Молот Пограничья. Книга IV - Валерий Пылаев

с шипением хлынула на раскаленные от магического огня пластины. Стальные суставы хрустнули, и движители под доспехами Святогора натужно загудели, сопротивляясь чужой мощи.

Волот медленно, буквально по миллиметру расправлял плечи, чтобы нас не размазало в лепешку, и теперь слияние сыграло злую шутку — ведь тело каждой клеточкой чувствовало боль машины, как свою собственную.

— Отец Всемогущий… — простонал я.

Зубов был запредельно, чудовищно силен — но и меня защищало нечто большее, чем металл и древние чары. Жив-камень пульсировал в груди, и по стальным жилам волота растекалась магия, которая помнила и отца, и брата, и деда, и всех предков, что когда-либо касались родового алтаря. Будто они все разом взялись за неподъемную для одного Кострова тяжесть — и отбросили ее в стороны огромными руками Святогора.

Земля и лед застучали по броне, осыпаясь, и я наконец увидел своего врага.

Кряжистая фигура в черном бушлате неподвижно стояла в полусотне шагов впереди, у самой кромки, разделяющей просеку и лес за ней. Мимо Зубова бежали его бойцы, кто-то падал, сраженный стрелой или пулей, но старика это, похоже, нисколько не волновало. Словно во всем мире не осталось никого и ничего, кроме нас двоих. И схватки, которую следовало непременно закончить.

Здесь и сейчас.

Я крестовиной меча смахнул с левой руки остатки картечницы. Лишний вес сейчас ни к чему, а починить дорогую игрушку можно будет и потом — если повезет прожить достаточно, чтобы добраться до чертова старикашки.

Стоило мне шагнуть вперед, как навстречу прямо из снега поднялись острые холодные пики. Лед исступленно колошматил, ломаясь о наколенники и кирасу, но лишь слегка замедлил движение Святогора. Впрочем, именно этого Зубов, похоже, и добивался: наконечник его трости снова вспыхнул пламенем, и на плечо будто обрушилась дубина размером с сосну. Огненный Клинок прошелся по броне, высекая искры, и с сердитым воем врезался в крестовину меча.

Обычная сталь бы такого не выдержала, но зачарованную во времена молодости волотов делали на совесть. Я чуть согнулся и рывком поднял руку вверх, отбивая удар. Полыхающий клинок Зубова дернулся и ушел вбок, срезая молодые деревья, и старику пришлось отступить — весьма поспешно.

Может, поэтому очередной удар и оказался послабее предыдущих. Красная Плеть хлестнула наискосок, с гудением прошла по шлему и обвилась вокруг латной перчатки Святогора. Броня плавилась, роняя в снег раскаленные капли, но держала. Огненный хлыст натянулся, как струна, соединяя нас с Зубовым, и мне осталось только перехватить его и дернуть посильнее.

Старика швырнуло вперед, словно он вовсе ничего не весил, и кубарем протащило по снегу несколько шагов. Заклинание погасло, и я изо всех металлических сил рванул вперед, сокращая расстояние. Движители под броней натужно взвыли, огромный клинок Святогора с гулом опустился, целясь в крохотную и хрупкую фигурку в черном бушлате…

И замер, будто ударив в стену.

Зубов встретил меч голой рукой. Просто подставил ладонь — и несколько десятков килограмм стали, помноженные на мощь волота, оказались бессильны.

— Думаешь, можешь справиться со мной? — прорычал он. — Мальчишка!

Не знаю, какой фокус старик до последнего держал про запас, но точно что-то помощнее и Факела, и Зарницы, и даже Огненного Клинка — вместе взятых. Я на мгновение ослеп, а в грудь ударило так, словно Святогор ненароком оказался на пути идущего на всех парах курьерского поезда. Наплечник со скрежетом вывернуло, а пластины кирасы со скрежетом разлетелись в стороны. За ними последовал и кусок руки — всю левую половину доспехов волота магия буквально порвала на части.

Но этой боли я уже не почувствовал. Видимо, заклинание каким-то образом зацепило и внутренние модули, и на снег я рухнул уже в собственном, человеческом теле — хоть и заключенном в стальное нутро Святогора. Шумный и звонкий мир вокруг исчез, сменившись душной темнотой, и я лежал в ней — неподвижный, скованный по рукам и ногам ремнями, оглушенный, но целый и невредимый.

Впрочем, вряд ли надолго: вторым ударом Зубов снес шлем.

— Вот и все, — усмехнулся он, приближаясь. — Глупый маленький бастард отправится туда же, куда и его брат с папашей.

Будь у меня время на такие глупости, я бы, пожалуй, испугался: выглядел старик и правда жутко: всклокоченный, с кровавыми ссадинами на лбу и щеках и обезумевшим от ненависти взглядом — от прежней благообразной стати не осталось и следа. Даже для Одаренного его ранга схватка оказалась не из легких. Похоже, Зубов вложил в заклинания весь резерв, и теперь ковылял по снегу с тростью в руках вовсе не потому, что непременно хотел проломить мне череп собственноручно.

А я мог только бестолково трясти головой и дергать плечами, тщетно пытаясь освободиться. Ремни под броней лопнули один за одним, но сталь держала крепко. Лишившись силы, доспехи Святогора из надежной защиты превратились в оковы.

В роскошный металлический гроб, слишком прочный и тяжелый даже для Стража.

— Покончу с тобой, — произнес Зубов, без спешки занося трость, — и потом займусь твоей проклятой семейкой.

— Ну же, давай, — прошептал я пересохшими губами. — Давай, чертова железка, работай! Если в тебе осталось хоть чуточку магии, хоть самая капелька…

И чары отозвались. Не так, как прежде, а робко и нерешительно. Я не слышал ничего, кроме шумного дыхания Зубова и трескотни штуцеров, и все же откуда-то знал, что Святогор стыдится собственной беспомощности. Но даже сейчас он пытался меня защитить — как мог. Напрочь отключая от прожорливого энергетического контура, сенсоров и систем управления, чтобы страдало только его металлическое тело. А мое — хрупкое и беззащитное — осталось невредимым. Магия волота погасла, сохраняя жизнь хозяина.

Ведь откуда ему, дураку кресбулатовому, было знать, что этой самой жизни нам обоим осталось всего ничего?

— Слушай сюда, железяка древняя, — прорычал я. — Работай! Я тут главный, понял? Это приказ. Командирский доступ! Запуск от имени… да черт бы тебя побрал!

В груди тихо щелкнуло, и движитель взвыл, оживая.

— Что?.. — пробормотал Зубов.

Но договорить не успел. Энергия вновь хлынула в искалеченное тело Святогора, принося с собой то, от чего он до последнего пытался меня уберечь. Я почувствовал боль в оторванной чуть ли не по локоть руке. Грудь вспыхнула огнем, будто это мои ребра только что вывернули наружу, отрывая от плоти вместе с ключицей и плечевым суставом. Любой другой на моем месте, пожалуй, тут же отправился бы прямиком к Праматери — пережить такое и для человека было невозможно.

Просто у меня нашлась причина задержаться.

Ведь вместе с болью пришла и сила. Сигнал мчался по электронным синапсам, снося все блокировки и