Герой из героев. Дело привычки - Елена Тихомирова

– Да куда ей бежать, коли дверь запереть? – убедительно произнёс хозяин гостиницы. – А на визг разберёт, так охолонем. Сам поднимусь.

– Хорошо.

Покуда мальчик, откликаясь на зов отца, подходил ближе, я отсчитывал монеты и напряжённо думал. Мне очень хотелось верить, что всё обойдётся – и что мой Шершень не сбежит, и что предприимчивое семейство излишним милосердием не страдает. То есть, не позовут они стражу для разбирательства отчего у девчонки крики такие дурные.

Отдав деньги, я вышел на улицу. В такой жаркий день очень хотелось обзавестись широкополой соломенной шляпой и сидеть где-либо в тенёчке, вытянув ноги. Однако моим ногам покой только снился. Время нельзя было терять, а потому я отправился не за соломенной шляпой, а к дому мастера Гастона. Как-то после попытки побега девочки и последующих разбирательств с богом этого мира расхотелось мне ещё один чудный день в Юдоле просиживать. Эта подлючая тварь Арнео запросто мог в порыве возвышенных чувств пойти к Тьме претензии какие‑либо высказывать. И что тогда помешает моим Хозяевам поинтересоваться у меня отчего я молчу? Зачем скрываю, что исполнил свой долг?

Предположения о таком мне крайне не нравились, а потому я шустро зашагал по мостовым, покуда не остановился возле дома красильщика. И первое, что понял, можно было потерять время. Даже стоило. По крайней мере, часика три-четыре. Тогда бы я не столкнулся нос к носу с похоронной процессией. Гроб с останками Катрин как раз выносили через дверь. Мишель и Герда стояли снаружи, обливаясь слезами. Рыдающая Аннет шла вслед за мёртвой дочерью и так и порывалась ухватиться за крышку гроба.

– Нет, этого не может быть! – стонала женщина. – Она живая! Живая. Верните её домой!

Кто-то из соседок постарался успокоить несчастную, но слова не помогали. Горе не давало расслышать ей ни одного звука. Возможно, мастер Гастон, её отец, смог бы достучаться, но он и сам походил на тень самого себя. Глаза у него опухли, кожа выглядела белее снега, сухие руки дрожали. Его самого приходилось поддерживать, чтобы он не упал. Таким раздавленным этого человека мне никогда ещё не доводилось видеть.

– Мастер Гастон, – подошёл я ближе.

– Арьнен? Это ты, Арьнен? – попытался он всмотреться в моё лицо так старательно, как будто по новой ослеп.

– Я.

– Ты тоже пришёл проводить мою Катрин в последний путь?

Хм. Вообще-то нет.

– Мне бы хотелось…

– Не надо, не говори ничего, – из глаз мужчины потекли слёзы. – Я уже слышал много слов скорби.

Так может послушаете радостную весть? Не хотите мёртвую девочку на живую обменять? Возраст практически один в один. Баш на баш будет.

– Но меня-то вы ещё не слушали, – с укоризной произнёс я. – Кроме того, скорбные речи у меня никогда не получались, я вообще не вижу в них смысла. Мне совсем не то хотелось вам сообщить.

Мастер Гастон внимательно поглядел на меня, прежде чем твёрдо сказал:

– Тогда тем более не говори ничего, Арьнен.

– Но как я могу ничего не говорить, если я специально ради этого шёл к вам? Выслушайте. У меня есть деловое предложение, которое может вам понравиться.

– Арьнен, о чём ты? Ну какое деловое предложение? – с раздражением уставился на меня мастер Гастон.

– Думаю, вы его оцените. Так вот…

– Прекрати!

Его громкий голос привёл к тому, что ближайшие к нам люди покосились на меня с откровенной антипатией.

– Прекрати, – сурово повторил мастер Гастон. – Если не имеешь никакого уважения к смерти, так прояви его хотя бы ко мне! Уходи отсюда и не смей появляться до конца недели.

– Я уважаю смерть. И вас я тоже уважаю. Это вы ведёте себя не очень-то вежливо, не давая сообщить…

Мне пришлось прерваться на полуслове, так как мастер Гастон резко отвернулся. Он намеревался проигнорировать меня и пойти вслед за процессией. Его нисколько не заботило, что я столь тщательно готовил речь для него.

– Мастер Гастон! – в возмущении я ухватил старика за локоть, но он так дёрнул рукой, что мне пришлось его отпустить. Вместе с этим из окружающей нас толпы донеслось:

– Убирайся отсюда, паршивец!

А ещё кто-то не очень-то тихо добавил:

– Вот мерзавец. Поучить бы его уму-разуму…

Почувствовав поддержку соседей, мастер Гастон зашагал вперёд решительно и достаточно быстро для своего возраста. При этом, хотя я видел только спину, во мне горела уверенность, что его лицо выражает ослиное упрямство. Он по‑настоящему рассердился на меня, и я окончательно понял, что первое впечатление оказалось верным. Не следовало торопиться. Я выбрал крайне неудачный момент для проявления собственной смелости, и повторять попытку в ближайшие дни действительно не стоило.

Отойдя в сторонку, я подождал, пока похоронная процессия не скроется из виду, а после сел на крыльцо и всерьёз задумался. Бездеятельно коротать дни в городе мне никак не улыбалось, ведь за время, что я терял впустую, некто (да тот же Бажек!) мог донести до ушей мастера Гастона весть о смерти Эветты. И донести так, что меня с порога взашей прогонят. Тогда пришлось бы искать какие-либо иные подходы к старику, а это опять думать, что ему сказать, и снова потерянное время. Оно запросто могло перейти даже не в дни, а в недели. Это если действовать мягко, а не с наскока, как я только что попробовал.

… Вот только смысл тогда в таком опекуне для меня вообще отпадал! Хлопот слишком много.

Нервно проведя рукой по волосам, я задался вопросом – что же мне теперь делать? И принялся я размышлять так активно, что аж мозги вскипели.

Рассчитывать на помощь Храма я уже не мог. Мой запасной вариант и так изначально мне не очень-то нравился, а тут новое обстоятельство – вдруг Тьме уже известно о смерти Эветты? Я ведь не знал, как поступит Арнео. Выражая своё возмущение касательно меня, он запросто мог донести моим Хозяевам о выжившей девочке, а, значит, у Чёрных магов могли иметься распоряжения насчёт её. И вряд ли бы они соответствовали моему понятию о заботе.

Я грустно вздохнул. Несмотря на столь логичное рассуждение никаких знаков Тьма мне пока не посылала, а потому – вдруг этот поэтишка не стал языком трепать? Тогда можно сперва разобраться с девчонкой, а это значит, что я отправлюсь на дороги междумирья с лёгким сердцем. Никто ни в чём меня не заподозрит даже… если не спросит напрямую, конечно.

Вынужденно я углубился в мысли о том, в чём крайне плохо разбирался. Я старался рассудить, что именно может предпринять кто-то другой.

– Треклятье! – наконец рассердился я так, что