Владимир Венгловский - Шпаги и шестеренки (сборник)

Поначалу Элоиза просто подавала список, не произнося ни слова и боясь выдать себя. Пары уроков с Суитом хватило, чтобы понять – человеку с хорошим слухом речь может рассказать о тебе слишком много. Больше, чем тебе хотелось бы поведать, а собеседнику – узнать.

Но неделя за неделей речь Элоизы все больше нравилась Суиту (хоть он и бранился по-прежнему и передразнивал ее ежеминутно), и племянница профессора начала заговаривать с библиотекарями, расположив их к себе настолько, что появление в списке книг для фонетического гения справочников и монографий по предметам, которые он называл «гадостью», не вызывало лишних вопросов. А главное – оставалось тайной для самого Генри Суита.

Постепенно у Элоизы появились друзья. Добрый нрав и удивительная любознательность делали ее неотразимой в глазах оксфордских чудаков, а грозное имя невыносимого дядюшки ограждало от навязчивого внимания легкомысленных отпрысков знатных фамилий. Порой Элоиза допускала мысль, что кто-то из ее ближайшего окружения мог бы стать хорошим спутником на всю жизнь – не век же будет терпеть ее профессор. Едва Генри Суит решит, что эксперимент завершен, ей больше не будет места в Оксфорде. Увы, даже цветочница была бы на ее месте в лучшем положении – ей было бы куда возвращаться, пусть в канаву, пусть в грязь, но в знакомую и привычную среду. Даже путь вниз оказался для Элоизы заказан – смерть цветочницы Дулитл привлекла всеобщее внимание, и, хоть Элоиза и надеялась, что до университетского городка эти новости не докатятся, многие студенты и профессора обсуждали и смерть девушки, и то, что после нее убийства прекратились.

Элоиза знала причину. Она не могла придумать, отчего полиция решила скрыть факт смерти самого маньяка, но невольно печалилась, ведь мастер лишился последнего – казалось, верного – шанса попасть «во все газеты». В заметках лишь мельком упоминалось о том, что соседи девушки «слышали выстрелы», но все, словно сговорившись, молчали о том, в кого стреляли.

Пуля – последний подарок Элоизы Хансу Миллеру – словно вырвала частицу ее собственного сердца. Элоиза умерла в тот день вместе со своим хозяином и творцом, а осталась цветочница Элиза, для которой выйти замуж за какого-нибудь доброго и честного молодого ученого из Оксфорда, пусть и без особенных средств, было бы поистине счастливым стечением обстоятельств.

На эту роль вполне подходили двое. Мистер Элджернон Бейверли, один из студентов Суита – шалопай и болтун, но увлеченный фонетист, с удовольствием снабжавший Элоизу романами, за обсуждением которых они проводили множество часов, пока профессор был занят в лектории. Элджернон был беззлобным и восторженным, что импонировало Элоизе, привыкшей в своей короткой жизни к людям иного склада – раздражительным педантам, зацикленным на собственной персоне и науке. Бейверли единственный был посвящен в тайну Элизы Лоуренс и совершенно не тяготился тем, что его подруга раньше была цветочницей. Свободное от обучения время он тратил на благотворительность, организовывал обеды и концерты для бедняков, подбивая богатых шалопаев и сердобольных актрис выступать перед нищими, неся им свет английской культуры. Два или три раза Суит позволял и Элоизе поучаствовать в этих «сборищах». Играть на инструментах она не умела, но, имея безупречный слух, отточенный на занятиях с профессором, прелестно пела, стараясь не думать о том, что не понимает ни слова, на любом языке, если у кого-то из друзей находилась пластинка с записью, которую она могла бы прослушать и скопировать. Для пущей театральности Бейверли предложил сделать номер: Элоиза изображала механическую куклу, подражающую голосам разных людей. Порой зрители в зале принимались выкрикивать что-нибудь, и Элоиза, не смущаясь, повторяла фразы их голосами. Копировать кукольные движения она поначалу не хотела, но Бейверли был так убедителен, а невзыскательная публика так благосклонна, что Элоиза скоро вошла во вкус и стала выступать на концертах Элджернона без ведома наставника. Как-то она даже решилась продемонстрировать номер и своим покровителям: профессору Суиту и мистеру Шоу.

Профессор рассердился, обозвав ее умения «примитивными фокусами» и «бисером перед свиньями», и мистеру Шоу, которому, напротив, номер очень понравился, пришлось утихомиривать его, доказывая со всем возможным красноречием, что упражнения мисс Элизы ни в коей мере не порочат ее величество Фонетику, а напротив – способствуют интересу к ней.

Профессор обозвал Элоизу циркачкой и удалился, а мистер Шоу попросил задуматься о том, не желает ли она, когда закончится эксперимент, подумать о карьере актрисы. Он был насмешлив и саркастичен по обыкновению, но Элоиза видела – ее талант произвел на него большое впечатление.

– Мне? На большую сцену? – Мгновение ей казалось, что это самое великолепное из возможных решений. Она могла бы зарабатывать себе на жизнь и ни от кого не зависеть. Но одно дело благотворительные концерты, а другое – широкая известность. Кто-нибудь обязательно заметит, как мисс Лоуренс похожа на девушку, погибшую от руки маньяка.

Мистер Шоу так вдохновился идеей уговорить ее сделаться актрисой, что после небольшого спектакля в гостиной Суита он буквально поселился у них и преследовал Элоизу, расписывая, как замечательна может быть ее жизнь в театре. Не собирается же она, в конце концов, возвращаться на улицу и торговать цветами? Он даже обещал написать пьесу для нее. Но страх быть разоблаченной позволял Элоизе сохранять холодную голову. В конце концов, она начала избегать недавнего покровителя и друга – пряталась от него за балюстрадой, переходила на другую сторону улицы, закрываясь зонтиком, заходила в фойе лекториев и музеев, скрываясь от драматурга, намерившегося осчастливить свою подопечную.

Именно так, нырнув в приоткрытую дверь, чтобы не попасться на глаза мистеру Шоу, Элоиза и познакомилась с Эндрю Листеном, который открывал за этой дверью свою первую выставку механических фигур.

Эндрю был талантливым изобретателем, долгое время учился в Германии у тамошнего светила и казался вечно обиженным на судьбу за то, что та вернула его в Англию. Однако и здесь он нашел тех, кто заинтересовался его работой, и даже получил финансовую поддержку Оксфордского университета, но для этого его обязали выйти из мастерской и познакомить общество со своими творениями.

Когда одно из них, шелестя шестернями, ткнулось в ногу Элоизы и завиляло пружиной хвоста, она охнула и упала в обморок.

Эндрю был раздражительным, несносным, иногда грубым и чрезмерно увлеченным механикой – и во всем этом таился секрет его привлекательности в глазах Элоизы. Он напоминал ей Ханса Миллера.

Столько знакомого было в его повадках, манере бесцеремонно хватать за руку, если ему казалось, что собеседница недостаточно внимательно слушает его, в привычке говорить с самим собой, забывая о том, что она рядом. Элоиза сама не заметила, как начала все чаще наведываться в мастерскую Эндрю. Так же незаметно для себя, отвечая его просьбам помочь в работе, начала подсказывать, направляя его. Получив надежного и сообразительного помощника, Эндрю работал все с большим вдохновением, но когда он показал Элоизе чертеж своей новой идеи, она с трудом удержала крик ужаса.

Механическая девушка. Она сама – только та, прежняя, Элоиза из мастерской Миллера, смотрела на нее с рисунка. На ней не было фарфоровых накладок, часть систем отсутствовала, но основная мысль была передана крайне точно. Да, как и мастер Ханс при первичных расчетах, Эндрю предполагал, что можно обойтись одним котлом в грудине, но Элоиза понимала, что после первых же испытаний прототипа он заменит его на два.

– Почему вы так смотрите на меня, мисс Луоренс? – Эндрю вцепился взглядом в лицо девушки, ожидая похвалы его гению, и был крайне оскорблен молчанием.

– Я… мне жаль, Энди, но… однажды я видела похожую работу, – она ждала, что он взорвется, начнет кричать и ругаться, но Листен неожиданно улыбнулся:

– Не знал, что вы знакомы с его работами.

– Чьими? – Внутри у Элоизы похолодело.

– Моего учителя, Ханса Рудольфа фон Штоля. Я был среди его учеников и помогал разрабатывать идею Паровой куклы, когда произошла трагедия. Мы все ждали, что он вернется к работе, но учитель так и не оправился после гибели фрау Элоизы.

Эндрю не заметил, как вздрогнула его собеседница.

– Он начал сильно пить, опустился. Я тогда вынужден был вернуться в Англию – заболел мой дед и все семейство включилось в гонку за наследство. Дедуля, конечно, всех надул, не оставив…

– Как она умерла? – стараясь унять дрожь, перебила его Элоиза.

– Что?

– Как умерла та женщина? Фрау…

– Фрау фон Штоль? Она сломала шею. Удивительная красавица, балерина, она упала в своей гримерной и умерла. Прямо на руках у мужа. Если бы видели, как он смотрел на нее, как обожал, вы бы поняли, какой это был удар. Вместе с ней погиб и гений механики. Ханс фон Штоль перестал быть тем, кого мы почитали тогда за божество.