Душа мира - Мария Токарева

не столь страшила. К тому же жемчуг необъяснимым образом успокоился. Он по-прежнему упрямо доносил сотни голосов страждущих, но они уже не сбивали с ног, не опрокидывали волной, несущей на острые рифы невыносимой боли. Это были голоса Эйлиса, и теперь Софья знала, что обязана действовать.

«Потерпите, я слышу! Я всех слышу! Потерпите!» – откликалась она на гомон голосов закованных в каменные саркофаги людей. Эйлис не умер – он заснул. И где-то среди обломков великого знания древних правителей обреталась тайна, способная пробудить его.

– Ну как ты? Не устала? София, душа моя, уже сияние Сураджа перекатилось за полдень, а ты все над книгами, – беспокоился Раджед, указывая за окно, где затянутое дымкой небесное светило медленно ползло к западной границе скалистой равнины. Как оказалось, Сураджем называлось местное солнце. Видимо, частично в его честь назвали и янтарного льора, словно предрекая его изменчивый характер, способный одновременно и больно обжигать, и пробуждать жизнь. Как звезды даруют тепло планетам, Раджед теперь стремился окружить заботой свою гостью.

Софья и правда устала, потому временами прижималась лбом к груди Раджеда, и так они застывали минут на пять, успокоенные взаимной нежностью. Однако вскоре обоих будил безотчетный долг перед Эйлисом.

«Если они смогут очнуться… если будут счастливы… я готова пожертвовать своим счастьем. Пусть оно разделится на всех, прольется дождем, прорастет травой… Если бы только», – ослепляли внезапными всполохами разрозненные мысли, пока основное внимание сосредоточивалось на очередной книге.

Вскоре вечер вступил в свои права. Раджед пару раз стремился позвать ее отобедать, однако Софья ограничилась только гроздьями винограда и чудесными алыми яблоками. Теперь-то она не опасалась, что их сладкий сок погрузит ее в пьяный дурман. О нет, разум работал на пределе. Песня жемчуга подстегивала еще больше. В мире Земли мистический транслятор улавливал голоса тех, кому никак не удалось бы помочь. Здесь же артефакт принимал потаенные импульсы своего мира. Внимание людским скорбям нашло цель и смысл. И все же… Земля… Кто спас бы Землю? Видно, не она. У каждого свой долг написан на роду. Да и нельзя спасти всех и разом без их воли. За это расплачивался единственный уцелевший неудавшийся Страж. А Эйлис погрузился в чуму окаменения не по воле многострадальных людей-ячеда.

«Если бы спасти и Землю… если бы! – вздыхала Софья. – Но, видимо, нельзя, чтобы все были сразу счастливыми, без свободной воли и испытаний. Как же спасти разом всю Землю, если ее судьбу выковывают несколько миллиардов таких же свободных выбирать, как и я?»

Эйлис же словно намеренно погрузил себя в анабиоз, не выдержав вопиющей жестокости вечной войны льоров.

– Все. Теперь точно все подтверждается! – воскликнула Софья, прерывисто дыша от волнения. Раджед даже подскочил с софы, на которой удобно расположился вместе с книгой по истории Эйлиса. Для него среди закорючек и иероглифов не обнаруживалось уже ничего нового.

– Не поделишься со мной? – спросил льор, приближаясь к Софье. Она нервно водила пальцем по найденным строчкам.

– Поделюсь, – кивнула она. – Из книг Сарнибу я узнала, что льоры не были изначально почти бессмертными.

Раджед недоверчиво помотал головой. На миг в нем вновь возникла неприятная покровительственная манера, свойственная более опытным в том или ином деле людям. Софья слегка поморщилась, хотя неприятный мираж быстро растаял.

– Ты хочешь сказать, что льоры были… – недоуменно протянул Раджед, сжимая кулаки и инстинктивно прикасаясь к амулету. Этот жест всегда сопровождал его в минуты величайших потрясений, словно в родовой реликвии он искал неизменную защиту. И правда, что может быть надежнее, чем мудрость предков? Однако бойкое заявление Софьи неизгладимо поразило его, когда чародей в полной мере уловил ход мыслей своей юной помощницы. Казалось, они вместе распутывали гигантский клубок загадок и заговоров. И вот из него выпала окровавленная уродливая нить под названием «фальсификация истории». О! Раджед не верил, ему требовалась в тот момент поддержка. Он нервозно склонился над книгой, стиснув ладонь Софьи.

– Ты хочешь сказать, что… – повторял и повторял чародей.

– Да, льоры были обычными людьми! – выпалила Софья, собирая в связный рассказ разрозненные сведения: – В очень древние времена – восемь тысяч лет назад – они… вы… они были обычными людьми, которые услышали пение самоцветов.

– Но как же? Ведь пение самоцветов – это дар избранных. Так везде написано! – встрепенулся Раджед, вскочив с места, лохматя гриву волос и часто моргая, словно желая пробудиться от не слишком здорового сна.

– Его может услышать каждый, – тихо, но уверенно проговорила Софья, непоколебимая в своей правоте. – А вы, потомки, считали, что только «достойные». Но нет, вы-то как раз и не слышали – вы умножали свою силу, перетягивая ее из магического баланса самого мира. Самоцветы – это и была магия Эйлиса, его жизнь. Вы вырвали их с корнем, сложили в сундуки, опустошили недра. Как делают у нас… на Земле. И Эйлис потерял свою силу, которая охраняла его. Жизнь осталась только в ваших башнях, потому что в них скопились все самоцветы.

Софья умолкла, облизывая пересохшие губы, и устыдилась, с какой уверенностью обрушила на возлюбленного свое величайшее откровение.

Раджед не верил. Он буквально разрывался от противоречий и метался по библиотеке, как леопард по клетке. Ведь всю сознательную жизнь его учили, что титул льора – это великий дар, принадлежность к касте избранных, слышащих песню самоцветов. Теперь же его обвиняли едва ли не в том, что все чародеи в древние времена жестоко узурпировали власть, оттеснив менее удачливых на позиции простолюдинов, а затем вовсе заклеймили их презрительным прозвищем «ячед», то есть «глухие».

Кто-то и правда не слышал песнь самоцветов, однако такие «глухие» рождались нередко и в семействах льоров. Чтобы компенсировать их недостаток магии, придумали реликвии, в которые родители заботливо переносили часть своей силы. Немного позднее были открыты свойства разных камней и их потаенная мощь, но она требовала значительных затрат «топлива», то есть других самоцветов той же породы. Чем больше добывали камней, тем сильнее становилась магия, тем больше делалась пропасть между титулованными особами и простым народом. Об этом писали уже и в книгах из библиотеки Раджеда. Про талисманы и «глухих» льоров Софья узнала из свитков малахитовой башни. И для нее мозаика сложилась понятной картиной.

Когда льоры достигли предельного могущества с возможностью строить башни лишь мановением руки и управлять погодой, им стало мало мощи одного камня-талисмана. Тогда началась бесконечная война чародеев.

– А как же… как же, по-твоему, льоры подчиняли себе чужую магию? Это ведь только хамелеон Нармо научился сейчас! – не верил Раджед, когда Софья поделилась с ним своими доводами.

– Если самоцветы –