Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII - Александр Николаевич Федоров

Эта часть кладбища была, пожалуй, одной из самых древних, и тут почти не было свежих могил. Впереди была главная часть этого величественного некрополя — там, где находились мавзолеи, склепы и гробницы богатых и знатных граждан Кидуи. Именно там сейчас находились Призраки, пытаясь спрятаться от неизбежного. Где-то там, вероятно, пребывал и король Челдон.

Логанд был прав — сюда стянули всю городскую стражу. Кое-где были заметны и отряды легионеров. Линд не сомневался, что всё кладбище сейчас окружено. Несколько тысяч человек ждали лишь сигнала.

Всё дальнейшее Линд Ворлад помнил лишь какими-то мутными урывками. Он помнил, как они шли частой цепью, держа наготове пики и другое оружие. Через каждые два-три человека бойцы держали зажжённые факелы, поскольку довольно быстро темнело. Это была фантасмагорическая картина — молчаливые тени, бредущие сквозь ряды могил и вьющийся в свете факелов снег… Словно уже наступила Последняя Битва, и поднятые волей Белого Арионна души брели туда, где закончится судьба всего сущего.

Вскоре раздались первые крики. Какие-то люди выскакивали из-за могильных камней. Некоторые с отчаянием бросались на солдат, то ли надеясь прорваться из окружения, то ли желая подороже продать жизнь. Но большинство в ужасе убегали вглубь, ища покровительства у древних гробниц. Ища, но не находя его…

В тот вечер Линд впервые познал убийство. Он ощутил ту неподатливую упругость, с какой остриё пики входит в живую плоть, почувствовал, как по древку передаётся глухой удар металла о кость, как тяжелеет передняя часть оружия, когда пронзённая жертва валится на землю. Он убивал, и убивал, в основном, безоружных. Среди них, кажется, были и женщины — в темноте трудно было разглядеть что-то кроме неясных очертаний фигуры.

Линд постарался отрешиться от происходящего, потушить все чувства и эмоции. Он просто колол — и всё. Колол, потому что такова была его работа. А за этими уколами не следовало больше ничего. Впрочем, можно было взглянуть на всё иначе. Укол — и одной тенью на земле становилось меньше. А мир без теней — это же более светлый мир, разве нет?..

Глава 25. Дружба

Брум вновь ехал в Тавер, и его снова сопровождала Динди с дочкой. В последнее время они зачастили в соседний город, приезжая туда по два-три раза в неделю. Причиной тому был северянин Шервард, с которым они познакомились в таверне на рыночной площади.

Юноша с удовольствием вспоминал тот день. Он до сих пор помнил всю гамму чувств, которую ощутил — от первоначального страха, который он помнил даже на вкус и запах, до симпатии, которую келлиец сумел завоевать за короткое время. Он едва говорил на имперском, а из-за выговора понять его было вообще почти невозможно, но что-то в его лице подкупало сразу же.

Он был из тех людей, что вызывают симпатию уже одним своим видом — приятное, открытое лицо, немного грустные, но добрые глаза, улыбка, которая становилась смущённой всякий раз, как Шервард не мог подобрать слово. Но главное, что Брум даже не замечал, а скорее ощущал — это какое-то бесконечное почтение, едва ли не благоговение, которое островитянин испытывал к Динди. Когда он глядел на девушку, а также на посапывающую у неё на руках Риззель, удивительная печальная нежность невольно проступала на его лице.

Смешно коверкая слова, Шервард коротко рассказал о себе. Кое-что Брум уже знал от молвы, но, как обычно, люди были склонны привирать и выдумывать. Тем не менее, оказалось, что келлиец действительно был богатым купцом, который привёз «много товар» для продажи, но главное — собирался искать новые торговые связи здесь, на материке, из-за чего планировал провести в Тавере всю зиму — «жить, купить, продать».

У Брума был большой опыт общения с Динди, особенно в детстве, когда далеко не всегда можно было определить — поняла ли она сказанное ей. Поэтому он привык говорить с нею медленно и членораздельно. И сейчас это очень пригодилось в разговоре с Шервардом — тот с большой благодарностью принимал подобную манеру. Было заметно, что бедняга не поспевал за привычным темпом речи таверцев, и оттого едва ли понимал большую часть сказанного.

Брум на удивление быстро освоился в компании келлийца, хотя вообще-то обычно ему было гораздо тяжелее сходиться с новыми людьми, не говоря уж о том, что на этот раз перед ним был северный варвар, чьи соплеменники то и дело нападали на имперские суда и побережье.

А Шервард при разговоре продолжал глядеть на Динди и на Риззель. Когда девочка проснулась, келлиец заметно оживился, но всё же лишь смотрел, не делая попыток взять дитя на руки или даже просто заговорить с нею. Он так глядел на обеих, что Брум в конце концов начал чувствовать определённую неловкость. Однако же он, признаться, робел поставить рослого северянина на место, и потому старался дать понять, что ему не слишком-то приятно, что посторонний человек так пялится на его сестру и племянницу.

Наконец старания его увенчались успехом — Шервард понял, что его поведение вызывает вопросы, и решил сразу же объясниться.

— Моя женщина умерла, — проговорил он, поймав очередной красноречивый взгляд Брума. — И моя дочка умерла. Летом. Я скучал. Очень.

— Динди и Риззель напоминают тебе твоих умерших? — смекнул Брум.

— Да, — просто ответил Шервард, и лицо его на некоторое время застыло, будто подёрнувшись ледяной коркой.

Бруматт смутился, решив, что был бестактен. Он не знал, что ещё сказать, и чувствовал большую неловкость. А кроме того, он испытал сочувствие к келлийцу, представив, каково ему сейчас.

И тут Динди, лицо которой, казалось, никак не изменилось даже после слов Шерварда, так что могло сложиться впечатление, будто она даже и не поняла смысла сказанного, вдруг судорожно поднялась и прямо через стол протянула изумлённую Риззель северянину.

Этот жест, такой по-детски непосредственный и совершенно неожиданный, похоже, одинаково ошарашил и Брума, и Шерварда. Даже Риззель, обычно такая беззаботная, заизвивалась, с явной опаской глядя на незнакомца. У Брума отвалилась челюсть, и он остолбенел, не зная, что ему предпринять. Как изваяние застыл и Шервард, не решаясь принять протянутое ему дитя, да и боясь сделать это.

Риззель не была очень уж тяжёлой, но и Динди была худенькой и не слишком сильной, так что долго держать так ребёнка не могла, и потому просто поставила дочку прямо на стол, продолжая придерживать руками.

— Подержи, — улыбаясь северянину, произнесла она.

И Шервард боязливо поднял руки и осторожно подхватил девочку. Девять из десяти детей