Михаил Ахманов - Солдат удачи

Последними шли инструкции Голему.

– Дождешься, пока не уйдут люди, – распорядился Дарт, – затем поднимешься наверх и будешь сканировать пространство. Когда появится корабль, передай сообщение. Пусть не садятся в этом круге и не предпринимают ничего, а ищут меня на красной стороне, у выхода из тоннеля. Если там есть выход… – пробормотал он будто про себя.

– А если нет, мой господин?

– Если нет, я вернусь сюда, надену скафандр, вылезу из дыры, и ты получишь новые инструкции. Понятно?

– Не совсем, сагиб. Если ни тебя, ни корабля не будет слишком долго, я мог бы переместиться на оборотную сторону планетоида, чтобы оказать тебе помощь. – Голем помолчал и добавил: – Будет ли это разрешено и через какой отрезок времени?

Эта идея приходила Дарту, но он отверг ее как нереальную. Ираз, при всех своих талантах, не обладал возможностями космического челнока, а значит, не мог обогнуть планетоид за атмосферной границей. Странствуя же по его поверхности, он оказался бы на ободе Диска, в области неизученной и опасной; что там творилось с тяготением, ведал лишь один Предвечный. Другой вариант – проникнуть в алый круг через морские шлюзы – был не менее опасен; и так, и этак Дарт мог лишиться помощника и связи с системным кораблем. Но, пожалуй, даже не это являлось причиной того, чтобы отвергнуть слишком рискованный план; он отвечал за Голема и не желал допустить его гибели. В конце концов, бывает и так, что трудиться приходится рыцарю, а не его оруженосцу. Трудиться и рисковать. Такая уж у рыцарей судьба…

С этой мыслью он подступил к стене и прикоснулся к ней ладонями, ощутив знакомую упругость и зуд в кончиках пальцев. Он стоял с опущенной головой, ожидая, что вот-вот нахлынут видения, но ничего не происходило: он все еще был здесь, не на Земле, не на Анхабе, а в этой нише, залитой ярким светом прожекторов.

Приглашение? Несомненно, подумал он. Ему предлагали войти – пожалуй, даже подталкивали к решительному шагу.

Он прикусил губу и сделал этот шаг.

Глава 22

Широкий по низу коридор, треугольного сечения, с опалесцирующими стенами… Вероятно, на полированном гладком граните имелось какое-то покрытие – прозрачное, незаметное глазу, но испускавшее мягкий ровный свет. Воздух был прохладен и сух, но казался безжизненным, и Дарт не сразу понял, в чем причина. Здесь отсутствовали запахи; не пахло ни камнем, ни сыростью, ни лесом, ни одним из сотен ароматов, что щекотали ноздри наверху. Он улавливал лишь запах собственной разгоряченной кожи.

Коридор уходил в бесконечность – прямой, как стрела, тающий в мягком сиянии стен. Пустота, тишина… Ни ответвлений, ни защитных устройств, ни ловушек… Память об огненных бичах, что режут и кромсают тело, кольнула Дарта и исчезла. Он не ощущал опасности; наоборот, предчувствие удачи вдруг охватило его, заставив выпрямиться и втянуть прохладный воздух глубоким, почти судорожным вдохом.

Это существо, это создание, что затаилось в глубинах Диска, определенно не желало ему зла… Скорее оно было настроено доброжелательно, как хозяин к гостю, прибывшему из дальних стран и обещавшему поведать массу занимательных историй. Такая уверенность являлась, разумеется, чувством иррациональным, но, невзирая на свой скептицизм, Дарт доверял интуиции. В ожидавшем его не ощущалось никакой угрозы, и он подумал, что если уйдет, следуя дорогой Темных, то это свершится безболезненно и незаметно; так путник, утомленный странствиями, впадает в сон у гроба господня в Святой земле. Подобный облик смерти не пугал и даже казался привлекательным; возможно, это была бы не смерть, а что-то иное, какая-то метаморфоза или внезапное перерождение.

Перерождение в призрака? Пусть! Пусть он превратится в тень, в бесплотного духа!.. Зато духу открыты все двери, и нет для него ни расстояний, ни времен, а это значит, что он возвратится на Землю. Вернется в Гасконь, в Париж, в прекрасную Францию, где обитают души его друзей, душа его возлюбленной… Неважно, умрет он или останется жить, но в любом случае не лишится награды, ибо Констанция будет с ним – та, потерянная в первой жизни, или другая, встреченная во второй.

Мысль о них ободрила Дарта. Он провел рукой по стене, нависавшей над ним приподнятой крышкой гроба, ощутил ее гладкость и твердость и улыбнулся. Что-то трепетало в нем, словно бутон, согретый солнцем и готовый развернуться, явив великолепие цветка, что-то шептало, предупреждало, говорило: ты пойдешь долиной смертной тени, но не бойся, я с тобой! Я буду вести и защищать тебя, и не коснутся твоей души ни страх, ни смерть! Вняв этому призыву, он двинулся вперед.

Странно! В этом коридоре гасли не только запахи, но также ощущения и звуки. Дарт не слышал своих шагов, не чувствовал прикосновений к полу; может быть, не камень ложился ему под ноги, а другая субстанция, невидимая, гибкая, покорно прогибавшаяся под стопой? Тяжесть тоже пустилась играть в непонятные игры: сейчас, на исходе синего времени, он должен был весить процентов на десять побольше, однако ощущалось, что это совсем не так: с каждым шагом в мышцы текла энергия, дарившая небывалую легкость. Он будто бы не шел, а плыл над полом, и, хоть тоннель был ровен и прям, Дарту начало казаться, что он постепенно спускается вниз. Вниз, вниз, вниз!.. – если его не обманывают чувства. Или этот проход действительно имел наклон – чуть заметный, не поддающийся оценке?

Странным было и другое – он шагал неторопливо, но стены уносились назад с удивительной скоростью, словно он мчался на галопирующем скакуне или даже на трокаре. Эта иллюзия исчезала, стоило остановиться и замереть, но самый маленький шажок вновь приводил стены в движение, и с каждым разом они струились все быстрее и быстрее, так что зернистый гранит с блестками слюды начинал сливаться в серую монотонную поверхность. Это продолжалось какое-то время – возможно, не очень долгое; Дарт внезапно заметил, что способность к оценке временных интервалов покинула его, вместе с обонянием, слухом и тактильными ощущениями.

Но кое в чем он убедился – тоннель определенно уходил вниз! Это уже не казалось иллюзией – чувства легкости и движения под гору все нарастали, усиливались и были ему, безусловно, знакомы; он понимал, что находится в зоне переменной гравитации, такой же, как бывает у лифтов на космических сооружениях анхабов. Эти многоярусные конструкции, подобные слоеному пирогу, пронизывали шахты; на каждом ярусе тяготение было нормальным, а в шахтах – нулевым, так что с их помощью не составляло труда взлететь или спуститься на нужный уровень. К шахтам вели переходные демпфер-блоки – коридоры, в которых сила тяжести плавно снижалась до нулевой отметки, чтобы резкий ее скачок не вызвал головокружения и тошноты. Переход к невесомости в демпфере был максимально комфортным, а ощущения – точно такими же, какие Дарт испытывал сейчас. Вначале – иллюзия спуска, затем уверенность, что под ногами – крутой откос, и, наконец, падение – неважно, вверх или вниз, ибо таких понятий в гравитационном лифте не существовало.

Этот треугольный коридор тоже был демпфером и, вероятно, превращался в шахту, пронизывающую Диск насквозь, от голубого круга до алого; значит, он проходил в фераловой толще и вряд ли его назначением была тривиальная транспортировка. Едва задумавшись об этом, Дарт сразу услышал голос Констанции – так ясно, будто она стояла рядом или же сам он вдруг очутился в Камелоте, на Галерее Слез. Услышал голос, но не понял слов – слова скользили мимо, не вызывая ни отклика, ни связных ассоциаций, как песня на чуждом языке. «О чем она толкует?» – мелькнула мысль, и тут же слова обрели значение, хлынув к нему чередою волн, гонимых к берегу приливом.

…Кажется, я говорила тебе, что скрытая область нам недоступна? Она отделена барьерами, ментальными барьерами, и их нельзя сломать… можно лишь найти в них щели, врата, каналы связи между разумом и беспредельной галактикой мозга… но это, мой дорогой, бессознательный процесс, дар, талант, а не искусство… или он есть, или же нет… его удается развить, но научиться ему невозможно… Однако ферал…

Ферал! Стены уже не казались монотонно серыми, в них змеились серебристые жгуты, пронизывая гранит, переплетаясь с камнем, смешиваясь и сращиваясь с ним, будто два гигантских существа, серебряное и серое, вцепились друг в друга мириадом щупальцев. Дарт замер, разглядывая стену, но сохранить неподвижность не удалось – едва ощутимый ток воздуха покачивал его, подталкивал вперед. Когда появился этот ветер? И почему он его не замечал? Потому что двигался вместе с ним, возник ответ.

Присев, он оттолкнулся кончиками пальцев и поплыл в воздушном течении, уже не касаясь пола. Тяжесть по-прежнему уменьшалась, и вместе с ней менялись серебристо-серые узоры на стенах: сначала – серебристое на сером, потом – серое на тускло поблескивающем серебристом, пока не остались лишь редкие вкрапления гранита в серебряную массу стен. Переходная область, понял Дарт; слой, где каменная оболочка Диска соприкасается с сердцевиной. Значит, серебристое – ферал? Он попытался вытянуть руку к блестящей поверхности, но незаметный доселе ветер вдруг спеленал его плотным коконом. Серые пятна исчезли, и теперь он мчался в сияющем пространстве меж трех бесконечных стен; уже не летел, а падал в бездну в тугих объятиях урагана. Это падение свершалось в полной тишине, и было в нем нечто странное, гипнотическое; спустя какое-то время Дарт уже не мог сказать, падает ли в пропасть его беспомощное тело, или бездна – в нем самом, и рушатся в нее его рассудок и душа.