горелое мясо – я видел обглоданные обгоревшие трупы среди останков кораблей и городов, – но не любили его. Готовке Бледные предпочитали ферментацию.

Гниение.

Но я четко видел оголенные ребра, сложенные конечности и, вне всякого сомнения, головы, пусть и безглазые, торчащие среди аккуратно сложенных, очищенных от кожи бедер. Ближайшая таращилась на меня пустыми черными глазницами. Черными, как глаза наших врагов. Бледные содрали с лица мертвеца кожу и намазали бурую, с прожилками плоть на щеках и подбородке какой-то зеленоватой пастой. Но ужаснуло меня прежде всего не лицо и не орнамент из сложенных конечностей, центральным элементом которого являлась голова. Даже не подносы с горами внутренних органов – свежее, чем мясо. Нет, это было красное полотно, окаймлявшее поднос. Оно было не из инопланетного шелка, а из крашеной шерсти, из которой шили туники легионеров. Все подносы были обрамлены ими, и чтобы окружить черную стеклянную поверхность каждого, должно быть, ушло до полудюжины туник. Они были уложены так, чтобы короткие рукава были по краям, а эполеты с отличительными знаками – на виду.

Тут были и простые легионеры, и триастры с одной лычкой; кое-где я заметил и двойные лычки декурионов. Обычные люди. Простые солдаты. В прошлом. Но меня заставили остолбенеть не просто туники и знаки различия, а эмблемы под ними, над маленьким солнечным диском – символом Соларианской империи.

Там были трезубцы и пентакли.

Мои трезубцы и пентакли.

Перед глазами на миг потемнело. Слезы не потекли, их высушила ярость.

– Это были мои солдаты! – закричал я с силой, какой не слышал от себя уже очень давно.

Сьельсины рядом со мной повскакивали с каменного пола смертоносным серым ураганом. Я напрягся, пытаясь разорвать сдерживавшие меня ремни, но те не подались.

– Мои солдаты!

Сириани сел на каменный трон без улыбки, с достойной древних фараонов безмятежностью, резко контрастирующей с буйной яростью, что излучал я.

– Как? – требовательно спросил я, дрожа от гнева в кресле. – Когда?

Князь князей не дал ответа, но его глаза – сами как глазницы – пристально посмотрели на меня.

– Cielucin ba-koun! – воскликнул он, и его голос долетел до самых сводов пещеры. – Мой народ! Я принес вам кусочек армии этого чудовища! Эти yukajjimn хотели сжечь этот зал. Убить всех вас. Всех нас! Они хотели уничтожить наши мечты о рае. Но я уничтожил их. – Он поднял руку, выставив три пальца, как проповедник, благословляющий паству с высоты своего пьедестала. – Это лишь предвестие грядущего.

– Где остальные? – спросил я на стандартном, чтобы не провоцировать беспорядков. – Сириани, где остальные?

Сьельсины начали приближаться к столу, переговариваясь не словами, а осторожными выверенными шажками, какими стая подходит к вожаку. Их подбородки были вздернуты, шеи оголены, губы раздвинуты. Они ждали реакции великого князя.

Но тот смотрел только на меня. Наклонившись так, что тонкие цепочки на его рогатой голове всколыхнулись и засверкали в алом сиянии светильников, он вцепился обеими руками в стол.

– Там же, где были все это время, – ответил он на чистейшем галстани. – У меня на попечении.

Один из придворных в белой тунике подобрался слишком близко к столу, и Пророк переключил внимание на него. Он зашипел, выпятив челюсть и обнажив черные десны и прозрачные зубы так, что его плоское лицо перестало быть таковым. Низшее существо отпрянуло и упало на колени.

Мне на миг показалось, что я смог вырваться с кресла – и из своего тела.

– На вашем попечении? – повторил я, тряся головой. – Северин говорила, корабль уничтожен со всем экипажем.

Я не слишком ей верил, но все же…

– Она yukajji, – ответил Пророк. – Yukajjimn свойственно лгать…

Он снова отвлекся на дрожащее на коленях существо. Между безволосыми бровями ксенобита протянулась складка.

– …но ее ложь послужила правде, потому что помогла мне.

Сьельсины вокруг нас ерзали в голодном нетерпении. Я практически слышал, как слюни капают с их клыков. Они ждали удара гонга, сигнала хозяина.

– Мне хотелось, чтобы ты считал, что остался один, потому что так и есть. Твоей команде не удалось сбежать с Падмурака. Им не уйти от судьбы, как и тебе.

Я зажмурился, сдерживая хлынувшие слезы.

Великий продолжил спокойным, но острым, как осколки стекла, тоном:

– Никто не знает, что ты здесь. Никто не придет на помощь.

– Да не важно! – ответил я, повысив голос, чтобы не сорваться. – Моя смерть не будет иметь значения. Имперский флот превосходит ваш в десятки тысяч раз. Силы несопоставимы.

– Силы… – повторил Пророк. – Vandate… тебе известно, что такое сила? Что значит обладать силой?

Открыв глаза, я отметил взглядом всех собравшихся вокруг сьельсинов, удерживаемых от пиршества лишь страхом перед Пророком и его троном. Сириани по-прежнему говорил на стандартном, лишь для моих ушей, и мне пришлось напомнить себе, что я тоже аэта, а когда говорят аэты, сьельсины слушаются, какими бы голодными они ни были.

– Думаешь, это wallati? – продолжил Сириани. – Власть? Численность? Может быть, мощь оружия?

Он посмотрел на распростертого придворного и произнес:

– Okun-kih.

Существо подняло голову, и Князь князей указал ему рукой:

– Iagga.

«Иди».

Сьельсин встал, чернильными глазами следя за когтистым пальцем хозяина, указывавшим на край уступа, на котором мы все находились. Я тоже посмотрел туда. Внизу зияла черная бездна. Я не мог даже представить, насколько она глубока и широка. Там царила тьма, как тьма ночи или космоса, только без звезд, без света, если не считать алых светильников.

Приговоренный сьельсин дернул головой в сторону, как будто у него был нервный тик, но я помнил, что этот жест означал согласие. Он не возмущался, не ругался, не молил о пощаде. Придворный в белой тунике попятился к обрыву, широко раскрыв глаза и не мигая. Оглянулся через плечо в нескольких шагах от края и повернулся навстречу забвению. Он помешкал лишь мгновение, прежде чем шагнуть в пустоту.

И исчез с тихим шорохом шелка и волос.

Исчез. Пропал.

Никто не шелохнулся и не издал ни звука. Некоторые лишь неуклюже переступили с ноги на ногу, но большинство обнажило шею в знак покорности демоническому царю. Ни один не бросил ему вызов, ни один не поставил под сомнение его превосходство.