Молот Пограничья. Книга III - Валерий Пылаев

бок, однако сил удержать тушу весом в полтонны все-таки не хватило. Ящер клацнул зубами, пытаясь достать юркого противника, промахнулся, а потом просто стряхнул его и поднялся, чтобы встретить меня.

Чешуя на его груди вспыхнула алым, пасть распахнулась, готовясь выплюнуть пламя, однако я успел быстрее. Чары на клинке Разлучника беспомощно погасли. То ли магия Огня не желала вредить своей стихии, то ли Основа уже не могла вдоволь накормить ее маной — когда я ударил, прежде непобедимый клинок едва светился. Но все так же грозно гудел, вспарывая холодный воздух.

И металл не подвел. Лезвие почти не встретило сопротивления, без единого звука отделяя от шеи уродливую зубастую голову. Тело ящера еще несколько мгновений стояло, даже сделало шаг навстречу — и только потом рухнуло, заливая мои ботинки дымящейся темной кровью.

Но бой еще не закончился. Сбоку мелькнула нечеловечески подвижная тонкая тень, и я едва успел выставить локоть, прежде чем на меня обрушился страшный удар. Попади такой в голову — не спасла бы даже магия. У стрелка наверняка в арсенале были фокусы пострашнее кулаков, но он будто забыл обо всем на свете. Видимо, для него ящер был не просто ездовой скотиной, а чем-то большим — защитником, надежным спутником в долгих странствиях по Тайге… другом.

А за друзей полагается мстить.

Я не удержался на ногах и свалился в перепачканный кровью мох. По ушам резанул полный боли и ненависти вопль, а в следующее мгновение противник уже сидел сверху, отчаянно вбивая меня в землю. Моя рука все еще сжимала Разлучник, но теперь от него не было никакого толку — я лишь беспомощно закрывался, пока не нащупал свободной рукой ворот куртки и не рванул стрелка на себя.

На мгновение он вдруг оказался совсем рядом. Так близко, что загорелое лицо почти уткнулось в мое. Нижнюю его часть закрывала какая-то тряпка — то ли платок, то ли шарф, зато верхнюю я почему-то успел рассмотреть в мельчайших подробностях.

Мокрый лоб с налипшей прядью волос. Кожа, то ли покрытая боевой раскраской, то ли просто вымазанная сажей. И глаза — темные, почти черные.

Полные безумной, уже не человеческой злобы.

И эту самую злобу стрелок сейчас и вколачивал в меня, бешено орудуя кулаками. Его руки мелькали со всех сторон одновременно, лихо обходя выставленное вперед лезвие Разлучника. Налитое магией аспекта тело выдавало такую скорость, что о толковой защите нечего было и думать.

Вот только сил у меня меня все-таки оказалось побольше.

Поймав лицом еще пару тычков, я покрепче стиснул рвавшуюся из пальцев ткань куртки и одним движением сдернул стрелка вбок, отправляя в короткий полет до ближайшей сосны. Хруст ребер наверняка было слышно даже в Отрадном, но тонкий силуэт в камуфляже все же поднялся мне навстречу — правда, лишь для того, чтобы упасть снова.

Подставив под кулак плечо, я ударил в ответ. Снизу вверх, под дых. И второй раз — уже не торопясь, с размаху, швыряя хрупкое и неожиданно-легкое тело обратно к стволу сосны. Стрелок отлетел, как тряпичная кукла, и его затылок со стуком ударился об кору. Голова дернулась, сбрасывая капюшон…

И по покрытым плащом плечам рассыпались длинные черные волосы.

Время будто остановилось — снова. Мой кулак, уже готовый размазать череп врага об дерево, замер в полуметре от лица, и в Тайге вдруг стало так тихо, что я слышал только стук собственного сердца.

Наверное, поэтому знакомый голос и показался неожиданно громким. Как если бы Сокол, невесть как опередивший остальных где-то на сотню шагов, не едва пыхтел, а кричал бы мне прямо ухо.

— Вон оно как, Игорь Данилович, — кое-как выдавил он, упираясь ладонями в колени. — А стрелок-то этот ваш — того… Девка!

Эпилог

Машина — огромный черный внедорожник — сбавила ход и, уже без спешки прокатившись по размытой осенними дождями грязи полсотни метров, остановилась. Дорога заканчивалась здесь. На самой границе Тайги и привычного мира, где человек еще мог считать себя хозяином — хоть и с некоторыми оговорками.

Которых с каждым днем становилось все больше. Зима и раньше приносила правителям вотчин у Пограничья немало хлопот, однако эта обещала быть совсем не похожей на десятки предыдущих.

Злее. Холоднее. И полной тех опасностей, про которые все, даже глубокие старики, уже почти успели забыть.

Снег еще не успел выпасть, но в воздухе давно висел тот запах, который обычно появляется вместе с первыми морозами. Погода портилась на глазах. Когда его сиятельство Николай Платонович Зубов покинул усадьбу в Гатчине, ветра почти не было, а теперь он задувал так, что пожелтевшая трава на обочине дороги жалась к земле.

Взявшись за ручку на двери, Николай Платонович успел на мгновение пожалеть, что вообще приехал сюда. В это Матерью забытое место, уродливую проплешину между обычным лесом и Тайгой, где никогда не росли деревья. Еще сто с лишним лет назад кто-то из князей Зубовых пожелал построить здесь аванпост, дозорную башню и избу с частоколом, но все это добро не простояло и месяца — сгорело.

С тех пор место объявили проклятым, и дорога сюда не заросла только потому, что по ней изредка ездили гридни, уходя в Тайгу на несколько дней. А от обугленной избы и частокола не осталось и следа. Исчезли, ушли в землю вместе с фундаментом — будто ничего здесь никогда и не было.

И зачем поехал?.. Сидел бы сейчас дома, в тепле, с газетой и чашкой кофе на столике у любимого кресла. А так пришлось объяснять, выдумывать какую-то нелепицу. Вместо того, чтобы честно рассказать все сыновьям. Отправить Костю или Платона, а самому остаться… Хватит, набегался уже — в восемьдесят-то лет пора и отдохнуть!

Нет. Рано еще отдыхать. Особенно когда дело такое, что его не доверишь даже… Вообще никому не доверишь! Так что сам, все сам.

Николай Платонович тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, выбрался с водительского сиденья, поправил полы плаща и неторопливо зашагал к задней двери. Туда, где в кузове дожидался увесистый деревянный ящик. Слишком тяжелый для старика — пришлось даже использовать Дар, чтобы его поднять.

Ругаясь себе под нос, Николай Платонович кое-как проковылял полсотни шагов и опустил свою ношу. Совсем аккуратно не получилось, все-таки громыхнул углом об землю, и стук эхом разошелся среди сосен. Внутри что-то жалобно звякнуло — похоже, разбилась одна из склянок.

Да и черт с ней. Потерпят.

Отступив на несколько шагов, Николай Платонович, развернулся к лесу спиной и остался