Рожден быть опасным - Дмитрий Сергеевич Самохин

Я опасался, что он умрет. Точно ребенок, страшащийся смерти родителей, я не хотел его гибели. Он стал для меня другом. И я должен быть рядом.

Главный оплатил парковку кредиткой, помеченной изображениями правительственного штандарта и герба Независимого Амбера. Кредитку он погрузил в ребро бетонного блока, который я сперва принял за опорный столб. И только сейчас я сообразил, что, помимо кредито-приемника, квадратная колонна еще выполняла функции пульта управления. В стоимость парковки включалась доставка пассажиров на требуемые этажи.

— Надеюсь, палату Крысобоя охраняют? — осведомился я.

— Весь этаж под охраной, — ответил Главный.

За нами прибыла кабина, похожая на таксофлаер, только без опознавательных знаков. Кабина не опустилась на асфальт, а зависла над ним, приветливо распахнув дверцы. Мы зашли внутрь, и кабина понеслась вдоль бесконечно длинных рядов машин. Она доставила нас к лифтовому комплексу, где выпустила наружу.

Палата Крысобоя располагалась на двенадцатом этаже. Лифт домчал нас в две минуты. Возле лифта нас встретили два вооруженных автоматами солдата. Они преградили дорогу и потребовали предъявить документы. Главный показал им какие-то корочки, и они, казалось, тут же приуныли, но меня захотели обыскать. Я почувствовал прилив злости и выхватил из-за пояса «Аргумент».

«Аргумент» подействовал. Схватив солдата за грудки, я приставил дуло пистолета‑автомата к его голове и зашептал, выплевывая слова как пули:

— Я — неприкосновенное лицо!

Крысобой был где-то рядом. Он находился на грани между жизнью и смертью, а какие-то служаки встали у меня на пути. Я чувствовал, как плывет крыша и норовит ускользнуть в бессознательное, превращая меня в берсерка — воина, одержимого неистовством.

Второго солдата, направившего на меня дуло автомата, колотила нервная дрожь.

— Успокойтесь. Успокойтесь… — суетился где-то поблизости Главный.

— Я хочу, чтобы ты уяснил, что у меня есть два «Аргумента», пистолет и десяток боевых гранат, и все на мне. Я ходячий арсенал и разоружаться не намерен. Мой друг лежит там, и я к нему пройду. Ты меня пропустишь добровольно или я пройду через тебя.

Отшвырнув от себя солдатика, я убрал «Аргумент» и неспешно пошел по коридору, чувствуя, как автоматное дуло морозит мне затылок.

— Ты чего взбеленился? — поинтересовалась Рената, догнав меня.

— Где были эти солдатики, такие придирчивые, когда мы по трапу спускались? — зло спросил я.

Смягчившись, — в конце концов, Рената ни в чем не виновата, — я добавил:

— Нехорошее что-то ощущаю.

Чутье в который раз не подвело.

Возле палаты Марка сидели два солдата. Издалека казалось, будто они спали, сложив оружие на коленях и чуть опустив головы, но, приглядевшись, я обнаружил, что они не дышат. Бездвижные тела. Я убыстрил шаг. Склонившись к солдату, я коснулся шеи. Пульса не было. Выхватив «Аргумент», я оттолкнулся от противоположной стены и, высадив дверь, влетел в палату. Палата была пуста. В ней никого не было. Только тело, лежащее под простынями, и дырки от вошедших пуль. Простыни оказались пропитаны кровью.

— Суки! — взревел я.

Позади меня с «Аргументом» наготове в палату заглянула Рената.

Я сдернул простыню с тела. От души отлегло. Не Крысобой. Какой-то неизвестный, дряхлый, сморщенный, как гриб, мужичок.

Я коснулся рукой ран. Теплые.

— Убийца в здании.

Я выскочил в коридор, сбивая с ног Главного.

— Где Крысобой? — заорал я на поднимавшегося старика.

— В безопасности, — пропищал он.

— Где ваша хваленая охрана⁈ Кто пытается нас убить⁈ — засыпал я Главного вопросами.

От лифтов к нам спешили солдаты.

— Шум слышали⁈ — спросил я.

— Ничего.

— Олухи. Трех человек убили рядом с вами, а вы даже задницы оторвать не удосужились.

— Наш пост возле лифта…

— Показывай, где Крысобой.

Главный опомнился, выхватил у солдата рацию и стал передавать в эфир приказы:

— Перекройте все выходы. На двенадцатом этаже совершено убийство. Прочесать все этажи!

Сунув рацию в карман плаща, Главный направился в палату, взглянуть на труп. Мы с Ренатой последовали за ним. Миновав кровать (на нее он даже не взглянул), Главный подошел к окну. Что он делал возле окна, я не видел. Но через минуту он раскрыл дверцы шкафа, втиснутого между двух оконных проемов, зашел внутрь и жестом пригласил нас следовать за ним.

Мы послушались. Главный захлопнул створки изнутри, запер их на какой-то запор и дернул за вешалку.

— Все гениальное просто, — заявил Главный.

Шкаф медленно стал двигаться вниз.

— В палате вашего товарища неотлучно находится несколько человек. Убийцу поймают. Он не сможет уйти. Все перекрыто, — рассуждал Главный.

— Надеюсь, — буркнул я.

Шкаф остановился. Главный отпер дверцы, мы вышли в другую палату, похожую на ту, где было совершено преступление, только заполненную людьми. Два солдата сидели возле кровати. При виде Главного они вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Врач колдовал над аппаратом, от которого к Марку, улыбающемуся Марку, ползли провода.

— Порядок, шеф, — приветствовал меня Крысобой, памятуя о маскировке. — Меня уже подлатали. Говорят, денек проведу здесь, и полный ажур.

— Вы слышали наверху шум? — поинтересовался Главный.

— Никак, нет, — отрапортовали солдаты.

В кармане Главного запищала рация. Он вытащил ее, поднес к уху и молча выслушал сообщение.

— Выходы блокированы. Прочесывается территория. Парковка чиста, — проговорил он.

— Может, соизволите объяснить, что здесь творится? Кто пытается нас убить? — насел я на Главного.

— Я не обладаю такими полномочиями, — ответил Главный.

— А кто обладает?

— Думаю, президент.

— Тогда везите нас к нему. Только когда Крысобой будет готов к транспортировке. Мы его в этом гадюшнике не оставим, — заявил я. — И запомните, не знаю, как вас зовут, от нашего слова и весомости ваших объяснений зависит то, будет ли объявлена экономическая блокада вашему государству. Вы находитесь в очень шатком положении. Я решаю вашу судьбу. От моего слова зависит дальнейшая политика Торговой Палаты.

Главный меня понял.

Глава 13

— Одиночество… — повторил он. — Вы всегда уходили от меня, люди. Я всегда был лишним, назойливым и непонятным чудаком. И сейчас вы тоже уйдете. А я останусь один. Сегодня ночью я воскресну в четвертый раз, один, на мертвой планете, заваленной пеплом и снегом…

А. и Б. Стругацкие. Далекая радуга

Через четыре с половиной часа регенерация поврежденных тканей у Крысобоя закончилась, и он был готов к поездке. Главный дожидался нас в ресторане госпиталя, медленно опустошая винные запасы заведения. Главный