Василий Горъ - Каменный клинок

Судя по мертвой тишине в доме, особых проблем у него не возникло — уже через пару десятков секунд все три ощущаемых мною образа двинулись обратно к лестничной клетке, и я, решив, что контролировать моего «клиента» нет необходимости, двинулась обратно. Слетев на четвертый этаж, я с интересом посмотрела на спеленатое тело, взваленное на плечи Ольгерда, и ухмыльнулась: «язык», упакованный «скотчем», с металлической экранирующей сеткой на голове выглядел довольно смешно. А вот брат выглядел донельзя удивленным — то и дело косясь на болтающуюся на уровне своего живота лицо жертвы, он все ускорял и ускорял шаг, к первому этажу практически перейдя на бег.

— Что с ним не так? — еле дождавшись момента, когда мы доберемся до лестницы, по которой мы спустились на этот ярус, спросила я, и получила малопонятный ответ:

— Если он — андроид, то я — Измирское чудовище.

— Ну, пожалуй, чудовище ты похлеще Измирского, но каким боком это касается языка? — наступив на подставленные ладони брата, я взлетела вверх, зацепилась руками за пообтертый нашими же руками прут, и, подтянувшись, оказалась на площадке.

— В нем от силы килограмм сорок пять весу… И реакция, как у забора… Готов сожрать собственный ботинок, если в него имплантированы те же блоки, что и в гостях, посетивших Эоловское логово… — отправив вслед за мной и Машу, Ольгерд дождался, пока я спущу вниз веревку, обвязал ею своего языка и, с короткого разбега сделав пару шагов по стене, дотянулся руками до края площадки. — Хотя, может быть, он просто уже слишком стар, и имплантаты уже удалили?

— Ботинки есть не стоит… — возмутилась Маша. — Извини, но если ты полазаешь по этой грязи босиком, то я тебя к себе не подпущу… Даже если ты найдешь, где и чем помыться… И лечить тебя после такого блюда не собираюсь… Если ты еще не заметил, автомеды тут не пашут…

— Кстати, да… — задумчиво прислушавшись к своим ощущениям, буркнул Ольгерд. — Ладно, уговорила…

Втянув тело на площадку, брат снова закинул его себе на плечо, и, кивком отправив меня вперед, двинулся следом… …Жрать ботинок не было необходимости: как показала аппаратура Мымрика, абориген был самым обычным человеком. Разве что слегка мутировавшим под воздействием местного радиационного фона. Кстати, часть изменений можно было заметить даже невооруженным глазом — радужка глаза у него отливала легким оттенком синего, что здорово не понравилось моему супругу:

— Надо же, в их распоряжении была целая планета, а они приволокли какого-то старого педика… — буркнул Вовка, демонстративно морщась.

— А ты ждал местную путанку? — огрызнулась Маша. — Мы нашли одну, но она оказалась не в твоем вкусе — всего пятьдесят три килограмма при росте в метр шестьдесят пять…

— Так, не понял? А сколько должно было быть? — Щепкин почему-то задумчиво посмотрел на меня.

— При таком росте — как минимум килограммов за сто… — с совершенно серьезным выражением лица выдохнула Логинова. — Ты же сам говорил, что хорошего человека должно быть много! А твоя супруга, дескать, вобла сушеная…

— Беаточка, солнышко, это гнусные инсинуации!!! — взвыл Глаз, и, упав передо мной на колени, принялся заламывать руки. — Не верь ей, она врет…

— Ребята! Может, займемся делом? Мимир! Пленный — в твоем распоряжении. Нам нужно знать язык, и чем быстрее — тем лучше… — неожиданно для себя самой зарычала я. — Я хочу домой. Понятно?

Вовка мигом оказался на ногах и растерянно уставился мне в глаза:

— Кися! Что с тобой, а? Ну что же ты, а? Все будет нормально, правда… Я обещаю…

— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я себе этого никогда не прощу… — прошипела я. Потом повернулась к замершим на месте ребятам и добавила: — И всем вам — тоже. Так что, прежде чем что-то делать — хорошенько подумайте… …Следующие двое суток Вовка от меня не отходил — растерянный и грустный, как побитый щенок, он пытался предугадывать мои желания, то и дело заглядывал в глаза и даже перестал шутить. Глядя, как он мучается, я в какой-то момент вдруг поняла, что перегнула палку — и он, и Ольгерд, и все остальные просто делали то, что должны были делать, и мое выступление просто испортило им настроение и, наверное, сказалось на душевном состоянии. В общем, к моменту, когда Мимир закончил работу с иномирянином, я проиграла битву с разыгравшейся совестью, и решила, что пора извиняться. Однако сделать первый шаг мне не удалось. За меня то сделала Маша:

— Беата! Мне кажется, ты не права… — дождавшись, когда я отправлюсь в «туалет» — в помещение, расположенное в паре сотен метров от нашего лагеря, она увязалась следом и сразу же, как говорил Вовка, взяла «быка за одно место». — Да, если верить пророчеству, Вовка ходит по лезвию ножа… А разве все остальные — нет?

Задумайся — в каждом из этих долбанных стихов есть намек на то, что нас ожидает.

А ведь какие-то из них вы могли пропустить… Вдруг в тех, не прочитанных, есть намек на еще чью-то смерть? Или ранение? Знаешь, я до сих пор не могу привыкнуть к вашему миру — тут, то есть там, на Элионе, вы проливаете кровь так, как будто она — вода! И каждый раз, провожая взглядом уходящего черт его знает куда из Аниора любого из вас, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заорать «стой, куда ты прешь, идиот? ! Я безумно боюсь потерять Олежку, тебя, Деда, Оливию… И в то же время понимаю, что вас нельзя останавливать… Знаешь, я никогда не верила в предопределение, а сейчас стала фаталистом: то, что написано у каждого из нас на роду, обязательно случится. Если, конечно, Судьбу не исправит мой муж, как это у него получилось на Ронтаре…

— Ну, да, если кто и сможет, то только Ольгерд… — задумчиво глядя на трещину в стене, пробормотала я. — Знаешь, мне кажется, что я просто начинаю взрослеть…

И научилась беспокоиться о близких…

Глава 43. Кириллов

— Я требую извинений! По всей форме и от каждого!!! — завизжала Лариса, поняв, что их злоключения, толком не начавшись, уже заканчиваются. — Поверьте, это все вам даром не пройдет!!! Я сделаю все, чтобы вы надолго запомнили каждую минуту нашего пребывания здесь…

— Рот закрой, и не обещай того, чего сделать не сможешь… — накинув на плечи куртку, Михаил Вениаминович вышел в коридор, посмотрел по сторонам, и, дождавшись, пока офицер выйдет из их камеры, направился следом.

Мрачный, как грозовая туча, военный, с трудом сдерживая бешенство, двигался по коридорам с такой скоростью, что Лариса сразу же начала ныть, а буквально через минута подвернула ногу. Впрочем, учитывая совершенно нереальное количество постов охраны, на преодоление каждого из которых уходило минуты по полторы — две, сам Кириллов даже не запыхался. И успел основательно обдумать те вопросы, которые собирался задать на выходе. Поэтому, стоило распахнуться последней двери, ведущей к свободе, как он обошел замершего на пороге офицера и поинтересовался: