Юрий Силоч - Железный замок

У Хутты отобрали оружие, выдав взамен мешок с награбленной едой.

Этот пир, устроенный в двух шагах от трупов, Табас никак не мог выкинуть из головы и, похоже, не сможет до конца своей жизни. Стоило отзвучать последним выстрелам, как люди набросились на еду: жадно, загребая горстями, даже не утруждаясь стереть капельки дикарской крови. Только Рыба, как человек с более тонкой душевной организацией, предпочитал подуть на кусок или сполоснуть его водой перед тем, как отправить в рот. Все, кроме Ибара, начали тоненько хихикать от нервов и удовольствия, вызванного насыщением. Жуткая картина: смеющиеся люди, жрущие в три горла, а на расстоянии вытянутой руки — грязные босые ноги. Множество мёртвых ног.

— Транспорт нужен, — сказал Ибар во время привала в редком сосновом лесу, пахнувшем смолой и пылью.

По дороге пылила группа дикарей, которые громко переговаривались и смеялись.

— Так давайте я добуду, — предложил Прут. — Давайте, а?

— Ещё не время, — Ибар почувствовал, что здоровяк в его полном распоряжении и не стеснялся использовать это влияние. Айтер лишь угрюмо покачал головой, глядя на это — ещё немного и он останется один на один с наёмниками, которых силой вынудил идти с собой. Чем он запугал Ибара, оставалось для Табаса тайной, но юноша был уверен, что обожжённый вояка вцепится нанимателю в глотку при первой возможности.

Ситуация становилась всё напряжённее и непонятнее: сам Табас уже плохо понимал, почему бы ему не пустить Айтеру пулю в голову и не пойти своей дорогой. Лично его экспедиция уже достала. Если против пятерых головорезов, преданных своему вожаку, они и не выстояли бы, то два на три — уже совсем другой расклад. Впрочем, по Ибару нельзя было сказать, думает он о побеге или нет: наоборот, наёмник рвался вперёд и гнал людей, не делая поблажек даже убогому Хутте, который дичал на глазах.

— Сегодня ночью, — решил Ибар, пораскинув мозгами. — Колонны останавливаются на ночь, вот мы какую-нибудь и возьмём.

— Сдурел что ли? — Айтер поглядел исподлобья. — Там же эти будут. В беретах.

— А кто сказал, что будет легко? — оскалился-улыбнулся Ибар. — Ножками топать не лучше. Тем более что мы отстаём от графика. Знаешь, когда ты влез в моё планирование, сказав, что надо делать по-твоему, я поверил на слово. Оказалось, зря.

— Даже не начинай опять, — устало вздохнул Айтер. Он сидел осунувшийся, исхудавший, почерневший от солнца и пыли, с отросшей седой клочковатой бородой, и Табас с жалостью подумал, что за эти дни его наниматель очень сильно постарел. Живыми оставались только глаза.

— Тогда сегодня ночью, — кивнул Ибар. — Табас, готовься. Это тебе не помощников полиции отстреливать.

При слове «отстреливать» Хутта дёрнулся.

— Всё нормально, — успокоил его Табас. — Ты останешься тут.

Ибар кивнул.

— Прут, тебе тоже надо будет остаться.

— Почему? — расстроился здоровяк.

— Кто-то же должен охранять вещи, — наёмник смерил взглядом Айтера. — И ты тоже останешься.

— Это ещё почему? — наниматель попытался изобразить недовольство, но не особенно старался. Он устал, ужасно устал и шёл непонятно на каких внутренних резервах. Наверное, там, в конце пути, его действительно ждало что-то важное.

— Значит так! Сегодня мы больше никуда не пойдём, — сказал Ибар. — Углубимся в лес, найдём тень и отоспимся. А уже ночью пойдём искать приключения.

Когда стемнело, снова двинулись в путь. По ночам тракт был пустынным, лишь светились иногда в кромешной тьме костры лагерей. Из-за света Гефеста всё вокруг было тускло-красным, а когда на небе появлялся Той, то свет немного бледнел — и всё на земле отбрасывало две тени: одну хорошо заметную, плотно-чёрную и вторую, размытую и неясную, вертевшуюся, как часовая стрелка.

Воздух пах сыростью и пылью, в низинах залегли густые белёсые туманы, похожие на огромных спящих призраков. В них было ужасно холодно и сыро даже несмотря на то, что отряд двигался по территории, почти прилегающей к пустыне. Её раскалённое дыхание ощущалось тут повсюду: в горьком воздухе, непривычно жёлтой дорожной пыли, налёте на листьях высохших деревьев.

Темнота и тишина, лишь оркестры насекомых в густой жёлтой траве скрипят и цвиркают так, будто у них там репетиция парада.

— Хорошо… — не сдержавшись, сказал Табас, тихо, вполголоса, но Ибар его услышал и одобрительно скривил изуродованные губы в улыбке.

— Хорошо.

По тракту шли быстро и бесшумно — скользили, как тени, выискивая в темноте редкие огоньки костров, означавшие, что там можно найти искомое. Когда подходили ближе, Ибар давал приказ спрятаться и ненадолго исчезал в темноте. Свои бинты он замазал дорожной пылью, чтобы не выделяться на фоне ночи, и двигался бесшумно, поэтому, стоило обожжённому наёмнику сделать несколько шагов в сторону, он словно переставал существовать. Табасу оставалось лишь завидовать такой прыти — он тоже многое умел, но, чтобы так исчезать, нужен, как ни крути, огромный опыт, которого у юноши не было.

Ночь уже подходила к концу.

Айтер забубнил, что, мол, они таким образом ни черта не найдут и придётся снова весь день отсыпаться, но тут Ибар, вынырнувший из темноты, приказал собираться.

— Хватаем вещи и дуем пешком по правой стороне трассы так, чтобы нас с левой не увидели. Табас! Встречаемся у сосняка, в километре отсюда, там ещё несколько деревьев обожжены и сломаны. — Ибар указал рукой, но из-за темноты молодой наёмник не смог разобрать, о каком именно сосняке шла речь. — Айтер! Если всё пойдёт как надо, то у нас почти не будет времени на остановку, поэтому будьте наготове. Услышите двигатели — сразу хватайте шмотки, не стойте столбами. Всё ясно?

Вопросов и возражений не поступило.

— Табас! Скидывай броню! Берём только ножи и автоматы. Больше ничего, даже запасных магазинов, не пригодятся.

Юноша торопливо снял Адметовский бронежилет, который Ибар разрешил оставить, сказав, что такие встречаются у дикарей: мол, модель старая, из числа стандартных конструкций. Во всём теле сразу появилась необыкновенная лёгкость — за время путешествия Табас успел привыкнуть к броне до такой степени, что вообще перестал её замечать.

Табас поднялся на ноги, кивнул Ибару и направился следом за ним. Юноша прекрасно видел в темноте и не отставал от Ибара, они скользили по освещённому Гефестом сухому усыпанному песком лесу в полной тишине, нарушаемой лишь стрекотом насекомых и шелестом тёплого южного ветра.

Стоянка дикарей была видна издалека. Три небольших костра, одноместные палатки, установленные на земле, и импровизированный лагерь. На пятачке каменистой земли припаркованы несколько фур, цистерна-топливозаправщик, три пропылённых гражданских джипа — старые, продырявленные пулями, и пикап — крупный, четырёхдверный, мощный, с ракетной установкой, смонтированной в кузове и пулемётом на треноге.

Табас вместе с Ибаром дважды прополз на брюхе территорию вокруг лагеря, присматриваясь, прислушиваясь, выискивая позиции часовых. Он бы и в третий раз с удовольствием прополз бы, если б не близкий рассвет и необходимость действовать.

— Часовые сонные, — прошептал Ибар, когда наёмники решали, что делать дальше. — Всего пятеро. Охраняют только машины. И это странно.

— Что будем делать? — спросил Табас.

В темноте блеснули крупные зубы.

— Резать. Возьмём пикап. Уж больно он мне приглянулся.

— Он же топливо жрёт, как сволочь.

— Да, но это командирская машинка, — качнулась в темноте голова Ибара. — Не простая. Там должен быть запасец на чёрный день. Короче, слушай. Ты бери на себя левую сторону, а я — правую. Эх, было б нас больше, перерезали бы весь лагерь к хренам…

— Прута позови, — мрачно пошутил Табас.

— На всё про всё — десять минут, — Ибар никак не отреагировал на слова напарника. — Пошли!

Ибар перекатился и исчез за деревьями. Табас осторожно поднялся и, пригибаясь, прячась в тени деревьев и стараясь не наступать на сухие сучья, начал красться к своим «клиентам». Ибар предоставил ему самую простую часть задания: та часть стоянки, которую предстояло зачистить, находилась в тени — костров тут не жгли, да и часовых было всего двое.

Табас крался, замирая и задерживая дыхание. Он действовал бесшумно, стараясь не выдать себя ничем, дожидался, пока ветер зашелестит кронами деревьев и скроет шорох пыли под ногами и скрипение сучьев, а когда было необходимо — полз на брюхе. Здоровенные силуэты фур были его ориентирами: ошибиться и выйти не туда — было просто невозможно. Опыта скрытных действий очень не хватало, но Табас компенсировал его отсутствие старанием и аккуратностью. К первому охраннику он зашёл за спину. Здоровый дикарь в берете с висевшей на груди огромной самозарядной винтовкой смотрел вверх на звёзды и то и дело зевал. От него пахло потом. Он даже не ходил никуда, просто стоял и ждал рассвета, тихонько чавкая. «Жвачка», — догадался Табас, издалека почуявший характерный запах, и вытащил тускло блеснувший нож.