Александр Уралов - Обратный отсчёт

И лошадка была такой… белой-белой…

— Я бы с тобой вместе на конике покаталась, — шептала ему в ухо Надюшка, прижимаясь к плечу упругой грудью.

Алла хмуро жевала яблочные дольки, аккуратно отрезая их ножичком для фруктов. Когда она глядела на Надюшку, глаза её вспыхивали недобрым огнём.

«Подруги… — подумал Захаров, всё ещё переживая сладость приснившейся сегодня ночью идиллии. — Чёрненькая и беленькая… вот, что бы им не вдвоём-то… со мной… а?» Он представил себе черную и белокурую головки, лежащие рядом с ним на подушке, и сладострастно вздрогнул.

— Ой, что это? — взвизгнула Надюшка, вытаскивая из шкафчика стенки «логическую установку». — А проводов-то, проводов! Это из оргстекла склеено, да? А зачем проводочки?

— Это Захаров себе на память оставил. Титаническая работа! — заржал довольный Стрижов. — Прорыв в 21-й век! Выпьем за человеческий гений!

— Это установка такая… — улыбаясь, сказал Захаров, чувствуя, что язык уже начал слегка заплетаться. — Понимаешь, для вероятностного расчёта траектории полёта…

— Наш Эйнштейн брал таракана и запускал его в этот лабиринт… — перебил его Стрижов.

— Подожди, я сам обя… объяс-ню!..

Надюшка брезгливо поставила «установку» на журнальный столик.

— Таракан шнырял по лабиринту во всех трёх измерениях, пытался выбраться. Датчики срабатывали, а Захаров посредством электронно-вычислительного устройства всю эту одиссею записывал на перфоленту! — орал Стрижов, машинально пощипывая млеющую Леночку за грудки. — А потом анализировал тараканьи бега и выводил разнообразные математические алгоритмы… — Он умолк, потеряв на мгновение нить.

— Зачем? — удивилась Алла, мягко положив ухоженную ручку на колено Захарова.

— Это… короче — для программирования мозгов у крылатых ракет! — победно заявил Стрижов. — Я же говорю, он — гений! Мы с ним и познакомились-то в одной хитрой конторе ещё при советской власти. Я по морю плаваю, Захаров пуляет умными ракетами — и всем хорошо! Кроме Америки!

— А зачем таракан? — нежно выдохнула Леночка, заманчиво склоняя красивую головку на плечо Стрижову.

— Я же об… объясняю!.. — упрямо продолжал Захаров. — Алгоритм…

Ручка Аллочки нежно пожала ему колено. С другой стороны Надюшка, ласково обхватив Захарова за шею, прихлёбывала мартини, не замечая наглых деяний подруги.

— Если бы я жила в 19-м веке, я бы повесилась, — заявила Надюшка, презрительно покосившись на Аллочку, забравшуюся в кресло с ногами. — Ходить в этих ужасных юбках — фу!

— Точно… не видно ничего… — пробормотал Захаров. — Однако, сударыня, не сие волнует душу мою!

— Ага, не сие! — самодовольно загудел Стрижов. — Небось, всех девок просто глазами ешь-раздеваешь, а, Захаров? Ну-ну, не смущайся! Ты у нас — известный сердцеед. Бабник! — и он ткнул в Захарова толстым пальцем.

— Влюблённость — лучшее время для мужчины, — дипломатично сказал Захаров, наливая мартини в Аллочкин бокал.

— Женщина нуждается во внимании! — гордо сказала Надюшка и поставила ножку на стул. — Гладкая голень, идеальное колено…

— Скульптурно вылепленное колено, — сладко сказал Захаров.

— И нежное, но крепкое бедро, — лукаво продолжала Надюшка, поднимая до пояса и без того короткую юбчонку-разлетайку. — Округлая попочка…

Стрижов оглушительно засвистел в два пальца.

— … а между бёдер находится штучка, при одном упоминании о которой немеет язык и на глаза наворачиваются слёзы! — громко сказал Захаров.

Эту фразу он ещё в детстве вычитал в «Тысяче и одной ночи» и она имела неизменный успех у дам.

— Штучка! — заорал Стрижов, и Леночка поперхнулась от смеха.

Стрижов довольно стучал её по спине.

— Прикрой задницу-то! — презрительно прошипела Аллочка. — Не на пляже… в плавочках-то выёживаться!

— Захаров, красивые у меня ножки? — не слушая, кричала Надюшка, вскочив на стул. — Красивые, да?

— Романтичные, Наденька, ро-ман-тич-ные! — пропел Захаров, помогая ей сойти со стула.

Жизнь была хороша. Мартини и коньяку оставалось много. Солнце светило. Музыка играла. Девки липли. В свои пятьдесят, он, как и Стрижов, выглядел гораздо моложе. В ещё непривычно чистенькой квартире витали довольство и радость. К осени планировалось остекление лоджии, белая «Тойота» и даже сотовый телефон — пейджер для солидного менеджера это уже прошлый век. Спасибо тебе, Господи!

А на неделе и дверь заменим.

— Я тут нашла книжку одну… — перекрикивала музыку Алла, блестя странно остановившимися глазами — Предсказания! Там говорится, что ждёт вас большая беда! Ключи потерять — это к смерти. Да и сон у вас такой, знаете ли… нехороший.

— Мы все умрем! — ответил хмельной Захаров бессмысленно ковыряя вилкой в зелёных оливках. — Такова природа гомо сапиенс… и всего живущего на Земле. Аминь.

— В таких случаях, — гнула своё Алла, — надо обратиться к Помощнику! Вызвать его из глубин, понимаете?

Пьяненькая Леночка, стянувшая с себя кофточку, весело скакала топлес рядом с потным Стрижовым. Тот топтался не в лад музыке и периодически взрёвывал:

— Перси! Нагие юные перси! Девы младой!

Леночка хохотала, подрагивая красивыми грудками, и пыталась изобразить «цыганочку», надвигаясь на Стрижова. Багровый Стрижов восхищённо покачивался на месте, раскинув здоровенные лапищи. Надюшка извивалась рядом, увлечённо раскачивая белокурой разлохматившейся головой и временами делая Захарову призывные жесты.

— … просить его помочь, заклиная Царём Духов!

— Что? — тупо спросил не слушающий Аллочку Захаров.

Леночка потеряла равновесие и рухнула на компьютерный столик, чуть было не своротив с него монитор. Проигрыватель работал, — на мониторе причудливыми спиралями ритмично вспыхивали красивости Windows Player, этого гениального приложения к недавно поставленному на компьютер Windows 3.1, - но звука не было.

— О помощи просить! — заорала Аллочка во внезапно наступившей тишине.

Захаров вспомнил, что, готовясь к вечеринке, он подключал колонки на живую нитку, небрежно скрутив проводки.

— Не надо просить о помощи, — бормотал Стрижов, поднимая юное создание. — Мы и сами справимся с голенькими наядами… и дриадами… Как потомственный корабел, не могу не позволить себе… за очаровательные молочные железы…

Леночка хохотала и вырывалась.

Захаров проснулся оттого, что его трясли за плечи. В комнате по-прежнему было светло. На улице подвывала потревоженная автомобильная сигнализация.

— Вставай, кибернетик! — распаренный Стрижов тыкал ему в нос чашку, в которой плескался густой кофе. — Сейчас или никогда! Демона вызываем, Захаров, понял? Демона из зада… в смысле — из ада!

— Ночью надо, — сказала Надюшка, на коленях которой возлежал разомлевший от коньяка Захаров.

— Ночью — это было в прошлом веке! — заржал Стрижов, могучей дланью поднимая Захарова. — Надо смелее идти вперёд, как завещал великий Ленин! Пей, Захаров, пей! Это — самый значительный день в нашей жизни, не считая дня вступления в КПСС!

Захаров отхлебнул кофе, обильно сдобренный коньяком и лимоном. Соображалось туго. Стол был задвинут в угол. В кресле, свернувшись калачиком, спала голенькая Леночка. Её трусики висели на люстре. Аллочка ползала по полу, соблазнительно оттопырив задок. Она добросовестно рисовала мелом причудливые знаки, сверяясь с рисунком в книге.

— Много ещё? — капризно сказал Стрижов, топчась у компьютера.

— Да всё уже! Практически… — ответила Аллочка, продолжая выводить замысловатые фигуры.

— Боже, какой разгром! — простонал Захаров, косясь на Леночку.

А неплохая, однако, у девочки фигурка. И характер такой… отзывчивый. Ай, да Стрижов, старый хрен! Что же он-то, Захаров, клювом щёлкал? Надо, надо было ему как-нибудь к ней подъехать…

— Ничего, приберёмся, — нежно пропела Надюшка, протягивая Захарову запотевший бокал с холодным соком. — Я помогу. Поколдуем, Ленку выгоним вместе с Стрижовым, и всё приберём…

Раскрасневшаяся Аллочка подняла голову, — остренький носик её был слегка запачкан мелом, — тряхнула головой и мстительно сказала:

— Я потом пол вымою… я вечером тоже останусь здесь и вымою… вы не волнуйтесь!

Захаров расплылся в улыбке. Мечты начинали сбываться.

Они сидели на коленях в разных углах комнаты. Захарову досталось место у кресла. Он мог видеть розовую щёку, по-детски прикрытую локоточком спящей Леночки. Крутое бедро стремительно переходило в нежную талию, сводя с ума совершенством и точностью линии. Математическое уравнение этой линии было таким же изящным, как и она сама.

— За руки берутся и садятся в кружок только в кино, — тихо сказала Аллочка.