Lenimentus - Эл Фарбер

Дженни разглядывала его гладкую кожу. Её рука потянулась к кобуре на ноге, но та оказалась пуста. Крысы забрали их оружие ещё в Убежище.

– Т-ты что… робот? – прошептала она, осторожно ощупывая его костюм своей энергией.

– А ты только заметила? – Карл расхохотался. – Ну и дела, прекрати. Я не робот и не киборг, просто мертвец. Я умер, и меня вернули к жизни. Я даже жрать не могу.

Он выплюнул в ладонь то, что осталось от клубничных пластинок – тонкие полоски со следами зубов на них.

– Успокойся, я такой же как ты, – Карл сжал руку в кулак и вытянул перед собой. – Может, даже получше.

– Значит, ты тоже был у Жаднова? – недоверчиво спросила Дженни.

– Был. Брось удивляться, это ни для кого не секрет. Думаешь, почему на этой операции оказались сразу двое недавно имплантированных? – Карл фыркнул. – Беккет и горстка офицеров хотят свернуть «Эпсилон». А мы – лучший повод для этого.

– Зачем кому-то сворачивать «Эпсилон»?

– Из-за Маука и его имплантированных солдат.

Дженни попыталась представить, как командующий Маук сидит в своём кабинете за своим столом в красивой синей рубашке с чашкой чая в руке и отдаёт приказы встраивать механические детали в самых разных людей.

– Но знаешь что? – Карл повернулся всем корпусом к Дженни. – «Эпсилон» – лучшее подразделение. Ко мне никогда не относились так хорошо, как здесь. Ник заботится о каждом из нас, как о своём брате. Даже с Прайсом он обходился по-человечески – хоть и зря, как выяснилось.

Дженни старалась не вспоминать о том, как она помогла террористу вытащить Жиля из тюрьмы. Ей так хотелось встретиться с ним, расспросить обо всём, узнать про «Эпсилон» и Карла и рассказать ему о своей первой провальной операции. Но ему, наверное, нельзя с ней видеться – ведь иначе он бы обязательно к ней пришёл. А ей с ним – тем более. Поэтому Дженни просто надеялась, что у него всё хорошо.

– Жиль…

– Мне плевать на него, – махнул рукой Карл. – И на твою связь с ним тоже. Ты в нашем подразделении, а он – нет. Мы должны беречь себя, друг друга – и «Эпсилон».

– И ещё кое-что, – вдруг добавил он. – Никто не должен знать о том, что ты видела.

Дженни поёжилась.

– О чём ты?

– Если в своём рапорте я упомяну, как ты вела себя во время задания, они будут настаивать на проверке. Тебя пошлют к Жаднову и не выпустят, пока не найдут причину.

Дженни с ужасом представила, как возвращается в палату в клинике, как начинаются обследования и проверки. А если они обнаружат что-то, то вновь залезут в её тело, чтобы это исправить – и кто знает, что им для этого придётся убрать… или добавить.

– Я ничего не видела!

– Вот и я так думаю, – Карл улыбнулся, и его лицо сразу стало приятнее.

###

Всю первую половину рабочего дня Кирилл метался между палатами и уборной. Он тысячу раз пожалел, что поддался уговорам Урвиля и попробовал популярный у местных коктейль «Ярость Служительницы». Частые ночные посещения туалетной комнаты его обиталища выявили в Кирилле страх темноты, тараканов и особенно микробов, а также отбили всякое желание не только есть местную еду и пить что-либо кроме воды, но и в принципе жить – по крайней мере в Новерии, ведь в Альянсе он в любой момент мог получить порцию детокса прямиком из медицинского модуля голографа.

Кое-как добравшись до работы, он воззвал к врачебной чести Глау, и тот выписал ему из больничной аптеки лоперамид. Куда хуже обстояли дела с водой. Кирилл старался не пить не кипячённую воду, а в больнице кипятились разве что медицинские иглы – и то не слишком усердно.

В утренние обязанности Кирилла входило мытьё полов и раздача таблеток: Глау передавал ему стеклянные баночки с цветными капсулами без маркировки и называл номера коек. Отверженные – по крайней мере те, что могли видеть – смотрели на Кирилла с презрением, но таблетки принимали. Отпускаемые ими комментарии и смешки Кирилл всё равно не понимал и значения им не придавал.

Куда более интересными ему показались стеклянные предметы, вернее их количество: стеклянные вставки в дверях, стеклянные подносы, стеклянная посуда. Пару дней назад лежачий пациент разбил стакан во время приёма лекарств. Кирилл сообщил об этом Глау, ожидая выговора, но тот лишь недоумённо посмотрел на него и потребовал убрать осколки и принести для больного новый. Кирилл никогда не причислял себя к эко-энтузиастам, но такая расточительность вызывала возмущение даже у него.

Разделавшись с утренними заданиями, Кирилл принял горсть таблеток, запил водой из стеклянного кувшина в ординаторской и направился к заведующему отделением, Роберту Майлзу. Новерская больница подразделялась на два отделения – хирургическое и общее. Заведующего хирургическим Кирилл до сих пор ни разу не встречал, как не видел и самого отделения – вход в него осуществлялся по пропускам, и даже переводимые туда пациенты имели свои сопроводительные пропускные карточки. Возможно, с дисциплинированностью, стерильностью и подходом к пациентам дела там обстояли лучше, хотя Кирилл и сомневался, что в этом был смысл – даже если бы хирургия работала идеально, общее отделение сводило это на нет. Именно поэтому, несмотря на то, что доктор Майлз решился взять Кирилла на работу, относиться к нему без презрения он не мог. Впрочем, лучшей медицины для Новерии Кирилл и не хотел: «Отверженные» по-прежнему оставались врагами Альянса.

Кабинет Майлза соседствовал с комнатой охраны – они делили узкий коридорчик, в котором развернуться могли разве что очень худые люди. Сам Кирилл уже потерял восемь килограмм от того числа, которое видел во время своего последнего взвешивания во Фраге, и стремительно шёл к дефициту массы тела.

По привычке он остановился у закрытой двери в ожидании, но одёрнул себя и дважды постучал костяшками пальцев по шершавой поверхности.

– Да-да.

Кирилл помнил, с каким трепетом заходил в кабинет главного врача военного госпиталя Фрага, Феликса Ларса. Беседы с ним были не только томительны выговорами и поощрениями, но и полны почти философских рассуждений об эффективности современной медицины и несовершенстве терапии, которую, при всей избыточности приёмов, она могла предложить. Но беседы допускались, лишь пока в больнице не появлялись десятки тяжело раненых после крупной стычки с «Отверженными» – в такие дни старший хирург был строг и пресекал любые разговоры, не имеющие отношения к делу. При Феликсе полевой госпиталь Фрага функционировал настолько хорошо, насколько можно было представить. И обратное этому трепету чувство испытывал