Проклятие дома Грезецких - Тимур Евгеньевич Суворкин

– Видите ли, дело сложное. Давайте я обрисую его коротко. Итак, Январи́на Снегова, она же товарищ Лето, работала с нами вот уже два года. Занималась организацией рабочих. В феврале она встречалась с товарищами на конспиративной квартире в Петрополисе. К сожалению, случилась облава. Ее и нескольких наших товарищей задержали.

– Кто именно? Жандармы или полиция?

– Жандармы. Ее, как и остальных товарищей, отправили в их следственную тюрьму. А дальше случилось странное. Остальные задержанные там и сейчас. Все, кроме нее. Товарищ Лето просто исчезла, о ней не было абсолютно никаких сведений. Конечно, мы начали действовать. В нашей организации много людей, а сочувствует ей еще больше. У нас есть немало юристов, которые помогают борьбе наших товарищей на заводах. Собственно, я привлек нескольких из них к этой ситуации. В итоге пришлось поднять большой шум, и лишь после этого мы получили бумагу о том, что Январина Снегова была застрелена при попытке к бегству, притом убита она была прямо через несколько часов после задержания. В тот же день ее тело якобы кремировали. Все это жутко странно. Где вы видели, чтобы кремацию жандармы делали прямо в день смерти? Да еще и бумаги об этом были явно составлены задним числом. Почему они пытались замолчать всю эту историю? Они же не хотели выдавать бумаги даже юристам.

Я прикрыл глаза. Жандармы. Белоруков. Теперь все очень быстро складывалось в единую картину. Однако полностью выстроить ее требовалось уже в отделении.

– У вас есть ее портреты? – уточнил я.

– Да, я принес их. Как и бумаги, выданные жандармами нашим юристам. – Человек с бородкой вытащил конверт и протянул мне: – Тут все – данные, описание, приметы.

Я заглянул внутрь, затем вытащил одну из пластин, глядя на погибшую. Волнистые волосы, большие глаза, лицо усталое, но все равно весьма и весьма милое. На портрете она улыбалась. Улыбка была робкой и не очень умелой. Я прикрыл глаза, вспоминая то, что оставили от девушки люди шефа жандармов. Рука до боли сжалась на трости, которую мне до дрожи захотелось заколотить прямо в голову Белорукова.

Я убрал конверт и кивнул людям:

– Мы проверим все данные, если вы сказали правду, я гарантирую, дело не будет замято.

– Благодарю. – Человек с бородкой кивнул. – Я не сомневаюсь в ваших словах. Товарищ Пламя очень и очень много о вас рассказывала. Да и результаты расследований говорят сами за себя. Мне очень жаль, что сейчас мы находимся по разные стороны баррикад. Впрочем, я искренне надеюсь, что это изменится. Я знаю, что для вас важна справедливость. Но одними только расследованиями ее не достичь. Не находите?

Я сощурил глаза.

– Вы что, меня сейчас вербовать пытаетесь?

Зубцова пожала плечами и заговорила:

– А нужно? Я же тебя знаю, интеллигенция, ты парень что надо. Нам бы такие пригодились. Что молчишь? Только не говори мне, что ты нам не сочувствуешь.

Она полезла в карман, и в ее руке вдруг оказалось несколько игральных карт. Выбрав одну из них, она положила ее передо мной. Это был червонный туз. Рисунок на карте был прихотливым. Такой я видел впервые. Вокруг красного сердца были изображены клубы пара, обрамленные рамкой из стилизованных, затейливо переплетенных труб. Верхний левый угол карты был загнут.

– Возьми себе. Если вдруг надумаешь послушать, что наши говорят, приходи в чайную возле Второго инженерного института. Товарищи там по воскресеньям собираются. Покажешь карту – пропустят. Там интересное рассказывают.

Зубцова посмотрела на меня и вдруг уперла руки в бока:

– Ой, все, Виктор, ну хватит. Господи, ты на эту карту уставился, как княжна на желтый билет. Возьми, есть не просит, денег не требует. Даже если не придешь – мало ли какие у тебя еще расследования будут, может, снова к нам обратиться понадобится. Или ты каждый раз сюда, ко мне приезжать станешь? Ну я польщена буду, конечно, да боюсь, напарница твоя заревнует.

Зубцова хмыкнула, но ее тон меня не обманул. Впрочем, с другой стороны – это ведь действительно могло помочь в расследованиях и ни к чему меня не обязывало. Соврав так самому себе, я, помедлив, наконец убрал карту во внутренний карман мундира. В любом случае, обдумывать все это я собирался позже. Сейчас мои мысли были сосредоточены на другом – у меня была важнейшая информация по делу и надо было как можно скорее проверить ее достоверность.

1100

– Господин Остроумов, как съездили? – первым делом спросила Ариадна, когда я вернулся в кабинет, но стоило мне обрисовать услышанное, как она сразу же стала сосредоточенной и деловитой.

Мы быстро подняли документы. Действовали – аккуратно. Напрямую запрашивать бумаги из жандармского архива было нельзя, но любые документы о задержаниях революционеров шли еще и на стол генерал-губернатору, и мы подняли копии бумаг через архив его службы. Вскоре все было у нас на руках.

Вечером мы сидели в кабинете шефа и обдумывали дело. Я, Ариадна, Скрежетов, Серебрянская, Могилевский-Майский, Бедов и, конечно, сам шеф.

– И что мы будем делать? – Я выложил перед Парославом Симеоновичем все собранные бумаги.

Шеф закурил, смотря на бумагу.

– Проклятый Голодов, боги сибирские его возьми. – Парослав Симеонович раздраженно постучал по столу. – Ну как так? Я же его сколько лет знаю. Понятно же было, что у него нюх на людей. Какого черта я к нему не прислушался?

– Ну тут дело явно не в ревности к Екатерине.

– Ну, Виктор, ты что, от Голодова еще и полной доказательной базы хочешь? Достаточно его подозрения на Белорукова было.

– Итак, соберем факты. – Парослав Симеонович выбил опустевшую ампулу табачной настойки и вставил новую, закурил. – Убийства сановников, поддерживающих императрицу, на руку Промышленному совету. Однако они и на руку тем, кто к императрице близок. Ведь чем меньше таких людей остается, тем больше у них будет власти.

Бедов подал голос:

– И толку им от такой власти, если императрица ослабнет и Промышленный совет совершит переворот?

– В том-то и дело. Получается, что задумка как раз поставить императрицу на грань потери власти. И сделать это нужно для того, чтобы она наконец разрешала массовое производство из людей упрощенных машин. И что ж, я понимаю, что движет Белоруковым. Он боится возможной революции. А машины, в отличие от людей, всегда готовы исполнить любой приказ.

Если их у него будет с десяток тысяч, Белоруков создаст себе настоящую гвардию. По щелчку он сможет разогнать любые волнения, разметать и подпольщиков, и солдат, что рано или поздно, а мы уж будем реалистами, начнут присоединяться к революционерам. Да и Промышленный совет они тоже разогнать смогут. Машины наведут железный порядок в городе. Но, конечно, десяток-другой машин можно изготовить тайно. Незаметно сделать тысячи не получится. Для этого нужна официальная санкция. Посему наш жандармский друг и решил устроить небольшую чистку в рядах близких императрице людей. И опытные экземпляры машин тут были как нельзя кстати. В отличие от людей, они могут гарантировать полное молчание.

Прямых доказательств у нас нет. Всей этой истории с покойницей не хватит. Белоруков – это бывший фаворит нашей правительницы. Его репутация защитника монархии безупречна. А его род один из