Анатолий Дроздов - Самец взъерошенный

Ознакомительный фрагмент

Желтоглазая, указав на меня, что-то прорычала. Подскочившие самки сорвали с меня тунику, схватили за руки и вывели в центр круга. Я даже испугаться не успел, только сморщился. От похитительниц несло запахом немытых тел. Судя по рожам, умывались они еще в детстве. Несмотря на протесты, меня усадили на войлок, при этом «сумоистка» заехала мне кулаком в живот. Удар едва не вышиб из меня дух. Я оказался прав – с рябой шутить не следовало.

Желтоглазая, оттолкнув «сумоистку», рявкнула на нее, затем сказала нечто примиряющее. Я не поверил, но, подчиняясь жесту, сел. Желтоглазая толкнула меня в плечо, заставив упасть на спину, затем присела и стащила с меня набедренную повязку. Глаза у нее стали маслеными. Встав, бандитка сняла пояс с оружием, сбросила сапоги, затем стянула кожаные штаны.

На меня пахнуло таким «амбрэ», что едва не выблевал. Хорошо, что желудок был пуст. Впечатление усиливали кривые ноги, покрытые густой растительностью, и длинный, до земли, пушистый хвост. Невольно представилось, как в этой шерсти кишат блохи. Крикнув от омерзения, я попытался вскочить, но «сумоистка» припечатала меня к земле.

Желтоглазая снова рявкнула, и рябая отпустила меня. В руках желтоглазой оказался кинжал, и она помахала им у меня перед носом. Слов, сказанных гнусной самкой, я не понял, но догадаться не составляло труда. Убьет, но для начала изнасилует. Вот для чего нас похитили! Мерзость!

Я оглянулся на сгрудившихся вокруг самок. Вырваться не удастся – их слишком много, и все не спускают с нас глаз. Парни не помогут – стоят в сторонке, выглядят жалко. Я глянул вперед и едва не вскрикнул. В просветах между ногами столпившихся бандиток виднелась шеренга воинов в доспехах. До них было шагов пятьдесят. Воины, натянув тетивы луков, целились в спины наших обидчиц.

Я скосил взгляд. Кинжал, воткнутый желтоглазой в землю, был неподалеку – дотянуться можно. Пора! Желтоглазая склонялась над моей промежностью. Быстрым движением я двинул ее коленом в подбородок. Затем, извернувшись, левой рукой схватил кинжал.

«Сумоистка» спикировала на меня, как ястреб на добычу. От тяжести, рухнувшей на грудь, у меня перехватило дыхание. Я собрался и, сжимая кинжал обратным хватом, ткнул им «сумоистку» в шею. Раз, другой… Клинок вошел в тело, словно в масло. Кровь, хлынув из раны, залила мне плечо и руку. «Сумоистка» захрипела и обмякла. Для верности я ударил ее в бок, целясь в печень, затем, поднатужившись, скатил ставшее непомерно тяжелым тело.

Вскочив, я огляделся. Бандитки валялись на земле со стрелами в спинах. Некоторые корчились и хрипели, плюясь кровью. Уцелевшие бежали к лошадям. К ручью, размахивая клинками и что-то вопя, неслась лава всадников.

Я бросил взгляд на ребят. Они, застыв, оторопело глядели на происходящее. «Собьют и стопчут!» – мелькнула мысль.

– Падайте! – закричал я. – Живо!

Первым сообразил Олег. Толкнув двойняшек в спины, он плюхнулся на живот рядом с ними. Я склонился над подававшей признаки жизни желтоглазой и поступил, как и положено врачу, гуманно: чиркнул остро отточенным лезвием по грязной шее – там, где проходит сонная артерия. Кровь ударила ключом. Я подобрал саблю и побежал к своим, где встал, загородив их. Кем бы ни были летевшие к ним всадники, но парней надо защитить. Я старший из четверых и единственный, кто владеет холодным оружием…

К моему удивлению, нас не тронули. Одни всадники, подлетев, спрыгнули на траву и добили мохнорылых. Другие бросились в погоню за беглецами. Настигнув, зарубили. После чего, ведя на поводу трофейных коней, вернулись к становищу. Только после этого на нас обратили внимание. Конные и пешие окружили нас, с любопытством разглядывая. Я едва не утратил дар речи. Это снова были женщины!

Выглядели они иначе. Одинаковые чешуйчатые доспехи, круглые шлемы, оставлявшие открытыми загорелые лица. Одеты спасительницы в короткие туники, холщовые, не закрывающие икр штаны и сапоги из мягкой кожи. Лица самые обычные, человеческие. Слегка запыленные, но не грязные. Я опустил взгляд и вздрогнул: у этих тоже имелись хвосты!

– Какой красавчик! – внезапно воскликнула одна из женщин. – Прямо статуя! И фаллос имеется. Большой! Вот бы потрогать!

Остальные засмеялись. «Я понимаю ее! – удивился я. – Почему? Что это за язык? Латынь? Они говорят на латыни?»

– Скажи, пусть не спешит одеваться! – подключилась другая. – Где мы такое увидим?

Женщины захохотали.

– Я не статуя! – буркнул я.

Смех мгновенно утих. Из толпы выехала всадница на рыжем коне. Левый глаз ее закрывал пласт кожи с бровью наискосок, видимо, сползший вследствие ранения. Из-за этого лицо всадницы имело зловещий вид.

– Ты говоришь по-нашему? – спросила она.

Я кивнул.

– Как твое имя?

– Игорь.

– Игрр… – произнесла она раскатисто. – Я Виталия Руф, старший декурион турмы «диких кошек». Скажи своим товарищам, чтобы не боялись. Мы друзья. Почему на тебе кровь?

– Это – ее! – я указал клинком на труп «сумоистки».

– Хочешь сказать, что убил сарму?

Губы одноглазой тронула улыбка.

– И эту тоже! – ткнул я на труп желтоглазой.

– Он говорит правду! – подтвердила одна из спешившихся женщин. – Когда подскакали, эти сармы были мертвы. В их трупах нет стрел. Обе зарезаны.

– Умойся! – бросила мне одноглазая…

– Что за хрень? – спросил меня Олег, когда мы привели себя в порядок. – Налетели какие-то хвостатые бабы, схватили, связали, сунули в мешок… Теперь прискакали другие, тоже хвостатые, и тех порезали. Ты можешь сказать, куда мы попали?

– Еще не знаю куда, – вздохнул я, – но попали конкретно…

Ала прискакала к бургу, когда пыль от ушедшей орды осела. Трибун, разобравшись, оставила на месте пехоту – смену гарнизона, и бросила нас в погоню. Кони, не отягощенные добычей, скакали легко, к полудню мы достигли места, где от сарм отделился малый отряд. Трибун остановила алу, выслушала доклад разведчиков и подозвала меня.

– Вот что, декурион, – сказала хмуро. – Бери турму и скачи вслед ублюдкам. Вырежи их! А мы пойдем за ордой.

– Думаете, они увезли пришлых? – спросила я.

– Нет! – покачала головой трибун. – Такую добычу и под охраной десятка? Но если вдруг… – Трибун помедлила. – Делай, что хочешь, но пришлые должны уцелеть.

– А после? – уточнила я. – Возвращаться в бург?

Трибун покачала головой.

– Только если пришлых не будет. В противном случае успокой их, ободри и вези к Степному ключу. Оттуда, заночевав, – в Рому. Нас не жди. Я не успокоюсь, пока не вырежу этих вонючек до последней!

Лицо трибуна перекосилось. «За захваченный бург в Роме спросят! – поняла я. – Обвинят в промедлении… Но если удастся спасти пленников, спрос не будет суровым».

Спрашивала я на всякий случай: среди сарм, отколовшихся от орды, пришлых не будет. Уточнить, однако, стоило. Годы службы научили меня дотошности. Каковым же было мое удивление, когда высланная разведка донесла: сармы везут пришлых.

Турма мигом повеселела. Если удастся освободить пленников, награды не пожалеют. Мы шли за сармами скрытно, стараясь не обнаруживать себя, и это удалось: погоню не заметили. Когда вонючки стали на дневку, я поняла: пора! Сармы сбились в круг и потащили в него пришлого. Они увлеклись, смять не представляло труда. Но я решила не рисковать. В последний миг пришлых могли прирезать. Нам это нужно? А для чего каждая третья «кошка» в турме – лучница? Я выслала стрелков вперед, остальным велела спрятаться в балку и ждать.

Лучницы не подвели: первым же залпом уложили семерых. Я крикнула: «Бар-ра!» Турма завыла, заулюлюкала и, вылетев из балки, понеслась в атаку. Все кончилось в один миг. Сарм вырубили, пленников не зацепили. Когда я подскакала к становищу, трое мужчин лежали ничком (по позам было видно, что целы), а четвертый стоял, заслоняя товарищей. Совершенно голый, перепачканный кровью, с оружием в руках, он выглядел непривычно и дико. Я решила, что пришлого ранили, но, к счастью, ошиблась.

Разумеется, девочки уставились на мужчину. Где они могли такое видеть? К тому же пришлый – я отметила это сразу – оказался отменно сложен. Невысокий, но со скульптурно развитым телом, он походил на статуи с форумов Рома. Разве что лицо не такое. Голубые глаза под высоким лбом, русые волосы, а вот нос маленький, да и губы пухлые. Румянец на щеках… У мужчины! Совсем еще мальчик, но такой хорошенький! «Девчонки взбесятся, – подумала я, – особенно те, у кого Дни. Вот ведь беда! Не поделят – за спаты схватятся!»

По этой причине я говорила с пришлым сурово. К моему удивлению, он понимал латынь. Отвечал неуверенно, запинался, путал спряжения и склонения, но разобрать получалось. Пока собирали трофеи, я не спускала с Игрра глаз. Вел он себя естественно. Первым делом умылся в ручье. Девочки, не скрываясь, пялились на его хозяйство, мне пришлось показать им кулак. Голубоглазый оделся и вернулся к спутникам. Ему принесли вещи, снятые с убитых им сарм. Добыча, взятая в бою, принадлежит всем воинам, но пришлый не служил в але и имел право забрать свою. К удивлению турмы, Игрр отказался от доспехов, стоивших недешево, оставив себе кошельки и оружие одной из сарм. Разглядев спату и кинжал, я вздохнула. Оружие древней работы, явно захваченное в бою (свои мечи у сарм дрянные). Узорчатая сталь клинков, рукояти из рогов муфлона, шероховатые и удобные. Такие не выскользнут даже из окровавленной руки. Зачем спата и кинжал пришлому? С кем ему сражаться? Отбирать оружие я, однако, не стала. Пусть потешится. Наиграется и продаст, я предложу хорошую цену. Золото пришлые любят…