Безликие: Тени Агиона (СИ) - Александр Якубович

Я не справлялся, это было понятно по вороху непонятных отчетов, которые время от времени появлялись на моем столе для «передачи в архив». Растерзанные, изувеченные, сведенные с ума люди. Но еще чаще — бесследно пропавшие. Этих дел, что подсовывали мне подчиненные высокопревосходительства исправника Агиона Варро, было так много — а учет велся последние пятьдесят лет довольно строго — что от одной мысли, сколько по улицам и подвалам города в ночи шастает тварей, мне становилось дурно.

Но вот, новости иссякли, в палате повисла тишина, а настроение, еще утром бодрое, стало стремительно портиться. Вартан же, как и в тот момент, когда я переступил порог, сидел абсолютно неподвижно, даже не смотря на то, что погода была уже не летняя и из окна ощутимо тянуло. Но сиделка говорит, поток свежего воздуха — это единственное, на что он хоть как-то реагирует. Впрочем, домыслы сиделки никак не вязались со словами врача и моими собственными наблюдениями: Вартан был больше мебелью, нежели человеком.

Тяжело хлопнув по коленям как пятидесятилетний старик, я поднялся на ноги и подошел к другу.

— Ты же помнишь, что я тебе еще денег должен? Ну, за квартиру? Ты же тогда больше заплатил, да и потом я у тебя денег брал на выпить и закусить для коменданта… Помнишь же? — как обычно, спросил я у Вартана.

Он же, как обычно, мне не ответил.

Порывшись в карманах куртки, я выудил горсть мелочи, которую насыпал мне кондуктор на пятифранговую купюру. Мерзкий мужик, едва не поднял вой, что я пытаюсь проехать бесплатно — ведь проезд стоил всего пять лигов — но монет на сдачу все же наскреб. И именно в этой горе железа я нашел, что мне было нужно. Плоскую и увесистую, монету в один франг.

— Вот, долг принес. Сам понимаешь, жалование полицейского… — усмехнулся я собственной лжи, держа меж пальцев монетку.

Ведь я всегда рассказывал Вартану, сколько мне платит господин Варро от лица городских властей. Я был если не почти богат, то уж точно — зажиточен.

Я наклонился через плечо друга и, не заглядывая в его изуродованное лицо, потянулся к ладони, что лежала на подлокотнике кресла каталки. Перевернув его руку и разжав пальцы, я положил в ладонь Вартана франг, после чего закрыл пальцы друга кулак, будто бы он сам крепко ее сжал.

— Осталось еще шестнадцать франгов, — сказал я. — Ну, до следующего раза. Завтра на новое-старое место…

Вартан ничего не ответил. Пребывая в состоянии почти полной депривации и ступора, запертый внутри собственного разума и отрезанный от мира изуродовавшим его чудовищем, он смотрел пустыми глазницами в распахнутое настежь окно. За решетками, территорией лечебницы и невысоким забором, где-то там, за кронами деревьев и шелестом листвы, продолжал жить и ни о чем не подозревать огромный город Агион.

Запись № 2

1288 год новой эры, девятый месяц Ганэд, Королевство Сонша, град Агион. Точные день и время неизвестны

Барки был старым, опытным пропойцей. Глядя на таких, приличные женщины лишь качают головами, а мужики озадаченно чешут затылки да тихо приговаривают «да откуда же столько здоровья пить?».

Впрочем, мало кто задумываются, что все друзья и подруги Барки, коих во времена его юности и молодости у пропойцы было с избытком, уже лежат в земле, придавленные могильной плитой. Нет, кто-то все же спасся от зеленого змия и участи побираться на чекушку у гастрономов и лавок, миновав и переезд на кладбище, но таких было среди алкашей единицы. Те же старые пьяницы, что поддерживали миф о неистребимости алкоголиков и их большом здоровье, тихо загибались в своих халупах или на улицах, окончательно уничтоженные губительной силой спирта.

Но старый Барки еще держался. У него была армейская пенсия — выслуга минимальная, пятнадцать лет, но на эти деньги он сейчас и влачил свое существование. Кое-как платил за комнату в коммуналке, а остальное спускал на выпивку. Если же не хватало — собирал металл, бутылки, брался за мелкие подработки. Единственное, что Барки люто ненавидел — шабашить грузчиком. У него еще с армейских времен была надорвана спина, но если уж совсем близко подходил монстр алкогольного делирия, коего в простонародье называли просто — белочка — приходилось браться и за такую работу.

Так что сейчас Барки уныло брел по рассветному Агиону, сжимая в руках заветную пятерку франгов, что он получил за ночную разгрузку контейнеров в порте. Бригадир обещал по семерке на нос, но, как это обычно происходит, обманул. Заплатил только пятак. Ну да ладно. Чекушка «Особой» стоила 1 франг 49 лигов, как раз сейчас — поправить здоровье после физических нагрузок. Найти бы еще десять лигов, и можно купить флакон отличной «Агионской», что продавалась в магазинах по государственной цене в 3 франга 61 лигов. Но десяти монеток у него не было — все, до последнего лига выгреб из карманов и заначек еще позавчера, когда соображали с такими же двумя страдальцами на бутылку портвейна. Опять же, строго в медицинских целях — отсрочить наступление делирия.

Мужчина остановился, упер ладонь в ноющую поясницу и, чуть придерживая свободной рукой кепку, закинул вверх голову, оценивая яркость неба сквозь ветви деревьев. Уже светало — время было около шести утра, а значит, когда он дойдет до конца сквера, к родным общагам, в семь откроется и гастроном на углу. Туда он заскочит, возьмет маленькую, но такую сладкую, милую чекушечку, которая поможет унять боль в натруженных мышцах и больной спине, а потом, уже вечером, он что-нибудь себе сообразит. Может, возьмет портвейну, а может, и шиканет — денег хватит и на крепленое вино, и на нехитрую закуску.

От одной мысли о выпивке его руки мелко затряслись, так что Барки и не обратил внимания на то, что ветви деревьев над его головой пришли в движение, хотя погода стояла спокойная. Но вот, пьяница прошел еще полсотни метров и опять остановился — перевести дух. Рядом, под старой ивой, крайне призывно стояла лавочка, что приглашала присесть уставшего труженика и ветерана, и этому зову он сопротивляться не посмел — рухнул на лавку, по-хозяйски раскинув руки и, заломив кепи на затылок, уставился в сереющее агионское небо, частично скрытое от глаз тонкой листвой. Чекушка… Единственное, о чем мог думать Барки — как уверенным движением скрутит жестяную пробку и, дав винта, в три глотка осушит бутылочку на четверть литра. И довольный — пойдет отсыпаться.

Увлеченный своими фантазиями, пьянчуга не заметил и движения кроны, и того, что от