Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

оно-то мне как раз и надо было. В последний момент я изменил траекторию – обежав противника по дуге, сильно оттолкнулся от земли правой ногой, подпрыгнул и на выдохе, как будто я бежал по ступенькам, пяткой левой ноги наступая и заодно отталкиваясь, ударил его сбоку под коленку, тем самым заставляя противника сконцентрироваться не на моей персоне, а на собственных болевых ощущениях. В своем недолгом своеобразном полете я оказался подвисшим у него за спиной. Поэтому его встречный, смертельный, наотмашь удар меча со свистом прошел мимо, не причинив мне вреда. Я же на лету, не медля ни секунды, сверху вниз воткнул свой короткий меч сзади в его неприкрытую бычью шею. Меч вошел прямехонько между шлемом и кольчугой, с чавканьем разрубая внутри все хрящи и разрывая аорту. Приземлившись на две ноги, я легко вытащил меч из шеи гладиатора. Вслед за лезвием из раны потоком хлынула густая темно-бордовая кровь. Мал золотник, да дорог.

Как любил говаривать один великий реформатор, и с маленьким хером можно устроить большую и даже культурную революцию – это я к тому, что размер не всегда имеет значение. Парень был крепкий, умирая, он неуклюже попытался развернуться и достать меня, но сегодня явно не его день. Ударив снизу по лезвию его меча и выбив его из слабеющих рук противника, клинок, кувырнувшись в воздухе, оказался у меня в левой руке, тяжелый такой. Рукоятка еще хранила тепло предыдущего хозяина. Шедший на смерть, не в состоянии больше цепляться за жизнь, рухнул на песок арены лицом вниз. Толпа одновременно удивленно охнула.

«Один в минус. Осталось двое», – сосчитал я про себя, симультанно укрепляясь во мнении, что неплохо разбираюсь в такой сложной науке, как арифметика.

Оставшиеся два чудо-богатыря от скоротечной потери товарища некоторое время находились в ступоре, видимо, не ожидали от меня такой прыти, но, надо отдать им должное, очухались достаточно быстро и как-то очень уж живенько сообразили, что нормальные герои всегда идут в обход. Коротко перекрикиваясь между собой, они в мгновения ока тут же договорились, что тот Живодер, который с ятаганом, будет заходить ко мне с тыла, а тот, который с четырехзубцем, будет третировать меня спереди. Какая интересная тактика, а главное, сука, действенная. Тот, который имел в своем распоряжении четырехзубец, сразу же начал претворять задуманный план в действие, тыкая в меня с маниакальным упорством, как в стог сена, своими вилами, чем-то напоминая «заряженного» энтомолога, желающего во что бы то ни стало пришпилить редкую разновидность майского жука булавкой к выставочному стенду.

Пока я мог только уворачиваться и отбивать его четырехзубец то одним, то другим мечом, каждый раз от жесткого взаимодействия моих клинков с его вилами раздавался гулкий лязг стали и выбивался сноп искр. Боковым зрением не переставал следить за вторым противником, не выпуская его ни на секунду из виду, дабы он не застал меня врасплох. Поэтому мне приходилось не только резво, в темпе вальса двигаться по кругу, постоянно уходя от него по часовой стрелке, но и еще крутиться как белке в колесе, поочередно отбивая нацеленные на меня острия вил, и тут же, мгновенно разворачиваясь, делать отмашку длинным мечом, тем самым держать дистанцию и не дать ятаганщику подойти ко мне поближе с тыла. Затем снова отбивать четырехзубец. И сразу же разворот и отмашка – Фигаро здесь, Фигаро там. Ну и как долго будет продолжаться это безобразие?

Ребятки, сразу видно, в хорошей физической форме – спортивные, может, даже тренажерный зал по годовому абонементу посещают – здоровья вагон, могут гонять меня так полдня, пока не устану или не совершу ошибку. Трибуны уничтожающе возроптали, выражая свое негативное отношение к такой схватке. Народ устал от однообразия, ему было скучно. Народ хотел экшена, и чтобы кровищи побольше. Ну что же, надо мне порадовать публику, иначе ее порадуют мои противники, а это, согласитесь, совсем другой коленкор, да и в мои планы такой расклад не входит.

Вот, смотрю, и чувачок с вилами от монотонности происходящего слегонца расслабился, четырехзубец свой уже не так крепко в руках держит, да и выпады его тоже лишены первоначальной стремительности – становятся мене резкими. Короче. Пацанчик усыплен, теряет концентрацию – это чудненько. После очередной отмашки назад я, повернувшись к мужичку с вилами, делаю ему навстречу пару шагов, пытаясь сократить дистанцию и подобраться как можно ближе к нему. Конечно, с моей стороны это очень опасный трюк, граничащий с безрассудством. Во-первых, место для маневра у меня сокращается до минимума, а во-вторых, я-то двинулся прямиком на остро отточенные зубья, казалось, еще миг – и мой визави сумеет нанизать меня, как нанизывает добропорядочный бюргер мюнхенскую колбаску на вилку. Я за микродолю секунды до того, как он уже, казалось, протыкает мою тушку, каким-то чудом увиливаю чуть в сторону от смертоносных вилл. Тут же ставлю из двух мечей блок крестом, зажимая цевье его четырехзубца где-то посередине, после чего с силой толкаю его агрегат в сторону от себя, затем рыбкой падаю на землю, в воздухе переворачиваясь на спину. Когда оказываюсь на песке арены, свой короткий меч вонзаю противнику в пах.

Судя по дикому нечеловеческому крику, огласившему арену, понял, что попал точно в цель. Не хотел бы я очутиться на его месте. Как частенько изрекал мой друг Сашка: «Береги яйца смолоду», или то честь? Но не суть… С мужской точки зрения это одно и то же.

Да, согласен, бить по яйцам – это как бы не совсем красиво, даже, можно сказать, не по-рыцарски. А выходить драться втроем против одного – это как? Короче. Минус два. Заметьте… я вновь проявил недюжинные познания в арифметике.

Как знать, если бы в свое время ваш покорный слуга не погиб под колесами этого долбаного автобуса номер девять, то, вполне возможно, в будущем затмил бы славу самого Григория Яковлевича Перельмана. Но не судьба.

Из положения лежа на спине при помощи только маха ног резво вскакиваю, принимая горизонтальное положение. KIP-UP называется. Красиво получилось, как в ковбойских фильмах. Давно мечтал так научиться. Спасибо программе, что обучила мое тело, пока я дрых в анабиозе. Рядом со мной, разрывая всем присутствующим ушные перепонки леденящими душу воплями, зажав кровавое месиво вместо паха двумя руками, дергая и суча ногами, корчась как марионетка в агонии предсмертных мук, лежал поверженный мною вилоносец. Щит и его страшное оружие, с помощью которого он без какой-либо жалости отправил на тот свет не одного человека, валялись подле него. Он