Неприкасаемые. Легион. Хранители - Арнур Бокейханович Мамытбеков

– Мне приснился Толстый Джон, – выдохнул вдруг Такахаси, отходя от амбразуры, и присаживаясь на ящик, где раньше сидел отправленный ими в мини ссылку О’Брайен.

Закария с удивлением посмотрел на друга, и тот, прежде не отличавшийся сентиментальностью и впечатлительностью, рассказал свой сон. Джон обращался к нему откуда-то сверху, будто в комнате где почему-то оказался Китано, обвалился потолок, и Джон прилег на пол свой квартиры, расположенной выше, и решил поболтать с ним. При этом, из этой дыры в потолке шел хорошо различимый свет, словно над легионером включили яркую люстру.

“– Я вернулся в Легион. А того ублюдка, которого я назвал сынком, я бы разорвал собственными руками. Не зря я все-таки был бандитом…”

Да, их бывший сослуживец какое-то время был и футбольным болельщиком, и профессиональным хулиганом, и даже членом одной из уличных банд. И как рассказывал он им, как истинный кокни, выходец из самых небогатых слоев лондонцев, в драках и разборках упорно называл своих противников сынками. Не принимая всерьез их грозный внешний вид, не обращая внимание на то, сколько вокруг него врагов, и чем они вооружены. Потому что он был там единственным, настоящим мужиком. А не мелкой шпаной. Или накаченным адреналином или алкоголем трусом. С которых стоило только сбить спесь и гонор, и они сразу начинали молить о пощаде.

“– Не будьте как я, проглотите на хрен свою гордость… Уйдите с чем-то светлым и хорошим… Достойно. И боже вас упаси вестись на разводы такихдешёвок, как тот гад, который совратил меня с пути истинного. Иначе я сам вышибу из вас весь дух!”, – сказал Джон очень строго напоследок, уперев в лицо Китано свой толстый палец, и сверля его своим взглядом, и провал в потолке сам собой закрылся, и сеанс связи во сне был окончен.

Закария пожал плечами – у каждого есть право на ошибку, почти законное право. По его мнению, Джон успел сесть в правильный поезд, и теперь удалялся от них, вернее уже удалился далеко по этой ветке, которую кто-то философски настроенный, назвал бы жизнью. Или предопределением. Правильным или неверным выбором. Но Джон, несмотря на свою отрицательную харизму и богатый криминальный опыт, тщеславие и жестокость, был по сути, добрым и справедливым человеком.

– Я бы хотел, чтобы он был сейчас здесь, с нами, – отозвался наконец Закария, выныривая из омута своих размышлений.

– Не помешал бы, это точно, – Китано уже включил свой привычный режим строгого воина, вернулся к бойнице, и нахмурившись, высматривал что-то своими глазами, при этом один глаз у него слегка подергивался.

В их маленькую крепость шумно вернулся не святой Патрик и широко разведя руками, доложил, что ничего согревающего, кроме бутылки скотча, он на нашел. К его удивлению, ветераны почти не заметили провала его миссии, и выглядели задумчиво, никак не реагируя на то, что они остались без тепла.

– Ладно, черт с ним, с этим обогревателем… Тут, надеюсь, скоро станет жарко, и мы сами согреемся. И кровь уже не будет стынуть в жилах, – прокомментировал Закария заявление О’Брайена и вновь задумчиво уставился на точку между двух скал, которая, как казалось ему, начала двигаться и приближаться к ним. Он поднял с пола снайперскую винтовку и настраивал ее прицел, затем устроил оружие в нише амбразуры, и навел оптику на эту точку.

– Слушай, Китано, а у тебя есть самурайский меч? –спросил не святой Патрик легионера, который тоже навел свой бинокль в сторону той самой точки, которую углядел Закария и помогал своему сослуживцу найти ее в перекрестье своих окуляров. Их молодой товарищ был убежден, что у каждого японского воина должен быть свой меч, катана, которую можно при случае обнажить, и пустить в дело, превратив обычный бой в подобие красивого ритуала.

– Нет, и никогда не было у меня меча, – ответил Китано слегка раздраженным голосом. Всегда предпочитал огнестрельное оружие…. А в ближнем бою – ножи…

Китано отложил бинокль, убедившись, что эта точка – всего лишь очередной оптический обман и игра ветра, и развернувшись к О’Брайену, вынул из ножен свой нож. Который был под его курткой, а не в ножной кобуре. Закария оторвавшись от прицела тоже глянул на этот нож и оторопел. Он узнал в нем тот самый нож, на рукоятке которого была та самая надпись – Think twice before going any further…

– Твою мать, Китано, ты что, взял тот самый нож, которым я….

Китано подтвердил догадку, или констатацию факта со стороны Закарии, и рассказал, что он заменил этот нож своим – тот был явно похуже. Воткнув его в ту самую дверь. А этот нож – просто сказка, прекрасно сбалансирован и всегда остается острым, к его удивлению. Он его никогда не точил, а он все такой же заточенный и блестящий.

– Выкинул бы ты его подальше. Поверь мне, этот нож как стальной зуб дьявола, ни к чему хорошему это тебя не приведет. Изменишь свою судьбу навсегда. А если не выбросишь, то держи его от меня подальше, или я его сломаю, к чертям!

Китано выслушал внимательно Закарию, но продолжал улыбаться и убрал нож обратно под куртку. А тот уже брал его судьбу в свои руки. Если у ножа, конечно, могут быть руки. Или поворачивая его жизненный путь к новому, более кровавому направлению, ведя его по маршруту, извилистому, как река судьбы.

Закарию передернуло, но он решил не делиться историей Джорджа и своими собственными приключениями, в которых этот нож сыграл свою определенную роль. “Что ж, у Китано своя судьба, свой путь воина, может быть, ему повезет больше”, – подумал он и прислушался к не святому Патрику, который, как дошло до него, уже какое-то время рассказывал свою жизненную историю.

– Я вырос в уличной банде. И меня, будто он сжалился над потерявшимся псом в приюте, нашел и вытащил из тюрьмы рекрутер Легиона. Хотя я по началу, конечно, не понимал, что такое – этот Легион. Перед этим, я подрался в баре, в городке, известным хотя бы благодаря нашей Мамаше Джонс. Так вот, там, в этом баре, я отправил в нокаут целую толпу хулиганья, которая приставала к двум девушкам. Одна из них была вылитая эта принцесса. Ну та, которая заходила намедни к нам в блок… А вторая, как я помню, была жгучая мексиканка. И та самая королева, посмотрела на меня с благодарностью. А я ведь не хотел никого спасать, думал, надерусь, как всегда, а потом встретился с ней глазами…