Настоящий автюк - Дмитрий Витальевич Шелег

— И ты пришёл вернуть должок? — презрительно посмотрел на меня Пожарский. Он пытался сесть прямо, продемонстрировав свою несгибаемость, но я ощущал страх, который проскальзывал в каждом его движении. При этом его взгляд то и дело обращался в сторону двери.

«Он кого-то ждёт? Здесь есть камеры? Или переживает за жизни родных?» — подумал я и предупредил:

— Попробуешь крикнуть, позвать на помощь или станешь вести себя неправильно, то…

— Убьёшь меня? — начал приходить в себя Пожарский.

— Да, а после навещу твоих родных. Кажется, их здесь сегодня немало.

— Ублюдок! — если бы взглядом можно было убивать, то я бы уже был мёртв. — Думаешь, сможешь меня запугать?

— А я не пугаю. Только предупреждаю, — пожал плечами я и продолжил: — Мне нужна информация. Почему ты хотел меня убить?

Во взгляде моего врага мелькнуло бешенство, и он отчеканил:

— Меня зовут князь Пожарский Денис Дмитриевич! Для тебя я — Ваша светлость!

— Ну зачем так официально? — поморщился я. — Ведь я же тоже князь. Может, поговорим тогда по-простому? Без этого всякого⁈

— Да какой ты князь! — презрительно поморщился Пожарский. — Ты лишь потомок ублюдка, который каким-то образом сумел обмануть артефакт! Пху! Знал, что старой Хладовой нельзя доверять! Как была набитой дурой, так и осталась! Ничего! Потом сама поймёт, какую ошибку совершила.

Я тихо рассмеялся.

— Да, настолько пустой и бесполезный человек, что вы тайно собрали в Новосибирске впечатляющие силы, которые должны были меня убить?

На подначку князь не ответил, как и на несколько других вопросов. Пришлось доставать телефон, выводить записи с установленных видеокамер и вызвать жажду крови.

Экран ожил. На нём мирные кадры спящих детей. Мальчик лет десяти. В соседней комнате девочка помладше. На следующей паре две девушки лет семнадцати.

Пожарский побледнел, мышцы на его лице закаменели.

— Что это? — спросил он глухо. — Что ты с ними сделал?

— Они просто спят, — ответил я, усиливая жажду крови, — но если ты будешь молчать, то…

— Ты! Ублюдок! Только посмей их хоть пальцем тронуть! — прошипел князь, и в его голосе звучала настоящая ненависть. — Убийца детей!

— А ты? — я приподнял бровь. — Или уже забыл, как Пожарские, Коршуновы и Чижовы вырезали Хладовых? Как жгли дома, добивали раненых, убивали детей? А может, ты забыл, что твои дружинники должны были делать с нашей семьёй в Новосибирске? Чем ты лучше меня? И назови хоть одну причину, по которой я не должен вырезать вас всех?

— У тебя не хватит духа! — до боли сжимая кулаки, произнёс Пожарский, заставляя меня негромко, но искренне рассмеяться.

— Знаешь, скольких человек я убил? А скольких тварей разрубил своей саблей? Да возвращаясь с разлома, я первым делом иду в душ, чтобы смыть чужую кровь! Всё это время я едва ли не жил в ней! Да мне теперь больше подходит фамилия Мясник, чем Морозов!

Пожарского передёрнуло, но он взял себя в руки.

— Поклянись, что не станешь убивать моих родных, когда всё узнаешь!

— А ты клянись, что расскажешь всю правду! — велел я. — Тогда мы договоримся.

После взаимных клятв Пожарский взял себя в руки и начал говорить. С его слов, он, как хранитель артефактной ритуальной имперской книги, имел возможность отследить появление в империи нового князя, выяснил их имя, а также то, что они находятся в родстве с Хладовыми. Переезд в Новосибирск, увеличение рода, подчинённый отряд «Лига охотников» с множеством сильных егерей, а также новость из книги заставили его нервничать.

Всё это казалось звеньями одной цепи, из-за которых не до конца уничтоженный род врагов не только возродился, словно феникс, но и стал смертельно опасен. Неслучайно новые рода могли создавать потенциально самые сильные маги времени. Что ещё хуже, такие князья отчего-то всегда отличались в истории весьма мстительным характером, благодаря которому многие враждебные им рода были уничтожены. Поэтому он и решил устранить угрозу. Закончил он каким-то странным взглядом.

— Только вот я не успел. Да и ты, насколько могу судить, оказался гораздо сильнее, умнее и способнее, чем кто-то мог ожидать. Откуда это в тебе? Кто тебя учил? Где?

— Но ты же не думал, что я оказался в ритуальной книге просто так? Сила, чтобы уничтожить весь твой род, у меня есть, в этом можешь не сомневаться.

Наши глаза встретились, и его передёрнуло. Он понял, что я не шучу.

— Чего ты хочешь? — спросил князь наконец.

— Чтобы, когда к тебе прибудет Коршунов с Чижовым, ты убедил их оставить войну! Я уверен, что мир возможен!

На мгновение в его глазах мелькнуло недоверие, затем, когда он посмотрел на моё лицо, там появилась насмешка, которая тут же сменилась изумлением.

«Вспомнил сколько мне лет, подумал, что общается с пусть и невероятно сильным, но молодым, а потому наивным парнем, которому можно пообещать всего и побольше, а затем обмануть, — пронеслось в голове. — Что же, именно это мне и нужно. Пусть считает, что у него есть шанс, и не дёргается».

— Ты уверен, что хочешь мира? — внимательно вглядываясь мне в глаза, спросил князь, и я честно ответил:

— Конечно! Вместо этих вот ненужных мне проблем я бы лучше попутешествовал, мир посмотрел, другие разломы и был бы уверен, что моим родным ничего не угрожает.

После ответа в кабинете повисло молчание, а затем Пожарский, тщательно скрывая удовлетворение, сказал:

— Хорошо. Если ты мне это обещаешь, то я обязуюсь убедить Чижова и Коршунова выбрать мир. Хотя после твоего оскорбления последнего мне будет уговорить непросто.

«Всё. Конец. Он окончательно посчитал меня малолетним слюнтяем, который монстров, может быть, и убивал, а вот с людьми запачкаться не хотел. Недооценивает меня. Или ему просто хочется верить в то, что я именно такой, и он ещё немного поживёт?»

То, что мои догадки верны, подтвердил и развязавшийся язык Пожарского, который до приезда гостей решил меня заболтать.

Спустя несколько часов где-то в коридоре послышались шаги, и я произнёс:

— Сейчас я скроюсь и останусь незаметным для твоего посетителя, но если ты дёрнешься, подашь хоть какой-то сигнал, то я атакую незамедлительно. Лучше останусь живым, но с врагами из трёх сильных родов, чем просто погибну.

— Я тебя услышал, — ответил Пожарский. — Можешь не сомневаться, дёргаться я не буду.

Вскоре дверь