Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

неохотно спешилась и подошла к лежащей на дороге женщине. Несколько шагов пешком дались ей не без труда: золотые доспехи и обтягивающая их шелковая накидка были красивыми, но не слишком удобными.

Эта молодая чиновница, кто бы она ни была, явно верховодила участниками протеста.

Айя попыталась склониться в мипа рари, но обнаружила, что жесткие доспехи не позволяют ей этого сделать. Сделав в уме зарубку внести изменения в костюм – вернее, в мундир – для большего удобства и свободы движений в будущем, она неловко наклонилась и положила ладони на колени.

– Полагаю, произошло какое-то недоразумение, – начала Айя, стараясь подражать премьер-министру Кого Йелу, который всегда держался властно, но не надменно, твердо, но с пониманием. – С личного одобрения и по непосредственному указанию императрицы Джиа мне поручена миссия величайшей важности, исполнение каковой задерживать нельзя. Прошу вас не мешать мне. А если имеются некие обиды, к которым вы хотели бы привлечь внимание…

– Никакого недоразумения здесь нет, – перебила ее чиновница, лежа на земле. – Наша цель как раз и заключается в том, чтобы помешать вам, не позволив исполнить изменническую миссию.

У Айи вспыхнуло лицо. Слова дерзкой женщины задели ее. Она недаром упомянула о том, что предстоящая миссия одобрена лично императрицей Джиа. Препятствовать монаршей воле равносильно государственной измене, однако чиновница упрекнула в измене ее саму.

«Что за нелепое обвинение!»

– Как вас зовут? – ледяным тоном осведомилась Айя.

– Рэдза Мюи, – ответила молодая женщина. – Я удостоилась ранга пана мэджи по результатам последней сессии Великой экзаменации, а в данный момент служу секретарем магистрата Дзуды в Гинпене.

– Как же, я вас помню, – выпалила Айя. – Это же вы тогда… – Она не договорила.

– Все верно, ваше высочество, – сказала Рэдза с улыбкой. – Это я была той самой смутьянкой, что подбила ученых на протест против необдуманной попытки секретаря Кидосу запретить использование логограмм ано на Великой экзаменации. Как вы уже наверняка убедились, я не боюсь указывать на ошибки, допущенные властями предержащими, даже если это ошибки совершила сама императрица.

– Ада-тика, ну почему ты не можешь просто порадоваться за меня? При всей противоречивости мирного договора, сам факт, что выбрали именно меня…

– Да ведь как раз поэтому я и беспокоюсь!

Айя прищурилась:

– На что ты намекаешь?

Фара в огорчении заломила руки:

– Как думаешь, почему для этой миссии выбрали именно тебя?

– Потому что я весьма подкованный теоретик, а также способный полевой командир. – Айя помедлила. Со времени разорения пиратского гнезда на архипелаге Яйца Шелкопряда и вызволения оттуда похищенных ремесленников на Айю Мадзоти возлагали все большую ответственность, несколько раз повышая ее в звании. Вот этот самый первый антипиратский рейд можно было назвать настоящей победой. Прекрасно понимая, что вклад Фары в тот первоначальный успех никак не меньше ее собственного, Айя продолжала упрямо стоять на своем, всем сердцем желая поверить в историю, которую сама рассказывает. – Среди молодого поколения военачальников нет никого, кто мог бы похвастаться подобными достижениями. Даже саркастические донесения Гори Рути, которого приставили ко мне в качестве наблюдателя, и то не настроили императрицу против меня…

– Ох, Айя, неужели ты до сих пор полагаешь, будто то, что ты сделала или не сделала, имеет значение? Ты и в самом деле считаешь, что роль здесь сыграли твои победы? – Фара помолчала, и страдание исказило ее черты. – На самом деле тебя выбрали, потому что Луан Цзиаджи и маршал Гин Мадзоти – это символы сопротивления Дара чужеземному вторжению. Твоя мать убила пэкьу Тенрьо, а твой отец обманул его и запер льуку здесь, лишенных подкрепления. Послать тебя, их родную дочь, в качестве эмиссара, доставляющего дань захватчикам, равносильно признанию полного нашего подчинения и покорности льуку.

– Так ты думаешь, что меня избрали как символ? Исключительно из-за родителей? – На лице Айи неверие смешалось с болью. – Да как ты можешь так говорить? А я-то считала тебя своей подругой.

– Я и есть твоя подруга. И именно поэтому говорю то, что тебе не нравится слышать, – пояснила Фара. – Я понятия не имею, почему моя тетя-мать проявляет такую настойчивость, отправляя мирное послание льуку… Но зато знаю, что символ – это уже не личность, но орудие…

– Так я, по-твоему, бесполезна и глупа? – скривилась Айя. – Высокого же ты мнения о своих друзьях, нечего сказать!

Фара с досады топнула ногой:

– Послушай меня! Ты здорово влипла, ввязавшись в политическую игру, которой ни одна из нас не понимает. Если с этой миссией вдруг что-то пойдет не так, из тебя получится удобный козел отпущения. В том случае, если верх возьмут сторонники войны, у них не будет лучшего способа отпраздновать победу, как похоронить тебя – символ умиротворения льуку. Делай что хочешь, но любой ценой откажись от этой фальшивой почести. Притворись больной, подстрой травму – словом, что угодно…

– Послушать тебя?! – Айя горько рассмеялась. – О мудрая и проницательная имперская принцесса Фара, раз уж я оказалась столь недостойной и не заслужила оказываемых мне почестей, то, будь любезна, просвети меня: а чего добилась в жизни ты – самостоятельно, без помощи своего высокого происхождения?

– Я никогда и не претендовала… – Фара стиснула зубы, а потом тяжело вздохнула и немного помолчала. Когда она заговорила снова, голос ее звучал ровно, но отстраненно: – Мне прекрасно известно, что способности мои ограниченны. У меня нет ни энергии, ни желания следовать по стопам отца. Вот почему я держусь в стороне от конфликта между Фиро и императрицей…

– Да ты просто-напросто киснешь из-за глупого мальчишки, который любит тебя не так сильно, как ты его! Ты выглядишь жалко, ибо уподобилась одуревшим от любви девкам, героиням дурацких пьес. – Айя пожалела об этих словах сразу, как только они сорвались с языка, но Фара обидела ее, и ей хотелось отплатить той же монетой. – Ты проводишь целые дни напролет, навещая беглецов, говорящих на наречии острова Дасу, чтобы, беседуя с ними, воображать, будто говоришь с ним. Ты сочиняешь глупые любовные стихи, которые он никогда не прочтет, рисуешь картины, которые никто даже не понимает…

Фара сжалась, как если бы ее ударили.

– Ты… ты даже понятия не имеешь, о чем говоришь… Это нечестно!

– Ты, может, и рада довольствоваться своей безответной любовью, ничего не делая и проводя жизнь в тени отцовской славы, но у меня все иначе! Моя фамилия – вот причина, по которой я обязана принять эту миссию.

– Я… я не понимаю.

– Моя мать погибла, сражаясь за Дара, но на имени ее до сих пор красуется навешенный придворными историками ярлык предательницы! – выкрикнула Айя. – Где уж тебе понять, что значит быть дочерью Гин