Запрещённая реальность. Книги 1-10 - Василий Головачёв

знаем их реальной пирамиды управления, только компьютерные разработки.

– Но мы же взяли троих «чистильщиков». Могли бы и больше, если бы не оперы угро и ГУБО.

– А что нам это дало? Исполнители знают лишь своих коллег по группам… всяким там монадам и мейдерам, а тех, кто отдает приказы, никогда в глаза не видели.

– Примените «глушак», тогда, может быть, они вспомнят номера телефонов, голоса спикеров…

– Применили. – Георгий Георгиевич взглянул на застывшее лицо Ибрагимова. – Иногда, Хасан, ты меня приятно удивляешь. Впрочем, отбросим лирику. Кто больше всех нам мешает? Правильно, отец наш, директор ФСК, главный «фискал». И с ним пора кончать. Через два дня он будет встречать коллегу из Франции и сразу после приема должен исчезнуть. Разработай операцию, вечером обсудим детали. Панов должен исчезнуть тихо, как роса с травы, чтобы никто ничего не заметил.

– Понял.

– И мне он нужен живым. Какое-то время. Посмотрим с помощью «глушака», что он знает. Иди.

Ибрагимов снова потрогал пластырь, встал и молча исчез за кустами. Георгий Георгиевич остался сидеть, подставив лицо солнцу.

И еще интересная встреча состоялась в это чудесное воскресное утро, и тоже на даче. Михаил Сергеевич Краснорыжин, премьер-министр, принимал директора Федеральной службы контрразведки Ивана Сергеевича Панова.

Завтракали на веранде двухэтажной виллы, занимавшей семьсот квадратных метров. Веранда выходила в прекрасно ухоженный сад, навевающий покой и дрему. Лишь высокий сетчатый забор, охраняемый лазерами, несколько диссонировал с природой, подчеркивая значимость владельца дачи.

После завтрака и необязательного разговора о том о сем Михаил Сергеевич блаженно растянулся в кресле-качалке и закурил. Панов никогда не видел его в плавках, и с тщательно скрываемым презрением оглядел жирное, обрюзгшее, заросшее рыжими волосами тело. Сам он в свои пятьдесят три выглядел гораздо моложе и был в прекрасной форме.

– Служба безопасности президента, – начал Краснорыжин, – обеспокоена слухами о готовящейся акции «Чистилища» по ликвидации высокопоставленных лиц, якобы уличенных в коррупции.

– Не якобы, – возразил глава ФСК.

Премьер глянул на него сквозь дым, как ленивый кот, но впечатление это было обманчивое: в лености Михаила Сергеевича никак нельзя было упрекнуть.

– Мне над’ели эти раз’воры. – Премьер курил, говорил быстро и невнятно. – С «Чисти’щем» п’ра к’чать. Как и с те’вм каб’нтм.

– С Куполом, – уточнил Панов.

– Мне наплевать, как вы это сделаете, важен результат. Если в ближайшее время его не будет, мы с вами расстанемся. Президент сделает это без сожаления. Кстати, он созовет Совет безопасности.

– Я готов, – сдержанно ответил Иван Сергеевич. – И могу предложить программу действий. Но она потребует больших финансовых затрат, сил и времени. Однако на скорый результат уповать не стоит. Против нас работают не дилетанты, что в «Стопкриме», что в Куполе. К тому же я не уверен, что часть сотрудников ФСК не куплена теми или другими. Я даже могу сообщить фамилии.

– Кто же это? – с интересом спросил премьер.

– Ельшин Генрих Герхардович.

– Ого! Но он же начальник «двойки», Управления «Т».

– И Рыков Герман Довлатович.

– Однако! Глава информбюро… Вы уверены? Впрочем, зачем я спрашиваю. Доказательства есть?

– Косвенные. Спецкомиссия по проверке деятельности службы еще не закончила свою работу.

– А ты не так прост, Иван Сергеевич, – перешел на «ты» Краснорыжин. – И на кого же эти двое работают?

Панов улыбнулся:

– Служебная тайна. Все это пока догадки, но небезосновательные. Итак, с какой организации начнем? Обе они, и «Чистилище», и Купол, вне закона, но по-разному.

– С Купола, – подумав, сказал премьер-министр. – Он мне больше мешает.

Ни одному из них даже в голову не могло прийти, что разговор прослушивается.

В километре от дачи Краснорыжина на высоком дереве сидел человек с лазерной аппаратурой и записывал каждое слово.

Два дня потратил Матвей на то, чтобы выяснить, кто захватил Кристину и где ее содержат. Он рискнул заявиться ночью на старую квартиру, предоставленную ему еще Ивакиным, обезоружил двух «крапчатых беретов», сидевших в засаде, и полночи гонял компьютер в режиме «белка в колесе», пока тот не «сдох». Но узнать о судьбе девушки ничего не удалось. Ни один из банков данных, принадлежавших спецслужбам, не зафиксировал ее захвата. А это, в свою очередь, означало, что операцию проводили неофициальным путем. Если только это не были «кнопки», рядовые солдаты Купола, исполнявшие приказ босса.

Матвей помнил их особые приметы, не рост и ширину плеч, конечно, а перстни в форме черепов, и даже подумывал еще раз навестить боевиков проклятого «Щита», однако не стал лезть на рожон без совета Горшина. К тому же, наблюдая за действиями охраны Банкира, он вдруг обнаружил у одного из его дебильных громил точно такой же перстень, и эта приятная неожиданность заставила Соболева заняться Банкиром всерьез.

Уважаемый заместитель председателя Центробанка регулярно навещал свою пассию в Люблине, где она жила в трехкомнатной квартире на двенадцатом этаже шестнадцатиэтажки. Удобнее всего было перехватитъ его там, что Матвей и сделал в один из душных, жарких вечеров конца июля.

В квартиру он попал без труда еще днем, когда хозяйка, высокая, стройная блондинка с пышными формами, решила навестить ближайший супермаркет. Сложнее было там спрятатъся, и Матвею пришлось изощряться в применении инпо – искусства прятания, которым владели ниндзя. В конце концов он втиснулся в подпотолочную нишу на кухне, загородившись нераспакованным столовым сервизом.

Хозяйка вернуласъ в начале шестого, и не одна – с собакой! Этот сюрприз едва не испортил все дело, спасла положение врожденная способность Матвея «разговаривать» с животными. Собаки понимали его, а он их.

Видеть пса из своего убежища он не мог, но по дыханию и ворчанию определил ротвейлера. Напрягся, ощутив недоумение и любопытство животного, почуявшего чужой запах и ринувшегося на кухню.

– Спокойно, Гуляка, – раздался приятный голос хозяйки, которой с виду не было и двадцати. – Ты что себе позволяешь?

Пес басовито пролаял и замолчал, повизгивая: мысль Матвея, окрашенная доброжелательными и в то же время предостерегающими эмоциями,