Клетка - Хайдарали Мирзоевич Усманов

бы, что он – не игрушка, и не добыча. Он хотел, чтобы текст его побега был напечатан в тишине, а не на бойне.

Он лег на спину, задержал дыхание, и в этой задержке слушал. Шаги патруля… Даже какой-то скрип в коридоре… Слабый звон, как будто чья-то цепь где-то внизу дрогнула… Всё шло ровно, всё шло по его плану. Ждать – не значит бездействовать. Ждать – значит подготавливать поле, где в нужный миг люди сами станут орудиями его свободы…

День “X”

Он лежал неподвижно, пока в кармане внутри него шевелился маленький мир. Это было не карман ткани – это была полость иного рода. Живое, тягучее пространство, которое он носил с собой, как преступник носит с собой секрет. Внутри было несколько кристаллов, обломков разных стихий – те, что он собирал в пещерах и в пастях зверей, те, что появлялись удачными при неожиданных дуэлях с магией. Теперь, в тусклом свете карцера, он выбирал.

Сейчас вокруг него не было никого. Широкий, безликий комбинезон пленника карцера облегало его тело после медкапсулы. Шкуры, давшие ему ощущение себя, были где-то далеко, унесённые и запертые в своеобразные ящики хранения. Проводя пальцами по голой серой ткани, он думал о рунах на стенах – о магических сетях, что держали камеру. Они были холодны, рассчитаны, как старинная роскошь. Холодный лед… Звенящая стеклянность… Ровная частота сигналов… Значит, ему нужен был антипод – не сила больше, а сила иной фазы, несинхронная, конфликтующая, та, что заставляет лёд треснуть, заставляет металл подпрыгнуть и распуститься. Всё уже было готово. Большая часть системы была ослаблена. И ему оставалось только сделать последний шаг.

Он снова и уже привычно заглянул в пространственный карман. Туда, где пространство пахло его прошлой жизнью. Гарью… Землёй… Солёной кровью… Дымом от костра… И тенью пустоты, которой было достаточно, чтобы вместить всё. Кристалл, который он искал, отозвался как тёплый удар в груди. Не огненный клинок. Не ветер… А именно тот, что был антиподом леденящих нитей. Он вытащил его осторожно, как вытягивают стрелу из раны. Из влажной темноты кармана вынулась маленькая осколочная звезда. Она была некрасива. Матово-чёрная сердцевина… По краю шла тонкая кайма, похожая на ржавчину янтаря… Находясь в ладони кристалл был тяжёл, и холодил, но внутри его были колебания, которые отвечали на ритм его сердца.

Он приложил кристалл к губам – не потому, что он хотел его вкусить, а потому что так легче слушать. В кристалле завибрировал глухой, немного хриплый звук – как отдалённый барабан, который не звучит в унисон с рунными струнами. Его пальцы уже знали язык таких камней. В них были фасетки, которых нельзя было увидеть невооружённым глазом, и трещинки, где энергия застревала и потом вырывалась наружу. Он собрал дыхание и стал выслушивать плетение стены.

Нити были как паутина, тонкая и живая. Они тянулись по шву, входили в панель, кольцом опоясывали запор. Плетение имело темп – ровный, монотонный, и в нём были слабые акценты. Каждый раз, когда дежурный шаг приближался по коридору, одна линия слегка учащала пульсацию, и в узле мерцало ярче. Он запомнил эти акценты. Он привязал своё дыхание к шагам, чтобы движение рук не выделялось – не шевелить плечом при вдохе, не сжимать кулак до щелчка.

Когда две охранницы смеялись в проходе и их голоса отдалялись за изгибом, Кирилл подтянул колено, повернул ладонь над рваной точкой на полу и, не двигая корпусом, скользнул пальцами между тканью и телом. Пространство кармана откликнулось. Эта узкая щель, была мала как дыхание, и он просунул кристалл туда, где кожа соприкасалась с холодом плетения. В этот миг весь корпус снова стал музыкален. Кристалл зазвенел в ладони, как колокольчик в руке старика, и он почувствовал, как его вибрация идёт по хребту к самому узлу сети.

Он не втыкал. Не разрушал. Он дотронулся. Кристалл коснулся обшивки на стыке, и сразу же получил тончайший ответ. Линии рун слегка дрогнули, как струны, когда рукой провели по ним. Но вместо ожидаемого жара или громкого хруста раздалось тихое шипение – звук, который можно услышать, только если уши ждут подобного звука и привычны различать такие сигналы. Нити не распались. Они впились, и в этот впившийся момент начался обмен энергиями. Его кристалл отдал не поток огня, а фазу, чужую их морозным узорам.

Он работал не силой, а несинхронностью. Маленький камень начал “подстраивать” своё поле так, чтобы на месте, где лёд держался, возникла несовместимость. Представьте две струны, настроенные в унисон. Если одна вдруг начнёт дрожать в антиритме, в месте их соединения возникает трение. Энергия не исчезала, она билась друг о друга и делала своё дело – ослабляя сцепление. Кристалл, почти неощутимо, высвободил округлую волну, и узел заколебался. На мгновение мерцание нитей изменилось. Их свет стал каким-то… Пятнистым… Рваным, как лоскут ткани на ветру.

Он слышал монитор, бормотавший где-то в глубине “аномалия – поглощение”, но это было штатное. Эти системы уже привыкли к странностям – к поглощению, к исчезновению, к неизмеримому. Люди, которые за ними смотрели, списывали это на дефект или на необходимость перезагрузки. И в ту секунду, когда узел вздрогнул, внимание охранниц было далеко – их смех и прошлые счёты с пленницей заслонили мир.

Ни одного индикатора на панели, ни одного бурлящего звука – ничего, что бы выдало его маленькую работу. Лишь в узле появилось крошечный треск. Как будто тонкая паутинка разошлась под невидимым ветром. Он не видел это глазом, но чувствовал – по ладони, по суставам, по внутреннему слуху. Волна шла по цепочке, и каждая следующая ниточка теряла чуть-чуть своей согласованности.

Он знал, что это было только начало. Разрушение рун – не взрыв, а болезнь. Оно разъедает на стыках, растягивает паутину, и в конце концов где-нибудь образуется окно. Ему не требовалась огромная дыра – ему было достаточно пары вдохов, пары секунд, чтобы просунуть руку и пройти дальше. Он оттянул кристалл обратно в карман, чувствуя, как он перестаёт звенеть и снова становится тяжелым и тёплым. Его сердце билось тихо, но удовлетворённо.

Охрана не увидела ничего. Они смеялись, и их смех был хорошим щитом – сильнее многих щитов. Руна на стене вернулась в свой ритм, но с другим оттенком – как будто там теперь поселился маленький шрам. Вполне закономерно парень рассудил, что подобный шрам можно постепенно увеличить. Маленькие лазейки, превратившиеся в улицы. И уже более уверенно, но так же медленно,