Ренегат космического флота - Геннадий Борчанинов

Величества сейчас борются лучшие врачи Новой Москвы. Но он ещё покарает всех причастных к этому бесчеловечному акту насилия!

Если бы не таблетка, я бы сейчас, наверное, запустил этим планшетом в стену в приступе праведного гнева. Но в данный момент мой мозг просто фиксировал происходящее, словно холодная машина на сверхмощном процессоре.

— … решением регентского совета объявляется трёхдневный траур! Империя никого не забудет! — объявил генерал.

Я посмотрел на подполковника Игнатова. Разведчик стоял неподвижно, как статуя, бледный от гнева, и сжимал кулаки.

— Будет проведено тщательное расследование! Никто не уйдёт от наказания! — генерал ткнул пальцем в камеру. — И мы все должны сплотиться в эту трудную минуту! Сплотиться вокруг нашего отважного Императора и его регентского совета!

Я скрежетнул зубами. Похоже, действие таблетки заканчивалось. Внутри разгоралась чудовищной силы злоба, захлёстывая всё как лесной пожар. Как смеют они…

Трансляция прервалась. Я ожидал, что этих уродов сменит экстренный выпуск новостей, но вместо него снова включился балет. Я вновь покосился на Игнатова, который продолжал стоять неподвижно, глядя сквозь экран. Спустя секунду он будто стряхнул наваждение, помотав головой, и посмотрел мне прямо в глаза.

— Что скажете, командор? — хрипло сказал он.

— Скажу, что это всё чушь собачья, — сказал я.

Голос мой прозвучал так же хрипло. В глотке пересохло от злости.

Глава 4

Подполковник Игнатов отмотал трансляцию назад и поставил на паузу, чтобы мы могли рассмотреть весь так называемый регентский совет на стоп-кадре. Вот они, слева направо. За столом сидели трое, слева экс-министр иностранных дел Зайчинский, в центре армейский генерал Слюсарев, зачитывавший обращение к народу, а справа сидел лидер партии пацифистов Стечковский.

Из тех, кто стоял за их спинами, я знал только графа Димитриевского, который выглядел надутым индюком, и адмирала Бородина. Всех остальных мне представил разведчик.

— Генерал Бойко, — ткнул пальцем в лоснящуюся морду Игнатов. — Обвинялся в растрате, следствие заглохло.

Чтобы прокормить такого борова, требуется целый аграрный мир, неудивительно, что он таскал хлеб из столовой и попал под следствие.

— Вот этого сам не знаю, — он показал на полковника ИСБ, который смотрел в камеру тяжёлым взглядом. — Но судя по мундиру и наградам, он из службы внутренней охраны. Шаркуны придворные…

Игнатов показал на следующего.

— Волхонский, граф, заместитель губернатора Новой Москвы, — сказал он. — А рядом с ним граф Мусин, тоже из придворных шаркунов.

— А этого я, кажется, знаю, — я ткнул пальцем в следующего, большеголового мужичка с огромными залысинами. — Это же этот… Как его…

— Глинский-Васильев, — подсказал подполковник. — Экономист.

Точно. Мелькал во всяких передачах и шоу в качества приглашённого эксперта, где рассказывал, что Империя живёт неправильно и всё срочно надо менять, пока наша экономика не рухнула. Посмотрим, как он справится теперь, когда надо будет не только болтать, но и мешки ворочать.

— Компания, конечно, у них, как на подбор, — кисло произнёс я.

— Сплошь заместители, кстати, — заметил Игнатов.

— Начальников убрали во время взрыва, — процедил я. — Ловко же они это всё провернули.

— Это же надо было такой заговор прошляпить… — вздохнул разведчик.

— Как думаешь… Его Величество… Жив? — спросил я.

Игнатов покачал головой.

— Он у них в руках. Даже если он жив, это временно, — тихо ответил он. — К тому же, неизвестно, кто сейчас в очереди наследования на каком месте. Им выгоднее недееспособный император на больничной койке, а не очередной наследник на престоле. До тех пор, пока всё не устаканится.

— Принцесса Елизавета, похоже, стала на шаг ближе к трону, — заметил я.

— Там и других желающих полно, она даже не в первом десятке, — сказал подполковник. — Это мы всё выясним. Но и отвозить её в Новую Москву сейчас — всё равно что подписать ей смертный приговор. Там опять начнётся резня, и всех прочих кандидатов на трон будут убирать.

— Опять? — не понял я.

— А ты не в курсе? Точно, ты же не здесь родился, — хмыкнул Игнатов. — Когда дед Его Величества преставился, тоже борьба развернулась нешуточная. Как мне отец рассказывал, чуть ли не до войны претендентов дело дошло. Александра Николаевна чудом на престол взошла.

А я-то думал, тут нет проблем с передачей власти. Как же. Видимо, я ошибался, и это только снаружи всё гладко и прилизано, а внутри этого механизма — опилки и ржавчина.

— Ладно… Это всё мелочи жизни, — вздохнул я. — Надо что-то решать, что мы будем делать.

Я вызвал вахтенного офицера, попросил сделать объявление по кораблю, чтобы все офицеры и мичманы собрались в кают-компании. Да, единоначалие, дисциплина, субординация, но принимать такие решения единолично… Плохая идея, как мне кажется. Да и люди любят, когда им дают хотя бы иллюзию выбора. Тем более, когда выбирать приходится между плохим и очень плохим вариантами.

Мы с Игнатовым переместились в кают-компанию. Присутствовали все, кроме вахтенного, оставшегося на мостике. Люди шептались между собой, известие о появлении регентского совета дошло ещё не до всех, и те, кто успел посмотреть трансляцию или запись, теперь пересказывали её содержимое остальным. Но при нашем с подполковником появлении все тут же умолкли, приняв серьёзный и строгий вид. Каждый понимал, что я собрал их в кают-компании не просто так.

— Дамы и господа… Все уже знают про состояние Его Величества и регентский совет? — спросил я.

Знали все. Как минимум в пересказе.

— Так, а где Её Высочество? Не позвали? Позовите и её тоже, — я окинул взглядом всех собравшихся.

Принцесса Елизавета имеет полное право участвовать в этом собрании. В конце концов, решается и её судьба тоже.

За ней отправили вестового, и очень скоро девушка, одетая в простой рабочий комбинезон, вошла в кают-компанию, с интересом и недоумением глядя на собравшихся офицеров.

— Так, теперь вроде все. Лейтенант Козлов, если что, на связи из командирской рубки, — сказал я.

— Так точно, господин командор, — послышался из динамиков голос второго помощника.

— Итак… — произнёс я.

Все замерли, прекратили шептаться, обратив всё свое внимание на меня. Десятки глаз смотрели неотрывно, и прежде я бы, наверное, смутился, но теперь чувствовал себя абсолютно спокойно, и это даже не из-за таблетки успокоительного. Я просто знал, что должен сказать всё и принять решение. Я нёс личную ответственность за всех