Люк Скайуокер и тени Миндора - Мэтью Стовер

погас и свет, оставив Хана и Лею в непроглядно черной темноте – хоть глаз выколи.

Было так темно, что само существование света казалось сном.

И в этой абсолютной тьме раздался какой-то рык.

– Что за дьявольщина здесь творится? – вопросил Соло.

Звук был такой, как будто кореллианская песчаная пантера встретила чужака на пороге своего логова и упреждала его не входить.

– Это означает, – низким голосом протянула Лея, – «Тьма – твое прибежище, отдайся тьме, как усталый путник предается сну».

– Что за чепуха? И с каких пор ты говоришь на этом… чем бы оно ни было?

– Я и не говорю, просто… Как-то его понимаю.

Рычание продолжилось, а его источник пришел в движение. Хан направил в его сторону дуло DL-44.

– А что он теперь говорит?

– Что чувствует запах твоего страха.

– Правда? Тогда пусть понюхает вот это.

Соло нажал на спусковой крючок, выстрелив оглушающим зарядом, и в его свете увидел того, кто к ним явился. Темная громада, крупнее песчаной пантеры, у которой она позаимствовала рык, метнулась вдоль стены пещеры. Кореллианин выстрелил еще раз и еще, но заряды лишь угодили в камень. Странная тварь двигалась слишком быстро, и Хану не удалось хорошенько прицелиться. Он стиснул челюсти и дважды легонько нажал на спуск бластера, потом еще раз, а потом еще дважды, не доводя спусковой крючок до конца, так что оружие довольно быстро защелкало вхолостую. Тогда кореллианин приглушенно выругался сквозь зубы.

Рычание перешло в сдавленный смех, который не нуждался в переводе.

– Это, по-твоему, смешно? Зажги свет, и я покажу тебе кое-что по-настоящему смешное!

– Хан, не задирай его, – прошептала Лея.

– Почему? Ты думаешь, наше положение может стать еще хуже?

– Да, – ответила она. – Я думаю, он пришел за мной, и мне кажется, если ты помолчишь, он может оставить тебя в живых.

Раздался еще один звучный полурык-полусмех, не требующий перевода, и откуда-то слева на них полилось слабое свечение, зеленоватое и холодное. В слепой тьме сложно было понять, насколько велик его источник и как далеко он находится, но свечение медленно распространялось, вырастая в бесформенное пятно света, в самой середине которого была тьма, тень в форме человеческой руки с растопыренными пальцами. Тонкие ниточки света распространялись вокруг руки, точно изморозь на оконном стекле, обрисовывая силуэт могучего великана, припавшего к земле, словно катарн, приготовившийся к прыжку. Источником сияния оказался своего рода люминесцентный лишайник, который как будто вырастал из этой странной человеческой руки, и чем объемнее он становился, тем быстрее распространялся, пока в определенный момент не покрыл пол и стены пещеры и не сошелся на потолке.

Во рту у Хана пересохло, как в пустыне, и ему пришлось прокашляться.

– Это… это все он?

– Думаю, да, – хрипло прошептала Лея.

Новоприбывший поднялся. Соло попытался сглотнуть, чтобы устранить першение в горле, и покрепче ухватился за рукоятку бластера.

Человек был огромен. Ростом почти с Чубакку, но обнаженная грудь и плечи вдвое шире, чем у вуки. Штаны туго обтягивали бедра, каждое из которых было в обхвате как Ханова талия. Кожа мужчины была черна как ночь, безволосая голова сияла, точно покрытая маслом, а когда он улыбался, меж губ проявлялись неровные зубы, острые, на зависть любому барабелу.

Огромный темнокожий человек широко развел руки в приглашающем жесте. Он уже почти не рычал и теперь издавал звуки, похожие на жужжание роя летучих насекомых.

– Он говорит: «Вот вам и свет. Что теперь? Застрелите меня из пустого бластера?»

– Ты об этом пустом бластере? – фыркнул Хан и выстрелил.

Парализующий заряд растекся по груди великана, и тот закачался, но не упал, так что Соло выстрелил снова. А потом еще раз, для пущей верности – все равно заряда оставалось только на один выстрел, а на что-то еще оружие уже не годилось.

– Что, никогда не слышал о «щелчках контрабандиста»? – улыбнулся кореллианин. – А звук был такой, словно я пытаюсь выстрелить из разрядившегося бластера, ага?

Но улыбка на лице Хана погасла, как только он заметил, что темнокожий улыбается в ответ.

Оглушающие заряды, похоже, никак на него не подействовали, хотя, к изумлению Соло, здоровяк стоял по лодыжки в луже жидкого камня.

Прежде чем кореллианин смог осознать смысл увиденного, его противник прыгнул, одной огромной ручищей вцепился ему в глотку и легко приподнял над землей. Хан влепил ему по лицу разряженным бластером с такой силой, что порвал ему щеку до кости, но темнокожий словно и не заметил этого, только взялся второй рукой за подбородок кореллианина и начал надавливать на его голову, а первой рукой – той, что держала шею, – наоборот, тянуть назад, не прекращая рычать.

Затрещал хрящ, что-то щелкнуло в шейных позвонках, и Хан смог издать лишь слабое отрывистое бульканье. Он начал всерьез подумывать, что Лея была права, когда просила его не задирать этого амбала, но тут сквозь шум в ушах до него слабо и неразборчиво донеслись слова: «Прекрати! Если он умрет, то и я тоже!» Соло подумал, что более дурацкой угрозы не придумать, ведь здоровяк совершенно определенно намеревался расправиться с ними обоими. Перед глазами уже плавал туман, но вдруг, к его изумлению, давление на шею ослабло и шум в ушах прекратился, а кровь снова побежала по жилам.

– Отпусти его! – Лея прижала себе под подбородок дуло разряженного бластера и положила палец на спусковой крючок. – Я не шучу.

Ручищи разжались, и кореллианин рухнул на пол, глотая ртом воздух. Великан снова раскинул руки.

– А теперь отходи от него. Медленно.

Темнокожий сделал шаг назад, но только один.

– Еще.

Великан припал на колено, медленно опустил руку на пол, и в тот момент, когда его ладонь коснулась люминесцентного лишайника, в пещере снова погас свет.

Хан почувствовал, как во тьме что-то нечеловечески быстро промелькнуло мимо; он наугад пнул в черноту, но промахнулся. И смог лишь прохрипеть:

– Лея, осторожно!

– Хан…

Что бы она ни надеялась сказать, ее слова потонули в фырканье и хрипении, а затем послышались приглушенные звуки борьбы. Кореллианин с трудом поднялся и бросился на шум. Что-то ударило его по ногам, и он рухнул как подкошенный, а пол под ним расплескался.

«Ничего хорошего», – мрачно подумал он. Ему удалось встать на локти и колени… Но жижа затвердела – и обволокла камнем его ступни и икры, колени и ладони, а потом и руки от запястий до середины предплечий.

– Отпусти меня! Отпусти меня, ты, урод! Не трогай ее! Не смей ее трогать! Лея!

Но из темноты донеслось лишь эхо. Хан сел на коленях, задыхаясь от боли и отчаяния,