Баннерет - Мстислав Константинович Коган

class="p1">— Молчи, дурень, — оборвал его кмет, — Милсдарь рыцарь, он енто, не со зла. Глупый просто. Повёлся на россказни этого скотины Любоша. Старосты Приречья, значит. Наслушался и полез в драку за его «правое дело». Чтоб ентому содомиту засратому пусто было.

— А вот это он тоже не со зла? — я остриём меча указал утыканные стрелами на трупы крестьян, лежавшие на дороге, — По дурости, надо полагать?

— Так ведь, енто. Он не стрелял же. Токмо увидел, что мы идём и сразу в кусты. Дёру, значица дал. Верно я говорю, Матош?

Бандит энергично закивал, с надеждой смотря, то на родственничка, которого ещё десять минут назад пытался убить, то на меня. Кмет тоже нетерпеливо переминался с ноги на ногу ожидая моего решения, и то и дело повторяя, что его свояк, мол, виновен только в том, что дурень набитый, а так он бы и мухи не обидел. Ни одного, ни второго не смущал тот факт, что мои ребята подстрелили засранца всего в двадцати шагах от дороги. А когда принялись обыскивать — нашли полупустой колчан.

— И много у вас там родственничков живёт в этом Приречье? — поинтересовался я, поворачиваясь к остальным крестьянам.

— У Одрина — брат с семьёй, — вперёд выступил один из десятников. Если память мне не изменяла, его звали Гарвел, — И ещё тётка. Милена.

— У меня, — выступил вперёд молодой парень, — Кузен, значица, тама обретается. Лесорубничал и плотничал, пока его Любош на кривую дорожку не своротил.

— А у меня шурин, — прогудел какой-то приземистый мужичок, с густыми усами и выступающим вперёд пузом, — Янек.

— У Мики там полюбовница, — выкрикнул кто-то.

Толпа крестьян загудела. Кто-то кажется ещё пытался перечислять родственные связи, которые имелись у него с приречинцами, кто-то яростно спорил, доказывая окружающим, что давно они уже не родичи, а сволочи и убивцы. Третий кричал, что вовсе там уже людей не осталось, а всех выворотцы подменили, и предлагал пустить уцелевшим бандитам кровь, чтобы убедиться наверняка. То, что все трое и так были ранены и перемазаны собственной юшкой, его не смущало от слова совсем.

— Я думаю нам лучше отвернуть назад, — прогудел Тур, — Сдается мне, нас пытаются впутать в какое-то дерьмо, от которого мы вовек не отмоемся.

— Кровь уже пролита, — пожал плечами Бернард, — Да и за работу задаток уплочен. В конце-концов, мы наёмники, и раз уж взялись за дело...

— Вот именно, что наёмники, а не головорезы засратые, — возразил Тур, — Негоже это вот так запросто людям глотки резать. Не разузнав, что тут вообще к чему. А то наворотим таких делов, что к нам потом половина местных претензии иметь будет.

— Наша работа — рубить того, на кого укажет наниматель. Не требуя объяснений и не задавая лишних вопросов, — пожал плечами Бернард, — Впрочем, командир у нас Генри. Ему и решать, что делать дальше.

Да уж. Ситуация действительно сложилась непростая. Дерьмовая, я бы сказал. С одной стороны Бернард был прав. Какая нам к чёрту разница, кем эти бандиты были раньше. Они пытались нас убить уже дважды. Они похищали крестьян с полей, а после и вовсе — начали вытаскивать целые семьи прямо из хат, только ради того, чтобы отдать их на растерзание чудовищу, управлявшему выворотцами. С другой стороны и Пешик нам рассказал далеко не всё, прежде чем подрядить на это дело. Но по крайней мере теперь было понятно, почему он наставивал, чтобы мы справились с ним сами. И почему Одрин так не хотел отдавать ополчение под моё командование. Настолько, что поступился собственным достоинством. И пытался меня покалечить, прекрасно понимая, что в случае успеха, мои ребята ему язык через жопу вытащат. А когда понял, что всё равно придётся и резня неизбежна — пошёл и наклюкался до свинячьего состояния, чтобы хоть самому во всём этом не участвовать. Ёбаный хер. В какое же говно мы влезли…

— Поступим так, — после долгого молчания наконец произнёс я, указывая остриём клинка на остатки ополчения, — Спросим у них, чего они хотят. Если скажут — отворачивать, вернёмся в деревню и прижмём Пешика к ногтю. Если скажут — бить бандитов, значит сначала разберёмся с теми засранцами у реки, а потом и старосте нанесём визит вежливости.

Бернард смерил меня долгим и подозрительным взглядом. Тур одобрительно кивнул. Такой подход здоровяку нравился больше. Мне, впрочем, тоже.

— Значит так, люди, — крикнул я, подходя к ополченцам, — У нас с вами есть два варианта. Один — вернуться в деревню и попытаться уладить дело миром через ваши родственные связи. Второй — закончить начатое и разгромить бандитов. Что скажете?

Толпа загудела. Крестьяне принялись яростно спорить друг с другом, выясняя, какой вариант лучше. Судя по крикам сторонников кровавого варианта было всё-таки большинство, но и приверженцы мира явно не собирались уступать. В конце-концов несколько кметов сцепились и принялись кулаками отстаивать свою правоту, щедро осыпая друг друга ударами, пинками и зуботычинами.

Я уже хотел было прикрикнуть на них, но меня опередил Гарвел. Десятник заорал так, что у всех кто стоял с ним рядом на мгновение заложило уши.

— Заткнулись! Заткнулись, мать вашу!

Подействовало. В воздухе повисла звенящая, напряженная тишина.

— Я вот что думаю, — спокойно сказал десятник, повернувшись ко мне, — Неможно нам теперича отворачивать. Ежель отвернём, то Приреченцы сочтут, что мы струсили, и насядут на нас с утроенной силой. Нет, нужно вдарить по ним как следует сегодня же. Выбить всю дурь из головы и показать, что с Риверграсцами шутки плохи. А там, как поймут, может на чём и сговоримся.

— Гарвел верно говорит, — выкрикнул кто-то из толпы, — Врезать им надо.

«Слегка». Да уж, хорошее слегка. Всего-то четыре трупа на дороге, пятеро в кустах и ещё мой боец где-то в лесу. Зараза. И ведь потом будут хвататься за голову со словами «что ж это на нас нашло, что ж мы натворили».

Но в слух я этого, конечно, не сказал. Не было смысла. Повернулся к своему отряду и скомандовал.

— Раненых на телеги. Убитых оставьте. Бернард, — я подошёл к сежранту и перешёл на полушепот, — бери людей и выдвигайся в тыл к противнику. По возможности постарайтесь их не убивать. Хер его знает, что у них за разборки, но чем меньше к нам