Василий Головачев - Война послезавтра

— Идите к старшему.

Афанасий сделал успокаивающий жест Дуне, бегом направился к машине ДПС — роскошному «Инфинити» с новейшей системой освещения. Открыл дверцу, протянул сидевшему там капитану «липдок» полковника ФСБ.

— Капитан, дело государственной важности, решается вопрос жизни и смерти важного свидетеля.

— Садитесь, — равнодушно прогундосил капитан, бросив на удостоверение безразличный взгляд; у него было жирное складчатое лицо и мешки под глазами.

— Капитан, ты глухой? Я полковник Пахомов…

— Садитесь.

Афанасий, долго не раздумывая, сделал стремительный выпад костяшками пальцев в толстую шею капитана, откинул сунувшееся вперёд тело на спинку сиденья, закрыл дверцу и поспешил к «Нисану». Проходя мимо сержанта, задержался на секунду.

— Не дай тебе бог, сержант, встретить меня ещё раз!

Сел в машину, дал газ.

Квадратное лицо инспектора с маленькими выгоревшими бровками, подскочившими на лоб, исчезло в темноте.

— Отпустили? — спросила Дуня.

— Ещё бы им меня не отпустить, — сформулировал он ответ, в котором присутствовало столько же правды, сколько и лжи; но было не до оправданий.

— Степан?

Молчание длилось больше минуты.

— Степан!

— Мы в сарае, — тихо отозвался телохранитель.

— Мы практически рядом. Сообщи, когда они пойдут. — Афанасий оглянулся на жену: — Я остановлюсь у твоего дома, ты выскочишь и к нему! Вихрем! Пусть дядя Миша достанет ружьё.

— Поняла. А ты?

— За меня не беспокойся, ты знаешь, на что я способен.

«Ниссан» свернул на улицу Достоевского, проскочил мимо грузовика, какого-то длинного громоздкого панелевоза, мимо джипа с выключенным двигателем и резко остановился у дома Ходченковых, подняв тучу грязи.

— Бегом!

Дуня шмыгнула из кабины, метнулась к родному дому, исчезла в сенях.

Афанасий, считавший секунды, рванул свой джип с места и лихо, с разворота, пробил ворота своего родного дома, сделанные из обыкновенного штакетника, затормозил у ворот гаража.

Голова просветлела, по телу прошла волна энергии, заставляя чакры вибрировать в едином ритме. Это было состояние полной осознанности реальности, называемое в буддизме сатори, и оно было доступно Афанасию не только в мгновения боевых операций, однако в настоящий момент он об этом не размышлял, он просто подчинился переходу тела и ума в единое состояние, не осознавая великост и дара, доступного ему практически с рождения.

Так как он уже «нашумел», а времени звонить Степану не было, вариантов, кроме как «шуметь» дальше, не было, оставался один путь — в дом, во двор, в сарай — мастерскую деда. И Афанасий, прекрасно осознающий зыбкость замысла, однако надеясь на ангела-хранителя, достал балисонг и метнулся в сени, едва не сорвав двери с петель.

Он не ошибся: его ждали.

Но те, кто сидел в засаде в сенях, мощные, уверенные в себе до потери реальности, ждали русского мужика, может быть, сильного, но не обученного бою с супербойцами высочайшего уровня, поэтому вломившегося в дом человека приняли без особого уважения, считая, что справятся с любым местным жителем в два счёта. А когда Афанасий, нырнув головой вперёд на пол сеней и прокатившись по полу мячиком, пропуская над собой руку с ножом, рассчитанную на удар в горло, вскочил и превратился в текуче-вихристую тень, переключиться засадники на новый уровень противостояния не успели.

В сенях было темно, однако он видел всё почти как днём: диапазон зрения раздвинулся, подключая инфракрасную полосу спектра, да и расположение вещей и помещений в сенях Афанасий знал отлично и не замешкался ни на мгновение.

Щёлкнул балисонг, врубаясь в запястье руки ударившего воздух боевика: кисть отделилась от руки вместе с ножом, отправляясь в самостоятельный полёт. Её владелец, утробно охнув, упал на колени, зажав культю здоровой рукой. И второй щелчок ножа-бабочки глубоко вогнал лезвие в шею здоровяка, после чего он выпал из сферы внимания Афанасия, сосредоточенного на продолжении схватки.

Летящий в него сбоку нож он не увидел, но почуял, не думая, продолжил падать, вскидывая балисонг.

Раздался звон, брошенный нож вонзился в режущее лезвие ножа-бабочки и выбил его из руки Афанасия, едва не сломав ему пальцы.

Он снова прокатился мячиком по полу, мимо стоящего у стены деревянного корыта, ища глазами противника. Тот уже летел к нему в прыжке, но зацепился ногой о корыто, промахнулся — в руке у него был ещё один нож! — и в этот момент Афанасий нащупал рукой стопку старинных чугунков под столиком, — дед не выбрасывал старые вещи, находя для них новое применение, — подставил под удар чугунок.

Раздался звон, вскрик: противник порезался собственным оружием, отскочил, однако снова наткнулся на корыто, поехал по полу, и второй чугунок Афанасия, опущенный боевику на темечко, заставил того отступить.

Только теперь полковник разглядел, что засадники экипированы ноктовизорами — приборами ночного видения: чёрная полоса, прикрывавшая глаза чужака, являлась именно таким гаджетом. Но кроме прямых достоинств ноктовизоры имели и недостатки. Позволяя видеть в ночной темноте, они сужали кругозор на пятнадцать-двадцать процентов, и что делается слева и справа в зоне за ушами, их владельцы не видели.

Афанасий, тренированный специально и отлично видевший периферическим зрением, охватывающим зону боя чуть ли не до затылка, сделал маневр, который противником не читался. И хотя тот был мощным, сильным, прекрасно владеющим ножевым боем, — при каждом взмахе он не хакал как лесоруб, не тыкал остриём ножа вперёд, не резал воздух перед собой, — он понятия не имел, как использовать себе во благо посторонние предметы.

От третьего чугунка он увернулся, а от скалки для раскатывания теста и от мешка с сушёной малиной — нет. Скалка сбила с него ноктовизор. Малина, давно превратившаяся в зернистую труху, рассыпалась по лицу, проникла в нос, в горло, заставив верзилу кашлять, и Афанасий безжалостным ударом в горбинку носа боевика вогнал в мозг носовую перегородку.

Бой с оперативниками засады длился не дольше тридцати секунд. И лишь много позже, анализируя схватку, Афанасий понял, что никакая засада на самом деле его не ждала. Команда захвата не рассчитывала на контакт с русским профи боя и не готовилась к его появлению. Просто он застал её в момент выполнения задания: двое уже выбрались во двор, ища телохранителя деда, двое шли за ними после осмотра дома. Если бы они действительно сидели в засаде, шансов остаться в живых у Афанасия, несмотря на его опыт спецопераций, оставалось бы совсем мало.

Не теряя ни мгновения, он подхватил выпавший балисонг, метнулся во двор, разгорячённый боем и прокачанной по позвоночнику энергией, краем слуха поймав звук приближающихся к дому машин.

Во дворе было чуть светлее, чем в сенях дома: свет дальнего фонаря в середине улицы (ближние почему-то не горели), за домами соседей, достигал и сюда. И здесь Пахомова уже ждали — после произведённого в сенях шума — по полной программе.

Разумеется, он не выскочил с душой нараспашку — во весь рост, открыв корпус. Он снова нырнул вниз, на землю, прокатившись мячиком, вскакивая уже у двери в сарай… и тут-то его и встретили!

Два удара потрясли тело. Били ножами — в живот и в спину, били умело, профессионально, с поворотом, такие удары легко перебивали позвоночник и вспарывали живот доверху. Но! Профессионалы ножевого боя не знали, с кем имеют дело, — раз, и не ожидали, что на нём будет бронежилет, — два.

«Собака» — комплект СЭБАК — не раз спасала ему жизнь: с виду обыкновенный гражданский костюм, курточка, джинсы, кроссовки, — спасла и на сей раз. Ножи наношёлк костюма не пробили. И всё же потрясли, били не пацаны с улицы и даже не отечественные бандиты, били мощные мужики, способные ударом кулака раздробить кирпич.

Тем не менее сознания Афанасий не потерял, хотя вспышка боли от удара в позвоночник на мгновение выключила зрение, и продолжил движение, скрутив себя на девяносто градусов немыслимым образом, попадая ногой в колено одному из нападавших и рукой с балисонгом в руку, державшую нож. Раздались два вскрика: противник напоролся на атаку человека, получившего смертельные ножевые ранения в живот и в спину, ответные удары вообще выстрелили как бы ниоткуда и попали куда надо, выбив одному супермену коленную чашечку, а второму глубоко разрезав тыльную сторону ладони.

Афанасий завершил «спираль», сбивая ногой того, кому он повредил колено, упруго вскочил, подставляя плечо под размашистый удар рукой второго боевика, с мокрым хлюпом вогнал ему балисонг в шею. Добил напарника, потерявшего подвижность, ударом ноги в голову. Рванул на себя дверь сарая.