Агентство ’ЭКЗОРЦИСТ’: CITRINITAS - Михаил Ежов

Потеряв к нему интерес, я двинулся за чёрным человеком. Тот, конечно, спешил обратно в кафе напротив «Герцогини». Хотя нет, ему сначала придётся убедиться, что объект не покинул гостиницу за время его отсутствия на посту. Значит, пойдёт к портье. Нужно его опередить.

Я свернул немного раньше и побежал, не обращая внимания на удивлённые взгляды, которыми меня провожали. Слегка запыхавшись, влетел в дверь гостиницы и сразу кинулся к стойке. При виде спешащего к нему постояльца, портье слегка опешил, хоть и постарался сразу взять себя в руки и не подать виду.

— Если меня сейчас спросят, — выпалил я, — я ушёл! Куда — неизвестно.

Портье успел только кивнуть в ответ, прежде чем я скрылся в ресторане.

Буквально через минуту в фойе торопливо вошёл чёрный человек. Я наблюдал, стоя за занавеской обеденного зала. Там было пусто, и никто не видел меня. Почему убийца так уверен, что тот, кого он поджидает, здесь, ведь портье уже сказал ему, что знакомый Рессенс выехал?

Чёрный человек коротко переговорил с портье, кажется, предложил ему денег, но тот покачал головой. Значит, отказался. Убийца настаивал, но портье остался непреклонен. Тогда господин в чёрном резко развернулся и вышел на улицу, однако направился не в кафе, где дежурил до этого, а в другую сторону.

Покинув укрытие, я приблизился к стойке.

— Что он хотел?

— Чтобы я сказал, нет ли среди постояльцев молодого рыжеволосого человека. Я понял, что он разыскивает вас, — портье растянул губы в угодливой улыбке. — Ответил, что похожий постоялец есть, но он вышел около двадцати минут назад. Кажется, его этот ответ не удовлетворил. Он просил ещё раз показать регистрационную книгу, но я отказался.

— Почему вы не взяли деньги?

— Наша политика — преданность постояльцам, — с достоинством ответил портье.

Я положил на стойку десять фунтов, и они тут же исчезли. Иногда очень удобно, что у преданности есть цена.

Господин в чёрном не успел уйти далеко. Я нагнал его на следующей улице, где он остановился чтобы позвонить. Очень хотелось послушать, о чём он говорит, но это было невозможно: подобраться к нему означало бы выдать себя. Так что я просто пристроился возле киоска с фастфудом, чтобы затеряться в очереди за хот-догами.

Глава 57

За утро я успел рассмотреть его получше, и к описанию, сделанному Рессенс, добавились некоторые детали: лицо у данного субъекта было помятое, глаза чёрные навыкате, а взгляд тяжёлый, угрюмый. Шрама я не заметил — значит, существовал ещё один убийца, тоже рыжий, но с меткой на подбородке. Что ж, четверо больше, чем трое, но, с другой стороны, какая разница? Я набрал достаточно сил, чтобы не обращать на такие мелочи внимания. И врасплох меня больше не застанут. Во всяком случае, я на это надеюсь. Было бы можно постоянно ходить с невидимым барьером, я б ходил, но увы, это нереально. И воздуха слишком много уходит, и энергии, да и концентрация какая-никакая требуется.

Человек в чёрном шёл, не оглядываясь. Движения у него были энергичные, как у людей, привыкших действовать. Я преследовал его, шагая по другой стороне на некотором отдалении. Рыжий, похоже, слежки не опасался, и всё же раза два глянул в витрины, проверил, нет ли хвоста — должно быть, сказывалась профессиональная привычка.

Через четыре квартала убийца неожиданно зашёл в дверь какого-то ресторана. Выждав минуту, я последовал за ним.

В помещении было темновато — хозяин экономил на освещении, а в маленькие окна солнце почти не проникало. Я прошёл через один полупустой зал и оказался во втором, попросторнее. Народу там было человек восемь — не считая четверых, сидевших за отдельным столиком в углу. Я сразу узнал рыжего. Остальные, значит, были его товарищами. Стараясь не пялиться, я прошёл чуть дальше и сел за деревянную перегородку. Так я мог подслушивать, оставаясь невидимым для своих преследователей.

Кельнер (так здесь называют официантов) подошёл только через две минуты. Вид у него был сонный, и по-английски он не понимал. Я ткнул наугад в меню, чтобы побыстрее от него избавиться, и прильнул к перегородке.

До меня доносились приглушённые голоса, но слова разобрать было можно. Похоже, все трое были уверены, что в ресторане никто по-английски не знает, и потому разговаривали не шёпотом, а вполне свободно. Единственное, нельзя было понять, кому какой голос принадлежит. Диалог был следующий:

— Вероятно, ездили либо к клиенту, либо к любовнику, — хрипло прогнусавил один. — Нашего мальца там нет.

— Откуда такая уверенность? — спокойно и деловито спросил другой.

— Я такие деньжищи предлагал портье, он бы ни в жизни не отказался, если б мог что-нибудь сказать.

Кто-то вдруг закашлялся, потом глубоко и со свистом вздохнул. На несколько мгновений воцарилась тишина.

— Сколько можно?! — раздражённо заговорил третий. — Надоело! Сидим, как идиоты! Деньги кончаются.

— Нам пришлют ещё, — неуверенно ответил хриплый.

— Уже присылали! — отрезал нервный. — Результатов нет. Доверия тоже. Мы проштрафились!

— Он должен быть здесь, я это носом чую, — прогнусавил хриплый.

Кто-то фыркнул.

— Нам велено достать бумаги, — заметил рассудительный. — И в кратчайшие сроки. Ни первое, ни второе мы не сделали. Боюсь, господа, наша песенка спета.

Кто-то снова зашёлся кашлем. Кажется, отхаркивался в платок.

— Сэ маль, — проговорил кто-то новый с жутким акцентом. Должно быть, это он кашлял, и я, услыхав его натужный, словно со дна колодца идущий надтреснутый голос, подумал о туберкулёзе. — Никто не спорит. Упустили тогда, на пристани, и не можем отыскать теперь. Возможно, он уехал поездом.

— Слишком долго, — возразил хриплый. — Да и побоялся бы соваться. Не знает же, сколько нас.

— Очень даже мог, — не согласился больной. — И всё же будем надеяться, что он ещё в Амстердаме. Мы обошли все гостиницы, но не обнаружили ни следа, значит, он поселился у кого-то.

— Невозможно! — возразил нервный. — Исключено! Никто его здесь не ждал. Он просто мелкий авантюрист. Это же ясно. Рессенс его раскусила. Он в панике, — у говорившего была привычка рубить предложения на короткие фразы, отчего казалось, будто на более длинные ему не хватает воздуха.

— Я считаю, необходимо выяснить, — тут нервный прервал речь, чтобы откашляться. Похоже, с медицинской точки зрения он был