Михаил Каштанов - Союз нерушимый...

— Так точно, товарищ комкор. Дополнительно и устно ничего не передали?

— Передали, что на месте Вас встретят старые знакомые, чтобы это ни значило.

— Спасибо, товарищ комкор! Старые знакомые всегда хорошо. Разрешите идти?

— Идите, товарищ капитан. И успеха Вам и вашим людям.

Подходя к домику, в котором расположились его бойцы и во дворе которого были видны накрытые маскировочной сеткой автомобили, Слащёв издалека услышал раскаты хохота. Причину веселья он понял сразу, когда увидел, что Онищенко и Щербатый изображают 'петушиные бои'. Достающий Онищенко до подбородка Щербатый, заложив руки за спину, пытался боднуть того плечом в грудь. В свою очередь Онищенко, сдвинув пилотку на самый лоб, отталкивал нападающего грудью. При этом Щербатый почему-то громко кудахтал. Чем и вызывал, судя по всему, хохот обступивших 'дерущихся' со всех сторон бойцов отряда и десантников. С удивлением среди собравшихся Слащёв разглядел несколько красных турецких фесок. Старшина Григорьев, до этого наблюдавший за представлением с низкого крыльца дома, увидев подходившего командира, во всю свою луженую глотку рявкнул:

— Отряд! Становись!

И, буквально через минуту:

— Равняйсь, смирно! Товарищ командир, личный состав отдыхает после выполнения задания.

— Здравствуйте, товарищи бойцы! Вольно. Разойдись; — поприветствовал выстроившихся вдоль низкого увала бойцов Слащев; — Старшина, кто победил в сражении?

— Ничья, товарищ командир. Щербатый Онищенко затюкал, только тот же в ответ и не клюнул ни разу. А если бы клюнул, то наш петушок гребешка бы лишился. Так что — ничья.

— Стало быть, победила дружба. Это правильно. Как с довольствием, старшина?

— Порядок, товарищ командир. Прыгуны тут уже сутки квартируют, кухню организовали. Нас взяли прицепом, поэтому на ужин будет горячее. Сказали какой-то полов и эта, как её, сурпа. Я узнавал — говорят, что сытная пища. Не врут?

— Не врут, старшина, я пробовал. Только скажи бойцам, чтобы ели горячим и запивали только горячим. Чаем или компотом, что там у тебя в запасе? А то такой колтун в животе образуется, что только шомполом прочистить можно будет.

Хлопнув озадачившегося старшину по плечу, Слащёв прошел в глинобитный дом, где его встретили замполит и командиры групп.

— Ну, что, отцы — командиры. Как настроение, как состояние организма?

— Организм водки требует, а у нас воздержание; — ворчливо ответил Блюхер, — лучше расскажи, как полковника передал.

— Да нечего там рассказывать. Сдал — принял, опись — протокол; — кстати вспомнилась фраза из фильма его 'прошлого', — Тебе он, между прочим, велел кланяться и обещал ихнюю красную шапку прислать. На память за коньяк в кофе. А то, говорит, ходит как босяк — ни тебе халата, ни шапки приличной. Срамота, одним словом. Всё, посмеялись, и хватит, нам ещё всю ночь кататься. Всем отдыхать, кроме нас с комиссаром.

— А я? — непонимающе — удивлённо спросил Архипов, незаметно выдвинувшийся на роль начальника штаба.

— А тебе всю ночь баранку крутить. Иди спи, мы с комиссаром только хвосты подчистим, да оглядимся на местности, в твой огород не полезем. Если что надумаем — разбудим.

Встреча со старыми знакомыми оказалась не только приятной, но и полезной. Слащёв с первых слов Батова понял, что взаимодействовать им предстоит с орлами Риттера, только на самом деле никакого взаимодействия не получилось — немцы имели свою задачу, не менее серьёзную, чем отряд Слащёва. Неофициальная часть встречи, включающая обязательное зубоскальство, тычки кулаками и похлопывания по плечу, закончилась ритуальным распитием компота, к которому немцев пристрастил отрядный повар Фатыхов. Что добавлял в смесь из сухофруктов и из чего её составлял улыбчивый таджик, было загадкой только для немцев, чей продуманный рацион блюда под названием 'компот' не предусматривал, но на их радость запасливый Григорьев всегда имел пару — тройку 'лишних' брикетов, которые и перекочевали в ранец фельдфебеля Нишке. То, что с группой Риттера придётся встречаться, было понятно ещё в Москве, где Слащёв получал задачу: если отряду предстоит брать под контроль бывший немецкий 'Гебен', то кто может лучше знать его внутреннее устройство, кроме немцев, которые его строили? Александр только надеялся, что удастся снова поработать вместе с Риттером, но воля командования редко даёт возможность простым офицерам удовлетворить все свои хотения и желания. Как говорится — 'дан приказ ему на Запад, ей в другую сторону'. А умение подчиниться приказу, не смотря на все свои желания и хотения, есть качество по-настоящему свободного человека. Так-то вот. Очень неожиданным для Слащёва оказался переданный Риттером с чисто немецкой торжественностью привет от доктора Хаусхофера, с пожеланием 'щадить умную голову'.

— Болеет старик. Но тебя вспомнил и просил поберечься. Ты уж не подведи.

В самой операции ничего особенного не было, как выразился потом Онищенко — 'зайшлы, дило сдилали, уйшлы и усё'. Ну, кроме разве что, первого боевого применения легководолазных костюмов, которые помогли незаметно проникнуть на крейсер со стороны рейда. Вахта, по сведениям немецких инженеров, обслуживающих корабль, в нужный момент состояла из 'наших' турок, а остальное, как говорится, дело техники. Но Слащёв не мог не позволить себе маленькой шалости по отношению к захваченным на 'Бремене' англичанам. Типа, морских советников. Спеленали, вывезли на корабельном катере на внешний рейд и высадили. Прямо в море. Руки и ноги, правда, перед высадкой развязали — мы же не палачи. Блюхер после этого ещё несколько дней приставал к командиру с вопросом, что за 'высадка союзников в Нормандии', про которую Слащёв сказал, когда последний англичанин был выпущен за борт.

Потом был выматывающий душу из-за болтанки перелёт в Болгарию. Оттуда через горы пеший марш-бросок в Австрию. В Австрии господа 'всемирные демократы' тоже пытались напакостить. И почти преуспели в этом. Так называемые выборы привели к должности президента Австрийской республики человека, прикормленного англичанами чуть ли не с рождения и, как говорят, евшего у них с вилки. И этот 'президент' уже на следующий после своего 'избрания' день, выразил неодобрение 'имперской и античеловеческой' политикой Германии. Выразил, ясное дело, от 'имени всех честных австрийцев'. Подход продуманный и дальновидный — разделить единый народ вначале на немцев и австрийцев, а потом на ещё более мелкие 'народы', по германским землям. Только ответная реакция была молниеносной — через день ночной атакой был захвачен королевский дворец Хофбург, ставший резиденцией президента и 'назначенного им' совета министров. По свидетельству очевидцев, во главе нападавших были солдаты в немного необычной форме и говорившие по-немецки с сильным славянским акцентом. Это не вызвало особого удивления, только дало повод в очередной раз обвинить русинов, которых в Австрии всегда было много, в отсталости и дикости. Ну, ещё бы, им, дикарям, позволяют вкушать радости демократии, а они защищают отсталую монархию. Как делали всегда, в том числе и в 1848 году. Да и организовал этот ночной захват тоже русин из Моравии — Артур Зайтих. Правда, в известной Малышу 'старой' истории, он поменял славянскую фамилию на немецкую и стал Зейсс-Инквартом. Утром он, как глава временного правительства, выступил с заявлением о плебисците по вхождению в состав Германии и потребовал от Лиги наций прислать международных наблюдателей. Потом обратился с этой же просьбой к правительствам Германии и Советского Союза. Слащёв не знал, кто подсказал Зайтиху этот ход с международными наблюдателями, но это явно был очень не глупый человек. Но Слащёву было не до подобных размышлений — в этой операции отряд понёс первую потерю. Был убит немного замкнутый минёр отряда Коля Старостин. Убит одним выстрелом — пуля попала точно в глаз. Всё произошло у Александра прямо на глазах. Рефлексы 'старого' спецназовца буквально взвыли — снайпер! И эти же рефлексы вычислили место засады и позволили взять эту сволочь. Потом он приволок помятого стрелка к ещё не успевшим остыть после боя бойцам и бросил им под ноги. И рядом уронил 'спрингфилд' с оптическим прицелом, чтобы сразу всё стало понятно.