Владыка Пустоты 4 - Михаил Беляев

— Ты уверен, что поступаешь мудро?

Государь обернулся к Сирин. Девушка неподвижно сидела в кресле, придерживая раненую руку. Её взгляд, всегда твердый и непреклонный, как дуло орудия, сейчас был обращен к нему.

— Никто не уверен, — хмыкнул он. — Ни сейчас… ни тогда.

— Твой сын не знает всего твоего замысла. Я сомневаюсь, что ты лично должен участвовать…

— Ты сомневалась и тогда, в тот день, — напомнил он. — Когда мы преступили законы альвы, мы оба знали, что ответственность рано или поздно настанет. Альва обязательно возьмёт своё. Мы можем только принять последствия.

Кодекс тяжело вздохнула.

— Я знаю, но… не уверена, что этот ребёнок справится с ношей, которую ты на него возложил.

— Которую МЫ на него возложили, — поправил он и подошёл к окну. — Пути назад нет. Пророчество исполнится всё равно. Вопрос только в том, как мы встретим его наступление.

— «Из океана кванты придёт последний Владыка с глазами из золота, каких не было прежде», — негромко произнесла Сирин. — «Взойдет кровавая луна, озаряя последние дни человечества. Из пустоты придут твари, и начнется Последняя Война».

— Мы готовились к этому сто лет, — он обернулся к кодексу и, подхватив бокал, протянул ей. — Если это и правда конец, я хочу увидеть его из первых рядов, Сирин. Но до тех пор я буду драться, как в последний раз, и сделаю всё, чтобы его отсрочить.

Глава 27

«Белогорье», где-то внутри.

Концентрация альва-частиц 27,9 на миллион

— Гхх…

Есеня медленно открыла глаза, приподнимаясь на локтях с жесткого металлического пола. Всё тело ныло от боли, а глаза слепил яркий белый свет, лившийся, казалось, отовсюду. В ушах гудело, то ли от усталости и истощения, то ли от работающих поблизости приборов.

— … не получишь… формула… не дам… — послышался сквозь гудение чей-то монотонный шёпот.

Кто здесь?

Протерев слезящиеся глаза, она огляделась.

Вокруг — серые стены узкой, тесной комнатки. Даже более тесной, чем была её келья в монастыре. Над головой — матово-белые панели, заливающие всю комнату слепящим светом. Жесткий стальной пол, узкая полка с простынёй вместо кровати. А одна из стен попросту отсутствовала — неширокий проход, за которым был коридор, перекрывала мерцающая желтоватая пленка барьера, уходящая в светящуюся щель по периметру прохода.

Силовое поле.

Она в тюрьме.

Есеня поёжилась от внезапно накатившего холодка.

— Егор? Слава? — дрожащим голосом позвала она.

Не дождавшись ответа, девушка не с первого раза встала на затекших, разъезжающихся ногах. Её мутило, взгляд не фокусировался, словно ей вкололи лошадиную дозу снотворного.

Держась рукой за стену, она подошла к выходу и потянулась к низко гудящему полю. Мелкие пылинки просачивались сквозь него. Куснув губу, Есеня коснулась барьера кончиками пальцев — и в ту же секунду мощный разряд прострелил её руку и всё тело.

Девушка с криком отшатнулась и, запнувшись, упала на пол. Пальцы от боли свело судорогой, а нутро скрутило так, что перед глазами поплыли круги.

— Прочь… убирайся из… моей головы… — бубнил кто-то поблизости.

— Чёрт, — прижав к груди руку, она посмотрела наружу, за пелену барьера.

На другой стороне неширокого, в пару метров, коридора четко виднелась еще одна камера. Есеня подобралась ближе и выглянула наружу.

Вдоль всей стены тянулись одинаковые проходы, перекрытые барьерами. Девушка застыла: в камере напротив, у дальней стены на полу лежал кто-то. Ей пришлось хорошенько присмотреться, чтобы различить в сжавшейся на полу фигурке знакомые черты.

В соседней камере лежала девушка. С белоснежной кожей, богато усеянной ещё свежими ссадинами и кровоподтеками, и в изорванной белой жилетке, покрытой пятнами грязи и крови. Её смятая юбочка бесстыдно задралась почти до талии, открывая здоровенный синяк на бедре.

Есеня узнала и её хрупкие черты, и некогда броский наряд, и спутанные, слипшиеся от пота черные волосы с упрямо торчащей лиловой прядкой.

— Карина!..

Наследница престола даже не двинулась. Только сквозь шум барьера слышалось ее невнятное бормотание.

— Карина, очнись! Это я! Вставай, ну же!

Бесполезно. Девушка словно оглохла. Закусив губу, Есеня в отчаянии заколотила кулаком по стене. Гулкое эхо разошлось по коридору.

— Приди в себя, ты!.. — крикнула она и ударила изо всех сил, оставляя на стене кровавый след. От боли и обиды на глаза выступили слёзы, Есеня отшатнулась от стены и, всхлипнув, рухнула на колени.

Ничего не помогало. У неё не было ни малейшей идеи, как выбраться из плена, а единственная, кто мог помочь, даже не реагировала на неё.

А может, Карина не выдержала долгих пыток и допросов, и попросту лишилась рассудка?

От этой мысли стало по-настоящему страшно. Теперь она точно осталась одна. Беспомощная, без единой надежды.

В голове забилось страшное осознание, что больше никто не придёт её спасти. Даже брат, которого наверняка схватили и сейчас творят с ним вещи похуже тех, что делали с Кариной.

А когда с ним закончат, то придут и за ней…

— Слава, — всхлипнула она, и по щекам заструились слёзы. — За что нам это всё⁈..

Не в силах сдерживаться, она горько заплакала. И было уже плевать, придут за ней сейчас опричники и потащат на допрос, или устроят пытки похуже инквизиции.

— Э-эй… — послышался бесконечно усталый голос. — Кончай хныкать.

Она шмыгнула носом: пленница в соседней камере вяло пошевелилась. Поднявшись на локтях, она тряхнула головой.

— Карина!

Та неуклюже села возле стены, приходя в себя. Измотанную девушку трясло от мелкой дрожи, от былого шарма и элегантности благородной наследницы не осталось и следа. На её тонкой шее болтался тонкий металлический обруч, оставивший на коже отчетливый синяк.

— Чертовы опричники… — пробормотала она и с шипением уперлась ладонью в лоб. — Хуже похмелья… мои нейроны сейчас взорвутся…

— Ты в порядке? На тебе лица нет…

Карина издала смешок.

— Тцк, посмотрела бы я на тебя, если бы тебе несколько часов выворачивали разум…

— Несколько часов⁈ — Есеня ахнула. — Как ты вообще выжила?

— Эти неудачники с их способностями мне не ровня, девочка, — ухмыльнулась Карина и, сморщившись от боли, поднялась на ноги. — А ты чего нюни распустила?

— А… — Есеня растерянно моргнула. В голосе Карины не было ни тени сочувствия или ободрения.

— Понятно.

Она осмотрела себя и, одернув юбку, деловито начала приводить в порядок истрёпанную одежду.

— Так-то